Михаил Снегов
Записки мирянина
«Итак всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным»
Евангелие от Матфея
10 глава 32 стих
Мф 10:32
От Матфея святое благовествование
Стоял летний день. Тёплые лучи солнца проникали в окна и падали на иконостас храма. На дворе происходило великое событие – Успение Пресвятой Богородицы. Держа маму за руку, я слушал песнопение с клироса и вдыхал запах фимиама. Скорее всего, это был первый раз, когда я пришёл в церковь. Место казалось очень приятным. Тут была какая-то особенная, непохожая на другие места атмосфера любви и радости. Именно сюда приходили все труждающиеся и обремененные.
Подойдя к образу Пресвятой Богородицы, я, будучи пятилетним ребёнком, почувствовал тепло и лёгкость на душе. Во все времена эта женщина представляла собой нравственность и благочестие, на её долю выпала участь находиться рядом со своим божественным сыном от его рождения до распятия на кресте.
Я узнал, кто такой Господь в семь лет. Это произошло в кинотеатре, на окраине старого небольшого города. Был конец девяностых. Заканчивалось десятилетие бедности и страдания, разврата и эгоистичности человеческой души. На пороге стояла доброта и порядочность. Наступал рассвет Русской православной церкви. Мы с мамой уже заняли свои места в кинотеатре, когда объявили, что фильм, на который мы пришли, не покажут. Вместо него будет рассказ, повествующий о жизни Иисуса Христа. На экране появилась надпись: «Евангелие от Матфея». Началась экранизация, повествующая о Миссии, Сыне Божьем, о том, как он пришёл в этот свет, и какие страшные события происходили перед его рождением. О том, как царь Ирод искал его, чтобы погубить, и перебил множество Вифлеемских младенцев. О его проповедях и нравоучениях. Об искушении дьяволом и противостоянии сатане. О чудесах исцеления и изгнании злых духов из людей. О том, как он своим словом вселял в человеческие сердца доброту и истину человеческого пути. И после очередной проповеди он вселил кое-что и в моё сердце – это была любовь.
После киносеанса нам раздали православные книги, в которые я уже юношей с интересом заглядывал не один раз. Помню те времена, когда будучи ещё ребёнком, я доставал эти книги из маминого серванта и с усиленным вниманием читал каждую строку. Я с головой погружался в каждое событие, происходящее в книге: от создания мира в «Ветхом Завете», до распятия Иисуса Христа, описанного в «Завете Новом».
На дворе были «девяностые». За окном во всю свою силу и мощь шла зима. Большие хлопья снега, медленно порхая в воздухе, опускались на землю и превращали её в белое поле. Наша семья в это время жила на окраине города. Это был тихий спальный район со своей инфраструктурой, маленькими домами и своеобразным населением. Населением, в существование которого можно было поверить только с утра, когда все спешили на работу, когда только что выпавший снег скрипел под их ногами. Просыпаясь рано, я отчётливо слышал за окном топот сапог, изредка заглушаемый гулом проносившихся по дороге машин. С кухни доносился шёпот родителей и приятный запах только что приготовленного завтрака. Мама с папой также готовились к предстоящему трудовому дню. Вот я слышу звук закрывающейся двери и снова ухожу в сон. Через несколько часов в нашу квартиру приходила бабушка Тома, с которой мы каждый день изучали русский язык и литературу. Бабушка всегда была опорой нашей семьи. Она часто повторяла, что учение это свет, а неученье – тьма! Я уже в это время был первоклассником и понимал, что нужно быть круглым отличником. Расположившись в кресле, бабушка читала мне рассказы и стихи, а потом спрашивала, что я понял из прочитанного. Часто мне приходилось заучивать стих, а потом, стоя перед сидевшей в кресле бабушкой, словно крестьянин перед помещиком, рассказывать о проделанной работе. Закончив утреннее обучение, я одевался и шёл во двор к мальчишкам, где мы играли в снежки, лепили замки и бегали по соседским гаражам. Но вернёмся к бабушке Томе. Это была невысокого роста, немного полноватая добрая женщина, с яркими голубыми глазами и приятной улыбкой. Всей своей сущностью, как мне казалось, она показывала любовь к этому миру и своим близким. В летние каникулы, когда небо озарялось красным пламенем восхода, я мчался к ней домой, где она встречала меня только что испечёнными пирогами и оладьями. На улице сияло солнышко, а под окнами ревел двигатель мусоровоза. Дело в том, что окна бабушкиного балкона выходили на дорогу, где находились контейнеры для отходов, поэтому каждое утро в квартире было слышно, как тарахтит, заглатывая содержимое мусорных баков, машина. Но даже это не портило картину происходящего, а даже как-то наоборот, дополняло её. В те прекрасные летние дни, когда я посещал бабушку, я чувствовал, что живу по-иному, что жизнь вокруг протекает ни как обычно, а с какой-то яркостью.
