Ирвин Шоу

Любовь на темной улице

сборник рассказов

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЖЕНИЛСЯ НА ФРАНЦУЖЕНКЕ

Эта привычка крепко-накрепко укоренилась в нем. Теперь, по сути дела, она превратилась в ночной ритуал. Как только он садился в поезд для сезонников и льготников на Центральном вокзале, то первым делом раскрывал французскую газету. Чтение ему давалось с трудом, так как он начал сам изучать французский, когда вернулся с войны из Франции, а с тех пор прошел только год. В конце концов ему удалось прочитать почти всю ее: на второй полосе сводку о несчастных случаях и совершенных преступлениях, раздел политики, театральную и даже спортивные странички. Но, прежде всего, его интересовали информационные сообщения о покушениях, взрывах пластиковых бомб, одиночных и массовых убийствах, которые совершала в Алжире и по всей Франции ОАС1 -- секретная вооруженная организация, поднявшая мятеж против правительства генерала де Голля.

Он искал одно имя. Вот уже больше года не мог его найти. И однажды дождливым весенним вечером, когда битком набитый этими провинциалами, жителями предместий, поезд медленно выползал из-под свода вокзала, он его, наконец, увидел. В газете сообщалось, что накануне ночью в Париже произошло одиннадцать взрывов. Были взорваны книжный магазин, аптека, квартиры двух чиновников, дом журналиста. Репортер получил несколько ранений в голову, но его жизнь, как обычно говорят, была вне опасности.

Бочерч бросил газету под лавку. Нет, такую домой он не принесет.

Он сидел, глядя в окно, покрытое каплями дождя, а поезд, выскочив из тоннеля, мчался вдоль Парк-авеню. Все произошло не совсем так, как он предсказывал, но его прогнозы оказались весьма и весьма точными. Он смотрел в окно. И вот нынешний год пропал, многоквартирные жилые дома Нью-Йорка с их мокрыми крышами исчезли тоже, и их заменили парижские улицы в разгар дня...

Бочерч вошел в табачную лавку и с помощью разыгранной небольшой пантомимы и довольно понятных жестов получил то, что хотел,-- сигару. За этот день это уже вторая. Дома он закуривал сигару только после обеда, но сегодня он в отпуске, к тому же он с двумя старыми приятелями вкусно поел за ланчем, а Париж вокруг него был таким оживленным, таким странным, таким забавным, а вторая сигара вызывала у него еще более осязаемое ощущение роскоши и благополучия. Он со знанием дела зажег сигару и пошел, прогуливаясь по выставившей напоказ свое богатство улице, любуясь яркими витринами, красивыми женщинами, последними лучами осеннего солнца, освещающими высокую позеленевшую колонну, на верху которой гордо стоял Наполеон. Он заглянул в знаменитый ювелирный магазин, решив, правда не окончательно, проявить свою щедрую экстравагантность и купить сережки для жены. Он туда вошел, но очень скоро вышел, печально покачивая головой. Такие сережки ему не по карману. Чуть дальше он остановился у книжного магазина и купил ей большой, прекрасно отпечатанный альбом цветных эстампов Эколь-де-Пари1. Альбом стоил дорого, но если судить по сережкам, то игра стоит свеч.

К тому же Жинетт никогда не сходила с ума по драгоценным украшениям. Ему в этом отношении явно повезло. Это еще объяснялось и тем, что до прошлого года, когда Бочерч стал партнером в той адвокатской конторе, в которой проработал со дня получения диплома, они с Жинетт были стеснены в средствах и не позволяли себе бездумно транжирить деньги. Дети, налоги, строительство своего дома возле Стэмфорда -- все это требовало больших денег, так что в результате оставалось совсем немного, и думать о приобретении бриллиантовых сережек уже не приходилось. Бочерч был уверен, что она так красива, так очаровательна, что бриллианты ей ни к чему. Он улыбнулся про себя: какой он умный и находчивый, и похвалил свой рациональный подход к жизни.

Пройдя с полквартала от отеля, он увидел ее. Она шла в каких-то двадцати ярдах от него, в густой толпе прохожих, но он никогда не смог бы ни с кем спутать ее головку с аккуратной прической, ее строгую походку, прямую фигуру. Но она была не одна. Рядом с ней шел какой-то мужчина в плаще и мягкой зеленой тирольской шляпе. Жинетт взяла его под руку, и пара не спеша направилась к отелю на углу улицы Риволи. Они были увлечены серьезной беседой, и Жинетт, повернув голову, внимательно слушала своего спутника, который ловко лавировал между прохожими, направляя ее на свободное место. Время от времени они останавливались, как будто такой остановки требовала особая серьезность темы, которую они обсуждали.

Глядя на них, Бочерч почувствовал, как вдруг пропадает, словно соскальзывает с него прежнее чувство роскоши, благополучия, пропадает удовольствие от пребывания в этом прекрасном городе. Такое с ним случалось впервые в жизни. Она была настолько увлечена беседой с этим человеком в плаще, настолько сосредоточенна и внимательна, дружелюбна, что, казалось, совершенно позабыла обо всем на свете. Подойди он к ней сейчас, встань перед ней, то пройдет немало времени, покуда она его не узнает, его, своего мужа. После почти тринадцати лет брака такая необыкновенная увлеченность жены разговором с этим чужаком, ее связь с этим незнакомцем, их появление на неизвестной ему улице заставили Бочерча почувствовать себя каким-то потерянным, отрешенным человеком, и на какое-то мгновение у него промелькнула мысль о вполне реальной возможности ее ухода от него.

Он, остановившись, принялся разглядывать витрину, чтобы изгнать из своего сознания образ этой воркующей пары. Бочерч смотрел на свое отражение в стекле -- крупный, здравомыслящий, уверенный в себе мужчина, которому немного за тридцать, вполне привлекательный, с отличным здоровьем, с морщинками у рта, свидетельствующими о веселости нрава. Это было отражение человека, который никогда не проявлял капризов, никогда не был подвержен невротическим фантазиям, отражение человека, который мог положиться на самого себя, умел преодолевать любой кризис, действуя разумно и решительно, человека, которого ничто не заставит делать поспешных выводов, которого не расстроят, не потрясут беспочвенные страхи.

Продолжая глядеть в витрину, он заставил себя трезво проанализировать, чем, какими причинами можно объяснить ту картину, которую только что видел. Жена сказала, что мать пригласила ее на ланч. Бочерч несколько раз обедал в компании этой старой дамы, но так как она не говорила по-английски, а он -по-французски, то он вскоре понял, что его обязанность зятя посещать время от времени тещу к этому периоду исчерпала себя, и он вымолил у жены позволение встречаться за ланчем с друзьями. Он посмотрел на часы. Начало пятого. Любой ланч уже давно закончился, даже здесь, в Париже. Даже если она была у матери, то после ухода от нее по окончании ланча у нее была масса времени на другие встречи. Жинетт выросла в Париже, и дважды одна, без него, посещала Францию после их женитьбы. В таком случае этот человек в плаще мог быть одним из сотни ее старых друзей или знакомых, которого она встретила совершенно случайно на улице. Но мысль о том, как Жинетт и этот человек в плаще вели себя всего на расстоянии двадцати шагов от него, перечеркнула догадку о случайной встрече и заставила звучать слова "друг" или "знакомый" натянуто и фальшиво.