выздоровела.

Она преодолела все это. Попрощалась с плоскими обманщиками. И зажила своей жизнью. Реальные парни, новые самостоятельные интересы, достижения ради себя, самодостаточность пробуждений по утрам. Она даже не вздрогнула, узнав, что его группа распалась, и не ощущала голода, когда он исчез из эфиров, экранов и страниц. К тому времени, чуть менее года назад, он был уже совсем из другой, чужой истории.

Она давно выросла из возраста старшей школы. Ей скоро 24.

Тогда какого черта она бросилась бежать, словно увидела привидение?

В первый раз в жизни поймав живой взгляд, изученный с плакатов. Прицеленный.

Ничего, минутное помутнение. Нужно встряхнуться и накрыть ужин родителям. А его уже нет. Его давно уже нет.

Ни в ней, ни тут.

И тут она сначала почувствовала вибрацию спиной, а потом ощутила звук.

Стук. И в этот же момент – вопросительные взгляды сверху – мамы, а потом и папы с верхних ступенек.

– Тассмин Мэйнсворд? Привет! Ты дома? Помнишь меня, мы учились в старшей школе?

«не помню» – хотелось ответить ей этому грубоватому непрошенному вторжению, но она помалкивала, лихорадочно соображая, как совладать с лицом. Стараясь удержать дверь и одновременно беспомощно следя за неотвратимо надвигающимися на нее родителями.

И да, она почти не удивлена. Она в курсе, что у него всегда была отменная память. Он схватывал на лету и с легкостью повторял на слух любые тексты, мелодии, списки… Так чему удивляться…

Но дверь вибрировала и настаивала.

– Я тоже в гостях у родителей. Доброе совпадение, да?

Доооо… на традиционный то семейный праздник… Неожиданно!

– Это мило, встретиться вот так, верно? Могу я войти?

Что ему нужно?? Зачем?? А они – к чему вот? Отправляйтесь к себе, ну же! Можно вот сейчас – без соучастия???

Она удержала бы дверь, но родители с вопросительными лицами спустились в кухню, и лучше б эта вопросительность так и оставалась на лицах,

но она – прозвучала:

– Тэмми! Почему ты так бежала?

Они видели.

Дверь притихла. Но атаки с двух сторон, пускай и поочередной, выдержать она была уже не в силах.

Ну и куда теперь деваться? Он услышал это. Разоблачение. Да и появившись буквально через полминуты, он наверняка видел, куда она делась. Где она спряталась. Укрылась.

От чего?

И если уж он ударился в догонялки, теперь прятаться глупо. Еще глупее, чем было убегать.

Какие нелепые детские игры, выругала она себя. Подталкиваемая выжидательностью родителей, глотнула воздуха, и надев на свой нелепый детский испуг лицо Опры, деловито развернулась и распахнула дверь.

Услышала, как охнула за спиной мама. Которая прошла с ней весь этот фанатский путь. Которая утешала, ругала, увещевала, доказывала и интересовалась вместе с нею просто чтоб не отдаляться от своего обуреваемого эмоциями и гормонами подростка. Она тоже сразу узнала. Хотя теперь узнали б и не многие.

Он был не похож на того культового 20-летнего мальчика-Икону 5-летней давности. Прическа под Элвиса «с ветром», 12-бальным уроганом в волосах – сейчас ровно обыденно острижена и нейтрально легла темным округлым чуть шершавым покрывалом на свое место, непривычно укрывая лоб, и делая былой открытый наивный взгляд – настороженным и немного хищным. Чистое нежное глянцевое обычно лицо оказалось покрыто неровной щетиной. А вместо привычных классических элегантных костюмов ошеломительных цветов на нем обнаружилась какая то растянутая темно-синяя майка с белой надписью, неряшливая ветровка и широченнные варенки. Сейчас он больше напоминал скандалиста их группы – Лэйтона, чем самого себя образца популярности – легкого, элегантного, энергичного, собранного, респектабельного, распахнутого. Сейчас на нее уставшим взглядом смотрел потрепанный тип, которому она не открыла бы дверь,

если б не глыбы ассоциаций. Впрочем, они тоже не сильно в этом помогали.

