— Я в порядке. Немного болит, но я буду жить. Если ты хочешь помочь, тогда, может быть, мы все будем вести себя нормально. Просто хорошо проведем вечер и приготовим что-нибудь поесть. Я больше не хочу об этом думать. Хорошо?

Не думать об этом равносильно тому, чтобы зарыть голову в песок, но сейчас все очень сложно, и Сильвер нужно время, чтобы все обдумать. После долгого молчания, глядя ей в лицо, я даю ей то, что она хочет.

— Ладно. Но если я узнаю, что ты один из тех монстров, которые кладут ананасы на свою пиццу, мне придется пересмотреть все эти отношения. Некоторые вещи просто неприемлемы.

Она улыбается, и похоже, что буря, назревающая внутри кухни, только что утихла, так и не достигнув своего апогея. Я чувствую облегчение. Я умею притворяться, шутить и смеяться. Чтобы смотреть на синяки, которые она носит, и не перейти в состояние максимальной боеготовности. Я могу делать все это, потому что я чертовски хорошо научился скрывать свои чувства, когда жил с Гэри гребаным Куинси, и я могу спрятать свои эмоции, когда мне действительно нужно. Но внутри у меня полный бардак.

Кэм возвращается, и вечер продолжается, как будто ничего необычного не произошло. Мы втроем смеемся и бросаем друг в друга тонкие взгляды, пока готовим себе еду. Во время еды говорим о легких вещах. Несущественных вещах. Я спрашиваю Сильвер, не хочет ли она прийти в пятницу вместе со мной и Беном на «Станцию страха II». Это почти как если бы сегодня был обычный вечер, такой же, как и любой другой, и мы все прекрасно проводим время. Однако лежащий в основе этого поток напряженности в семье Париси старательно игнорируется, но ощущается всеми.

Все не в порядке. Все не в порядке. Все не в порядке.

В начале одиннадцатого Сильвер со стоном отодвигает тарелку и смотрит на отца.

— Алекс останется на ночь? — Она говорит это как утверждение, но на самом деле это вопрос.

Кэм открывает рот, глядя на свою пустую тарелку, но я заговариваю раньше, чем он успевает это сделать.

— Вообще-то мне пора возвращаться в Солтон-Эш. Есть пара вещей, о которых я должен позаботиться там, в трейлере.

Ага. Я должен погуглить несколько новых интересных методов пыток и наточить свои чертовы метательные ножи.

Сильвер выглядит разочарованной, но думаю, что она все еще измучена кошмаром прошедшего дня. Кэм оставляет нас одних, а я прощаюсь с ней у подножия лестницы.

— Если я тебе понадоблюсь, напиши мне, и я приеду, — шепчу ей в волосы. Сейчас самое время для объятия. Я притягиваю ее в круг своих объятий, и праведная месть, которую я подавлял весь вечер, оглушительно громко звучит в моих ушах. Сильвер ощущается такой хрупкой, прижавшись к моей груди. Столь маленькой. Она почти ничего не весит. Мысль о том, что Джейкоб Уивинг поднял на нее свои руки, когда она кажется такой уязвимой, прижавшись головой ко мне, ниже изгиба моего подбородка, заставляет меня хотеть стереть с лица земли весь Роли.

— Завтра утром у меня назначена встреча с социальным работником, но увидимся в школе?

Сильвер откидывает голову назад, и я глубоко целую ее, поглаживая большими пальцами ее щеки. Чтобы отпустить ее, требуется больше силы воли, чем у меня есть. Безумно трудно не последовать за ней по лестнице, но каким-то образом я нахожу в себе силы сделать это.

Я уезжаю не сразу. Я жду у подножия лестницы, пока не слышу, как дверь в ее спальню со щелчком захлопывается. Затем направляюсь прямо в кабинет Кэмерона и вхожу без стука. Парень стоит перед своим внушительным письменным столом, прислонившись к полированному дубу, глубоко засунув руки в карманы.

Очевидно, он ждал меня.

— Ну? — спрашивает он.

Я сжимаю челюсти, раздувая ноздри. Это плохая идея. Это действительно чертовски плохая идея, но мне уже все равно. Это должно быть сделано.

— Парня зовут Джейкоб Уивинг. И не волнуйтесь. Вы будете не единственным, кто причиняет боль. У нас есть время до вечера пятницы, чтобы заставить его страдать, и в багажнике моей машины есть сумка с хитрыми штучками, которые облегчат эту работу.

Глава 18.

Алекс

— Кажется, все в порядке. Я впечатлена тем, что это место такое чистое и опрятное.

Мэйв Бишоп, мой официальный социальный работник, ходит по трейлеру, как будто осматривает тюремную камеру, и она приятно удивлена условиями содержания. Я хрюкаю, сидя на диване и ожидая, когда она подпишет свою бесконечную кипу бумаг, чтобы я мог убраться отсюда к чертовой матери.

— Я вовсе не идиот, Мэйв. Я знаю, как мыть посуду и убирать за собой.

Она бросает на меня укоризненный взгляд поверх своего клипборда. Адский гребаный клипборд. Мне до смерти надоело смотреть на них. В течение многих лет ими размахивали передо мной, как будто они давали, держащему их человеку, какую-то власть надо мной.

— Не надо злиться, — упрекает Мэйв. — Я просто делаю свою работу. Знаешь, тебе следовало бы сказать нам, что ты больше не живешь с Монтгомери. Тебе стоит быть благодарным, что они соглашаются на новые условия проживания. Это очень необычно, что они позволили подростку, все еще находящемуся в школе, жить одному, не говоря уже о ком-то с твоим послужным списком…

— Анархии?

— Проблем с властями.

Я ухмыляюсь в ответ. Наверное, она права. Мэйв снова бредет на кухню, проверяя в третий гребаный раз, что плита действительно горит, и горячая вода выходит из крана, когда она его включает.

— Во всяком случае, теперь уже недолго, — окликает меня Мэйв. — Скоро твой день рождения, и мне больше не придется наносить тебе эти визиты.

— Да. Верно. — Мне ли, бл*дь, этого не знать? Скоро мой день рождения. Пять месяцев и все изменится. Двадцать седьмое апреля. Этот кусок дерьма, Гэри Куинси, всегда говорил мне, что они, должно быть, перепутали дату моего рождения. Он любил насмехаться над тем, что я самая большая первоапрельская шутка из всех.

— Я навещала Бена на прошлой неделе, — говорит она, возвращаясь в гостиную. — Он сказал, что после Дня Благодарения Джеки повезет его в отпуск на Гавайи. Это было бы неплохо для него, как ты думаешь? Она будет учить его там на дому до конца Рождества. Не могу вспомнить, когда мне в последний раз удавалось сбежать.

Я просто тупо смотрю на нее. Мы с Джеки едва ли в хороших отношениях, но время от времени общаемся о благополучии Бена. Она не упоминала, что собирается взять его с собой на Гавайи. Она ни хрена не сказала мне, что заберет его отсюда на целых шесть гребаных недель. В этом году я должен был взять Бена на Рождество. Что-то кислое и холодное сдавливает мне грудь.

— Ни за что, черт возьми.

Мэйв присаживается на край кофейного столика и глубоко вздыхает. Секунду назад она была яркой и солнечной, рассказывая мне, как здорово, что Бена увозят на каникулы, но теперь ее маска соскользнула, открыв под ней правду: она знала, что я плохо отреагирую на эту новость.

— Да ладно тебе, Алекс. Тебе не обязательно поднимать шум. Подумай о Бене. Шесть недель на солнце, и каждый день играть на пляже? Джеки сказала, что записала его на уроки серфинга. В наши дни обычные дети с обычными семьями не настолько удачливы, чтобы получить такой отпуск. Для ребенка, находящегося в приемной семье, это просто неслыханно. Ты можешь себе представить, чтобы кто-нибудь из твоих старых опекунов так с тобой обращался?

— Нет, — натянуто отвечаю я. — Они все были слишком заняты, пытаясь сжечь меня своими сигаретами.

Мэйв — хороший координатор, и она отлично справляется со своими документами. Однако она не очень хорошо справляется с эмоциональной стороной своей работы. Ей становится не по себе, когда такие люди, как я, рассказывают ей грубые, неприукрашенные, голые факты жизни. Если бы она могла сделать это по-своему, она бы проводила свои дни, полагая, что дети, помещенные в систему опеки, суетные и обожаемые, как милые маленькие щенки, и с ними никогда не случается ничего плохого.