Однажды я появился раньше обычного, а бабушка с радостью и теплотой встретила меня в дверях и направилась в сторону кухни. Там, под мой дикий восторг, она достала из духовки противень с только что испеченными пирогами и спросила:
– Какой пирожок будешь?
Я отвечал:
– С картошкой.
После чего мы долго сидели и пили чай, общались о жизни и слушали старенькое радио, наслаждаясь проникающими в окна и падающими на стены квартиры, яркими лучами солнца.
Однажды, в день рождения бабушки Томы, когда за столом собралась вся наша многочисленная родня, бабушка, по обыкновению своему, стала рассказывать о своей жизни. Обычно эти истории были про молодость, про завод, на котором она работала вместе с дедом. Но в этот раз она решила рассказать о совсем необычном случае.
– Слушайте внимательно, – сказала она, и все затихли. Однажды, когда мы возвращались из деревни дедушки Бори, мотоцикл, на котором мы ехали, внезапно затарахтел и задымился. Осмотрев его, дед почесал затылок и сказал: «Ступайте! Здесь ремонта на час!» Я взяла Сашеньку на руки, а Любу повела за ручку (речь шла о моём отце и тётушке). Гляжу, на улице темнеть начинает, а со стороны леса волки на дорогу выбегают. Я остановилась – и они остановились. Смотрят на меня, а глаза сверкают! Я понимаю, что бежать с детьми не смогу, да и дед далеко. Думаю, вся надежда на Бога. Перекрестилась и начала произносить молитву: Отче Наш, Иже еси на Небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие твое…Не успела дочитать молитву, гляжу – волки начали уходить в лес, один за другим. Я снова перекрестилась, и мы пошли дальше. Так и дошли до дома.
По прошествии длительного времени, я вспомнил эту историю, когда прочитал строки из «Нового Завета», где нашёл слова от Господа к апостолам: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам».
Дни рождения бабушки были для нашей родни чем-то объединяющим, тёплым. Мы собирались за столом, обсуждали новости, обменивались советами, радовались. Мы отстранялись от проблем и просто отдыхали. Наверное, всё это происходило из-за атмосферы теплоты и уюта. Вспоминая эти события, я понимаю, что мне не нужна была эта атмосфера, а нужны были те родные и близкие, которых сейчас, к сожалению, рядом нет.
Детский сад
Первый раз меня принёс в детский сад отец. Да-да, именно принёс. Находясь на руках у отца и обнимая его за шею, я никак не хотел отпускать его. Мне было страшно и неприятно оказаться на новом месте, ведь я так привык к родителям. Постоянно находясь рядом с ними, чувствовалась безопасность – было хорошо и спокойно. Здесь же было очень много детей, которые носились друг за другом, кричали, вели себя неспокойно, отталкивая этим себя от меня. Но отец был непреклонен. Я попал в детский сад, который впоследствии стал для меня ещё одним домом. Здесь мы учились писать, рисовать, читать по слогам и делать различные поделки. Нашей воспитательницей была Любовь Николаевна. Высокая, с басистым голосом, пышными формами, длинным носом и блондинистыми волосами – на всех праздниках и детских утренниках она играла в основном мужчин: Карабаса-Барабаса, Деда Мороза и лешего. Была и вторая воспитательница – Татьяна Валерьевна. Невысокого роста, с приятным загорелым лицом, острым носом и чёрными до плеч волосами. Она дарила, как мне казалось, детям настоящую материнскую любовь. Вспоминая её, я могу с полной уверенностью сказать, что она полностью отдавала себя профессии. Любовь к детям и ласка – вот два главных критерия, по которым я могу судить об этом человеке. С Любовью Николаевной всё было наоборот. Мне казалось, что она меня ненавидит. Как-то раз, когда был тихий час, воспитатели отлучились на совещание к директору. Воспользовавшись моментом, большинство ребят начали танцевать на кроватях. Кто-то кричал, кто-то носился по комнате. Я же, лёжа на кровати, наблюдал за всеми со стороны. На шум прибежала Любовь Николаевна. Все ребята стихли и спрятались под одеялами. Произведя осмотр помещения, Любовь Николаевна строго спросила: