И главное. Ну разве не прекрасно, что маленькая Сербия получила от огромной России предложение оказать неограниченную поддержку в ответ на безоговорочное подчинение наших доморощенных патриотов тем, кто знает, что и как требуется делать в подобной ситуации. И мое освобождение – тоже часть того подчинения.
Когда господин Димитриевич ушел, полковник Баев имел со мною крайне содержательную беседу. Меня назвали умнейшим человеком современной Сербии, который очень нужен своей стране, и даже полусловом не упомянули о той злосчастной книге, из-за которой я и загремел за решетку.
– Забудьте, господин Джорджевич, – махнул рукой господин Баев, когда я сам попытался напомнить ему об этом факте своей биографии. – Вы честно служили своей стране и ушли в отставку, пытаясь сохранить нравственную безупречность в безнравственной ситуации. Покойный король Александр был не самым приятным человеком, и его смерть лежит на его же совести, а еще на совести его отца, который, даже будучи абдиктированным, не прекращал своего участия в политике. За ту неоправданную жестокость, с которой ваши юные хулиганы умертвили своего короля, выговор им мы уже сделали, и на этом все. Бывшее небывшим мы сделать не сможем, и нравственного права патриотов избавить страну от неуправляемого морального урода тоже не отрицаем. Все остальное произошло в рамках сербского национального характера, склонного к перегибам и эмоциональным выплескам.
После этой беседы меня поселили на полном пансионе в номере гранд-отеля «Москва», с момента своего открытия считавшегося в Белграде чем-то вроде неофициального филиала российского посольства, и посоветовали отдыхать и набираться сил перед очередным этапом моей бурной жизни. Вот я и набирался. Прогуливался по набережной Савы, наслаждаясь веющей от речных вод вечерней прохладой, раскланивался со знакомыми и думал, какое будущее ждет теперь мою страну теперь, когда залогом ее существования и благополучия является его великокняжеское высочество Михаил Романов. И результатом этих размышлений стало понимание, что все у нас будет хорошо, если мы сами все не испортим и не поддадимся на сладкоголосые посулы певцов так называемой европейской цивилизации. Но тогда я даже не догадывался, насколько серьезно обстоят дела на самом деле.
Понять это мне довелось только сегодня, когда меня позвали участвовать во встрече в крайне тесном составе. Присутствовали король Петр, принцесса Елена, ее муж, премьер-министр Пашич и ваш покорный слуга. При этом король выглядел как человек, который надеется вот-вот сбросить с плеч тяжелую ношу и наконец-то отдохнуть от тяжелого труда, а его дочь – как тот, кто собирается этот груз на себя принять. А ведь он правит всего четыре года, и уже успел устать от этого настолько, чтобы бросить все и бежать куда глаза глядят. Вот что значит человек, не приспособленный к власти и не получающий удовольствия от самого факта ее наличия. Что касается премьер-министра, то он был похож на господина Димитриевича, когда тот приносил мне свои извинения. И хоть господина Баева нигде не было видно, господин Пашич явно находился под воздействием принуждения неодолимой силы. И центром внимания оказалась как раз моя персона.
– Господин Джорджевич, возможно, это станет для вас неожиданностью, но с сегодняшнего дня вы снова премьер-министр Сербии, – сказал мне король.
– А как же господин Пашич? – растерянно спросил я.
– А господин Пашич, так же, как и я сам, с сегодняшнего дня подает в отставку и отходит от политической деятельности, – ответил король. – В новое время Сербию предстоит вести новым людям, не замеченным, хе-хе, ни в чем предосудительном. А господин Пашич у нас замешан в предыдущем перевороте, своею жестокостью изрядно замаравшем честное сербское имя, да и его сын Радомир ведет жизнь, далекую от благопристойной, в то время как вы, господин Джорджевич, чисты и прозрачны, аки воды горного ручья.
– Ваше Величество, вы подаете в отставку? – удивленно спросил я.
