Тони. Да, мама, но... теперь совсем другое дело. Теперь речь идет об обороне.
Мать. И ты мог бы кого-нибудь убить?
То н и. Да, мама. То есть я хочу сказать... если надо...
Мать. И ты пошел бы... охотно?
Тони. С величайшей охотой, мама!
Мать. Вот видишь, Тони! Вот видишь! Значит, и ты тоже выскользнул у меня из рук, мой мальчик! Теперь я и тебя больше не смогу понимать. Как это случилось, что ты так изменился, мой маленький?
Тони. Мама, ты плачешь? Ты... ты, значит, отпустишь меня?
Мать. Нет, Тони. Я старая... и упрямая женщина. Я не отдам своего сына на дело... которое я прокляла. Ваши войны слишком дорого обошлись мне, сыночек. Ты не пойдешь. Я тебя не пущу.
Тони. Мама, ты не сделаешь этого! Я от тебя убегу, вот увидишь! Убегу! Убегу!
Мать (встает). Вот как? Ну-ка, посмотри на меня, Тони! Посмотри на меня!
Тони. Мамочка, я так прошу тебя...
Мать. И ты оставил бы меня одну? И не подумал бы о том, что будет со мною? Разве я могла бы пережить, если бы ты ушел от меня? Нет, ты не сделаешь этого, Тони! Ведь у меня никого не осталось!
Тони. Да со мной ничего не случится, мама, уверяю тебя! Даю тебе слово, я это чувствую, знаю наверное... Я даже не могу себе представить, чтобы со мной что-нибудь случилось.
Мать. Да, ты не можешь себе этого представить... Но я могу, Тони. Я могу. Вы все, все до единого уходили из дому как на прогулку: "Ты только не беспокойся, мама. Не успеешь оглянуться, как я уже буду дома". Я вас знаю, дружочек. Меня не обманешь...
Тони. Я вовсе не хочу тебя обманывать, мама. Я знаю, что... могу погибнуть. Даже ясно представляю себе эту картину... С той самой минуты, как я решил идти, я уже... столько раз умирал... то есть, конечно, только в воображении, но я видел это так ярко... Или, например, вижу - лежат ребята из нашей школы... как будто все они убиты, понимаешь? Лежат целой грудой, а у самих пальцы еще в чернилах... Но это все равно. Это нисколько меня не пугает. Я не чувствую никакого страха. И это доказывает, что я действительно должен идти. Я не могу даже себе представить, как это я не пошел бы... Мы решили, что это просто долг... Наш общий долг.
Мать. А знаешь, Тони, в чем заключается твой личный долг? В том, чтоб оставаться со мной. Это ты должен мне... за отца... и за братьев. Кого-нибудь вы обязаны мне оставить. У меня тоже есть... кое-какие права, дети!
Т о н и. Я знаю, мамочка, но есть высший долг...
Мать. Высший, высший... Ну да, милый, я вижу, что я для тебя уже ничто. В конце концов вам никогда не было до меня никакого дела. Я хорошо знаю ваши высокие мужские обязанности... но чтобы я носилась с ними так же, как вы, - этого никто не может от меня требовать. Для этого я слишком стара, Тони. Мне уже тысячи лет, дитя мое, много тысяч лет...
Тони. Мама, если ты не пустишь меня, я... я...
Мать. Что я? Перестанешь меня любить? Станешь ненавидеть? Будешь презирать меня и себя, начнешь метаться, как на привязи?.. Все это я знаю, Тони. Что ж, не люби меня, мой маленький, но только будь со мной. А когда кончится эта война, сам скажешь: "Ты была права, мама, для жизни тоже нужны мужчины". (Кладет руку ему на плечо.) Ну так как же, Тони?
Тони (отстраняется). Мама, прошу тебя, не держи меня...
Мать. Ладно. Можешь ненавидеть меня, мой мальчик. У меня хватит твердости перенести... еще и это. В конце концов любовь тоже жестока и зла, мой милый. Я сама себе кажусь волчицей. Никто на свете не способен на такие безумства, как мать... Что же, если ты все-таки хочешь, иди, Тони, иди, но помни: ты меня убиваешь. Ну? Что же ты не идешь?
Тони. Прошу тебя, мамочка, не сердись на меня: я не умею объяснить тебе это, но позволь говорить ей... (указывает на радиоприемник) родине, и ты увидишь... сама увидишь, что я должен идти, как все...
Мать. Я ничего не увижу, Тони. Разве ты не знаешь, что я все глаза выплакала? Да и что должна видеть я, старая мать! Я всегда видела только вас, детей, вас, голышей в рубашонках. Может, я просто все никак не привыкну, что вы уже взрослые. Поди сюда, детка, дай я посмотрю на тебя! Какой ты стал большой! Да, Тони, ты уже должен вести себя... как взрослый мужчина!
Тони. Да, мама. Должен.
Мать. Ну, вот видишь. Значит, ты не можешь бросить старую, сумасшедшую, больную мать, чтобы она тут извелась в одиночестве. Знаешь, что я стала бы делать? Я стала бы бегать по улицам и кричать, что проклинаю эту войну, проклинаю тех, кто посылает вас драться...
Тони. Мама!
Мать. Ты не должен доводить меня до этого, Тони. Ты должен быть... опорой и защитой для мамы... У меня больше никого нет, кроме тебя. Я знаю, что это для тебя - большая жертва... но ты должен, как мужчина, быть готов на жертвы...
Тони (кусая губы и еле удерживаясь от слез). Мама, я... Конечно, если я тебе необходим... тогда я... я, право, не знаю...
Мать (целует его в лоб). Ну вот, видишь. Я же знала. Ты рассудительный и... мужественный мальчик. Папа был бы доволен тобой. Пойдем, Тони, нам надо подготовиться... к этой войне. (Опираясь на его плечо, уводит его из комнаты. У дверей поворачивает выключатель.) Полная тьма. Слышно, как мать запирает дверь снаружи и вынимает ключ из замка.
Голос Ондры. Бедная мамочка!
Голос Отца. Бедный Тони!
Голос Корнеля. Для него это трагедия.
Пауза. На улице слышна барабанная дробь и мерный шаг проходящих войск.
Голос Петра. Слышите? Войска.
Голос Иржи. Идут на фронт.
Голос Отца. Славно идут. Раз-два! Раз-два!
Голос Корнеля. Так и тянет - вместе с ними.
Пауза. Барабанная дробь постепенно затихает вдали.
Голос Отца. Может быть, по радио передают какие-нибудь сообщения. А, Иржи?.. Надо бы узнать, что делается.
Голос Иржи. Да, папа. (Щелкает рычажок включаемого радиоприемника.)
Мужской голос по радио (приглушенно). ...наша восточная армия продолжает отступать с ожесточенными боями; на правом фланге она удерживает позиции, опираясь на горный хребет, и оказывает неприятелю упорное сопротивление.
Голос Отца. Только бы нас не обошли!
Мужской голос по радио. В воздушных боях сбито семнадцать самолетов противника. Девять наших летчиков не вернулись.
Голос Отца. Девять против семнадцати? Неплохо.
Мужской голос по радио. Неприятель продолжает бомбардировать наши незащищенные города. Число убитых среди гражданского населения достигает восьми тысяч. О судьбе города Вильямедии, подвергшегося нападению неприятельских самолетов, более подробных сведений пока не поступало.
