Во всяком случае, мои родители нашли здесь такую же работу, как и раньше: мама устроилась воспитателем в детский сад, а папа все так же оставался водителем скрепера, землеройно-транспортной машины. В Балхаше я пошел в первый класс школы № 9 имени Кирова. Тогда все мы, семилетки, еще не умели читать и писать, этому нас обучала педагог, классная руководительница Галина Петровна. Это сегодня требуется, чтобы будущий первоклассник был полностью подготовлен. В результате родители, независимо от того, есть у них средства или личные способности, чтобы научить малыша счету и чтению, обязаны решить этот вопрос. И порой отсутствие этих знаний у шести-семилетнего ребенка становится преградой для его зачисления в первый класс выбранной школы. А тогда с нами довольно успешно занималась учительница, мы приблизительно одинаково стремились постигать основы образования, и всем было комфортно.
Я помню, что в школу ходил с удовольствием, а после отправлялся к маме на работу. Там она меня кормила, и дальше я был полностью предоставлен сам себе. Учеба не являлась важной целью – домашнее задание можно было сделать вечером перед сном или вовсе списать в классе у друзей. Сегодня я очень жалею, что не хотел прилежно учиться и все пускал на самотек. С высоты своего опыта теперь я пониманию, что школа давала важные знания, которые являются базовыми даже в предпринимательстве. И плодотворное обучение тогда в настоящее время сэкономило бы мне время и деньги. Но в ту пору я не думал о необходимости каких-то умений. И после того, как портфель был закинут в комнате в самый дальний угол, я бежал во двор играть с мальчишками. Казаки-разбойники в недостроенных домах или прятки в подвалах были у нас самыми любимыми затеями. Но если на стройках нас часто гоняли рабочие и сторожа, то заставить дворовых мальчишек не лазить по подвалам жильцам было довольно трудно. И пусть двери закрывали на висячие замки, а окна закладывали кирпичами, мы все равно находили способы прорваться в какие-нибудь темные и сырые подземелья. Это было не то чтобы азартно и интересно, но точно безумно романтично – полумрак обширного низкого пространства с таинственными переходами между толстых труб и стен. Среди них обитало глухое эхо быстрого детского дыхания и срывающиеся на крик мальчишеские голоса…
Но вскоре все эти ребяческие игры у меня сменило настоящее романтичное увлечение. Город Балхаш раскинулся вдоль северного побережья одноименного озера и даже в советское время по его глади плавали яхты и небольшие катера. А какой же мальчишка не мечтает стать юнгой на корабле дальнего плавания? В Балхаше имелся яхт-клуб и, конечно, я записался в него и стал посещать занятия.
Лето в этой южной части Центрально-Казахстанского мелкосопочника начинается еще в апреле. Уже тогда вовсю цветут деревья и кустарники, а воздух прогревается до плюс семнадцати градусов. Весной мы проходили теоретический курс по парусному спорту; заучивали названия тросов, вязали морские узлы, пытались «считывать» данные навигационных приборов, картплоттера и других датчиков. На учебных яхтах мы сами ставили и убирали паруса, управляли ими по кромке ветра, брали рифы в команде. До осени я, загорелый как африканец, гулял по набережной вразвалочку, словно настоящий матрос в зарубежном порту. Это были невероятные ощущения, я обожал «ходить» на яхтах по озеру. И все-таки в этом моем увлечении имелся один недостаток – все мы были «шестеренками» одного корабля, а я подсознательно хотел чего-то большего. В яхтинге, особенно если в экипаже много людей, ошибочные действия одного человека способны лишь чуть притормозить скорость реакции остальных, но все равно никак не повлияют, например, на саму гонку между судами. И это же касается абсолютной победы в таких соревнованиях. Отработаны слаженные действия всех яхтсменов в команде – отлично! Но не это определяет путь к успеху. Одна из важных составляющих яхтинга – стратегия, почти что продуманная шахматная партия, а я был не готов к пониманию ее условий. Капитаном всегда был кто-то другой, из старших или взрослых. Такое положение дел меня сильно разочаровывало.