– Да, в отставку, – сказал Петр Карагеоргевич, – в конце концов, я не хотел этой должности, и только воля народа (а на самом деле заговорщиков) заставила меня занять трон, ибо конкурирующая династия Обреновичей пресеклась уже второй раз подряд. И вот теперь я с радостью оставляю трон и ухожу в частную жизнь… и вы ни за что не догадаетесь, кто будет моим преемником.
– Неужели присутствующий здесь Михаил Романов? – ошарашенно спросил я. – Ведь тогда он смог бы объединить под одним скипетром Сербию и Болгарию и создать великую славянскую империю на Балканах…
– И вовсе нет! – засмеялся довольный король, – вы не угадали, а еще считаетесь умным человеком. Такой выходки с «одним скипетром» сейчас не потерпят ни в Белграде, ни в Софии, да и он сам не хочет становиться сербским королем, и лишь из-за прямой политической необходимости согласился принять на себя обязанности болгарского князя. Трон я оставляю присутствующей здесь дочери Елене. То есть на самом деле я отрекаюсь, оставляя трон своему сыну Георгию, но тот уже прислал телеграмму, что заранее переотрекается в пользу своей сестры… Он так же, как и я, не чувствует призвания к этой работе. Ему бы только саблю в руки, да в жаркий бой.
– У меня от всего этого голова кругом идет, – признался я, и тут же спросил: – А как же ваш сын Александр – почему Георгий не отречется в пользу брата, а не сестры? Ведь так было бы привычней.
Сидящие напротив меня люди переглянулись.
Сверкнув глазами, будущая королева сказала:
– В будущем иного мира, ради того, чтобы добиться власти, Александр совершил множество неблаговидных поступков, из которых проистекли большие беды. Не только в вашу судьбу, господин Джорджевич, вмешались пришельцы из будущего. Всем от них достались пряники – кому вкусные, а кому не очень. Но этим дело не ограничилось. Когда Александр узнал, что организация господина Димитриевича лишила его своей благосклонности, он начал ходить по иностранным посольствам в поисках поддержки – и, конечно же, австрийцы, дела которых в последнее время стали плохи, уцепились за эту возможность навредить Сербии.
– Когда я узнал об этом, то решил, что отныне у меня есть только дочь и старший сын, – сказал старый король, – а младшего сына нет, и никогда не было. Так что забудьте о таком человеке, как Александр Карагеоргиевич, его теперь просто не существует.
Я представил себе залитый кровью, обнаженный труп юноши, по которому каждый соратник господина Димитриевича нанес один удар саблей. Как это бывает, Сербия наблюдала в дни майского переворота, когда те же самые тайные карбонарии убивали короля Александра Обреновича и королеву Драгу, нарубив их на куски.
– Не думайте, что мы его убили, – передернув плечами, сказала Елена, – тело моего бывшего брата живо и почти здорово. Но даже русская императрица, люди которой взяли на себя заботу о его бренном существовании, не знает, где бывший сербский королевич проведет остаток своих дней. Государственная измена и заговор с целью захвата власти – это слишком тяжелые обвинения, чтобы Александру можно было простить его грехи.
Наступила тишина. Я был должен либо согласиться служить королеве Елене, либо гордо отказаться и приготовиться возвращаться в тюрьму. Или нет? Ни принцесса Елена, ни ее супруг не выглядели людьми, способными к мелкой мстительности, как господин Димитриевич. И в то же время нет у меня никакого желания говорить «Нет». Я всю жизнь служил Сербии и понимаю, что все, что они делают – это в интересах моей страдающей Родины. Без русских нас, сербов, всего горсть, а вместе с ними на одной с нами стороне будет сражаться полмира. К тому же, в отличие от господина Пашича, я и в самом деле не верю, что нам удастся в одиночку основать свою славянскую империю на Балканах. Наш народ стар и сильно устал от безнадежной борьбы – так что теперь нуждается в отдыхе и покое.
– Меня интересует еще один вопрос, – сказал я. – Скажите, если ее высочество Елена станет королевой Сербии, а ее супруг князем Болгарии, то вместе это получится большая Югославия, о которой мечтает господин Пашич?