Последний год, невольно вспомнила она, группа заметно сдала. Милые школьники, покорявшие своей непосредственностью страну за страной, неминуемо выросли, и откровенно говоря, приелись публике. Хулиганы начали остепеняться, и, пожалуй, уставать, а нежный прелестник романтик в 23 смотрелся уже не столь органично, как в 17-19.

Вдогонку былому в прошлом году группа выпустила еще один альбом, где негласный солист, чьим голосом исполнена большая часть музыкальной составляющей проекта и легендарностей, предстал в новом облике. Видимо, была предприняла довольно решительная, если не сказать – отчаянная, попытка трансформации, переформатирования первого лица. Очаровательный и безмятежный, немного ретро-консервативный собирательный образ Элвиса и Майкла Джексона, с нежным голоском, он вдруг научился зачем-то хип-хопистым жестам и гонорку. Без трендового чутья Лэйтона тут явно не обошлось, тот всегда угадывал «куда ветер дует», и опережал все модные веяния.

Но несмотря на свою природную сценическую органичность, «фронтмен» принят в новом образе не был. Не было принято его взросление – таким, каким было предложено, в таком резком перепаде. Для публики так и осталось загадкой: провалились ли отчаянные попытки ап-грейда – у менеджеров, или личный поиск себя у самого солиста. Но смахивало это на какое-то странное подражаение. Или подлог. Длившийся все эти годы.

Тэмми игнорировала все эти новости там, вдали, и когда перед ней предстал знаменитость версии 2… удивление получилось почти достоверным:

– Хантер?!

Прозвучало так деловито, что он вдруг срефлексировал потребностью рассказать кто он вообще такой тут и зачем стучал.

Он узрел родителей и приветливо кивнул им, потом скользнул взглядом по ней.

– Мы учились в одной школе. Помнишь? – неловко изобразил любезность он. Теперь эту неловкость, преданно игнорируемую столько лет, она замечала во всем.

Поймав немигающий взгляд, он принялся оправдываться:

– Может, мы дружили.. кхм. Не очень близко, но разве не прикольно – вот так встретиться через столько лет? Случайно.

Он осекся, сам понимая, что повторяется. Он никогда не славился красноречием, хотя пора б уже и научиться. После стольких то интервью… которые всегда «вывозили» за него друзья.

Он стоял в дверях, ища оправдания своему присутствию здесь, и в суматохе скорей от неизбежности выбрал непреклонную цель – проникнуть внутрь. Сейчас. Преодолеть преграду. Препятствие в лице девушки, которая зачем-то только что обнадежила его. Капелькой былого восхищения.

* * *

Хантер Райс разрывался между полярностью своих ощущений уже последние 8 месяцев, когда жизнь перевернулась. С одной стороны, он был несказанно счастлив скинуть с себя весь этот груз бесконечного оправдывания чьих-то ожиданий и угождания ревущей толпе. Ему просто нужен был отдых. Большой глоток приватности. Спрятаться, скажем, от всех на необитаемом острове и утверждать свою независимость от обстоятельств, мнений, свою самость, частность, целостность,

свою идентичность. С которой, казалось, сам не до конца еще знаком.

С другой стороны, его ошеломляла возможность ходить по улицам – одному. После стольких лет в музыкальной семье, со свитами за спиной. Вроде и прикольно, то, чего так давно хотелось… но так непривычно! В какой то момент он начал отдавать себе отчет в том, что его пугает мысль, что он больше никому не нужен. Что вся эта подушка безопасности, подкидывающего его – сдулась! На контрасте с недавним это было ледяным дождем за шиворот. Неужели сейчас, в 23, он вышел в тираж? И больше никому не интересен? Даже этой девушке, которая, теперь он осознавал это совершенно отчетливо, симпатизировала ему ребенком еще до шквального, коммерческого, сотканного, полного искуственности успеха? Просто так… Отголосок именно того детского, а вовсе не подросткового и тиражного, он увидел сейчас, парой минут назад. Несмотря на все свои проблемы проницательности, такие вещи от теперь считывал безошибочно. Поклонница. Прочно бывшая. Не совсем поверхностная. Ускользающая теперь любовь и преданность, которые он заслуживал столько лет изо всех сил.