Вскоре я бросил это занятие и даже почему-то не пожалел. Видимо, мне и тогда хотелось найти себе такое применение, чтобы от меня зависело если не все в выбранной деятельности, то очень многое. Я рос спортивным мальчишкой, и в школе тренеры из разных секций часто подходили ко мне, предлагая заняться то вольной борьбой, то волейболом. Мне было приятно, я соглашался, начинались тренировки, но потом все заканчивалось усталостью от однообразия и таким же разочарованием. Вероятно, во всем этом не было какой-то личной ответственности, которая заставляла бы меня выкладываться в полную силу, что называется, двигаться «вопреки всему», прорываться сквозь боль и сложности, но достигать отличных результатов. Ведь я это должен делать для… А вот здесь самое интересное. Преодолевать трудности ради самого себя, чтобы достичь успеха в выбранной деятельности, лично мне было не нужно. Это должно быть крайне необходимо кому-то еще, моим родным, например. Но они в серьезность моих увлечений не верили, да и я не давал им для этого никакого повода.
Однажды мы с одним одноклассником, как обычно, гуляли после школы, болтались по району и увидели странное трехэтажное здание, в котором все окна были распахнуты настежь. Только начался учебный год, сентябрь был теплым и солнечным, таким же, как и недавний август, и из окон на улицу неслась нескончаемая какофония разных звуков: дудели, звенели и бренчали музыкальные инструменты, стучали барабаны. Все это было неожиданно и удивительно. Дверь в доме, на котором висела табличка, сообщающая, что перед нами музыкальная школа, тоже была открыта, и мы осторожно вошли внутрь. Поднимаясь по лестницам, пробираясь по коридорам, дергая подряд все дверные ручки и заглядывая внутрь открытых классов, мы с другом вскоре наткнулись на группу юных музыкантов и их преподавателя.
– Мальчики, вам кого? – спросил нас седой мужчина в очках, на вид – самый настоящий профессор.
– А-а-а… мы-ы… тоже хотим… – промычал я, пытаясь на ходу придумать оправдание нашему любопытству.
– Здесь класс скрипки, – устало вздохнул «профессор». – А вы на чем играете? – он поднялся с места и начал закрывать окна.
Но сквозняк уже взлохматил наши отросшие за лето волосы и разметал всю решительность, с которой мы распахивали двери кабинетов.
– Ни на чём… А научиться можно? – пролепетал мой друг.
И тут «профессор» просветлел.
– А! Вы хотите в музыкальную школу записаться?
Мы, как болванчики, согласно закивали.
– Поднимитесь на следующий этаж. Там, в учительской, еще не ушла секретарь. Поспешите!
Так мы сами себя «оформили» в музыкалку. Узнав об этом, мои родители сильно удивились, ведь их старший сын всегда гордился тем, что его считают спортсменом. И вдруг я сам для себя выбрал музыку, решил, что буду учиться играть на трубе, начал по вечерам посещать занятия и даже купил себе нотную тетрадь для уроков сольфеджио. У меня неплохо получалось извлекать звукоряд и контролировать расход дыхания. Этот блестящий инструмент нам выдавали прямо на уроках, я быстро разобрался, как и зачем следует нажимать на нем вентили. Оказывается, музыкальный слух и чувство ритма у меня были отменные, и перспектива научиться хорошо играть на этом духовом инструменте, по словам педагога, «имелась весьма определенная». Но вот собственной трубы, на которой я мог бы заниматься и дома, у меня не было. Все тот же «профессор» на одном из музыкальных занятий пришел к нам в класс и предупредил: «Больше так хаотично учиться нельзя, необходимо купить личный инструмент, о чем следует побеседовать с родителями». В тот же вечер я попросил маму и папу выслушать меня. Уставшие за день родители ютились за узким столом в нашей маленькой кухне, заканчивая доедать вчерашний ужин.
– Учитель в музыкалке сказал, что надо купить трубу. Иначе я не смогу учиться дальше.
Папа удивленно посмотрел на мать.
– Какую еще трубу? Этот… пионерский горн, что ли?
