Вчера вечером я сама едва узнала себя. Понятия не имею, что заставило меня просить его быть со мной таким грубым. Я лежала там в своей постели, прокручивая в голове каждое гадкое сообщение, которое получила за последние несколько недель, и всего на одну секунду хотела почувствовать, что все контролирую. Я знала, что мне нужно, чтобы почувствовать себя лучше, и была права. Это заставило меня почувствовать себя возбуждающей, живой, и я ни на секунду не жалею об этом — даже если проснулась с очень очевидным укусом чуть ниже ключицы. Я, конечно, не собираюсь им хвастаться. Свитер с круглым воротом, который я вытащила из шкафа, скрывает его достаточно хорошо, делая не слишком заметным. Но Алекс вовсе не дурак. Он только раз взглянул на меня в свитере, когда с растрепанными волосами спотыкаясь вошел в кухню, и глубоко несчастная гримаса омрачила его красивое лицо.

В воскресенье дела идут немного лучше. Гроза утихает, и даже появляется солнце. Я провожу вторую половину дня, время от времени проверяя портал Роли Хай, ожидая увидеть ужасную синюю надпись в верхней части экрана, объявляющую, что школа возобновляет занятия завтра. Уже почти стемнело, когда сайт обновляется и появляется окно, подтверждающее, что утром жизнь будет продолжаться в обычном режиме. Когда я вижу его, меня охватывает тошнотворная волна нервов. Я не получала больше ни одного сообщения с тех пор, как последнее пришло в пятницу утром, но идти через двери средней школы Роли все равно будет напряженно. Я буду ходить по коридорам, вглядываясь в лица других студентов, задаваясь вопросом, кто из них сказал мне убить себя на хрен.

Я до сих пор не рассказала Алексу ни об этом из этих сообщений. Я собираюсь. Знаю, что неразумно скрывать от него что-то подобное, но... мне просто нужно немного времени. Он взбесится, когда я покажу ему сообщения, и я хочу притвориться еще на один день, что все может быть нормально для нас.

В воскресенье вечером я набираюсь храбрости, чтобы снова прокрасться в комнату для гостей, но на этот раз я не раздеваюсь догола и не требую, чтобы меня душили. Алекс уже спит. Он даже не шевелится, когда я откидываю одеяло и забираюсь в постель рядом с ним. Он просыпается только тогда, когда я провожу рукой по его груди, прижимаясь к нему сбоку. Его лицо в профиль — сплошные тени и блики. Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, я вижу, что буря, которую он пережил, отступила.

— Dolcezza, — шепчет он. — Sei la mia vita (прим.с италь. Ты моя жизнь).

Простыни шуршат, когда он поднимает руку и кончиком указательного пальца проводит линию вниз по моей переносице и над губами. Я наклоняюсь к нему, и он нежно, нежно целует меня в губы, до боли сладко, но эта вспышка огня все еще существует между нами, готовая в любой момент вспыхнуть и сжечь весь мир дотла.

— И что это значит? — шепчу я, когда он отстраняется.

Алекс слегка улыбается.

— Это значит... что я сделаю для тебя все, что угодно. Это значит, что я слаб для тебя.

Мое сердце то ли распухает, то ли разрывается, не могу сказать точно. Я не единственная, у кого было трудное прошлое. Алексу пришлось пережить большую долю несчастий и трудностей, с которыми ему пришлось бороться, и переживания, которые ему пришлось вытерпеть, сделали его невероятно сильным. Будучи сильным, он сохранил свою жизнь, удерживал в целости и сохранности... так что слышать, как он говорит мне, что я сделала его слабым? Ну... я действительно не знаю, как к этому относиться.

ПОЛУЧЕНО ТЕКСТОВОЕ СООБЩЕНИЕ:

+1(564) 987 3491: Сука. Ты думаешь, что ты лучше нас? Ты никчемность. Держи голову опущенной, или ты сдохнешь.

Глава 9.

Сильвер

Борьбу за власть в средней школе можно сравнить с политической борьбой во многих странах Южной Америки. В течение многих лет в государстве существует диктатура. Низшие классы управляются одним единственным тираническим угнетателем, одержимым желанием удержать людей на своих местах. И вот народ восстал, сверг деспота, и все погрузилось в полный хаос.

Различные фракции соперничают за превосходство, противоборствующие стороны борются, чтобы подняться над другими. Безраздельно царит анархия. Народ наконец-то свободен, но вдруг нет никаких правил и никаких последствий для плохо продуманных действий. Люди начинают шептаться за спиной, что, может быть, при тиране все-таки было лучше. По крайней мере, тогда они знали, в какую сторону идти.

Без Кейси, вальсирующей по коридорам и вселяющей страх в сердца своих сокурсников, Роли Хай практически перевернута с ног на голову. Все эти различные группировки пытаются заполнить вакуум власти, и похоже, что скоро все станет ужасно. Когда мы с Алексом приезжаем в понедельник утром, на заполненной стоянке уже собралась огромная толпа, и похоже, что разразилась третья мировая война. Я все еще нервничаю из-за сообщения с угрозой, которое получила сегодня утром, того самого, которое мне едва удалось скрыть от Алекса, когда он протянул мне мой телефон, и поэтому мои нервы уже звенят, когда вопль перекрывает крики и насмешки.

— Какого хрена? — бормочет Алекс себе под нос.

Он выиграл игру «камень-ножницы-бумага», который мы устроили, чтобы выбрать, кто будет вести машину, поэтому он заглушил двигатель Nova и передал ключи мне, выходя из машины, чтобы посмотреть, что, черт возьми, происходит.

Большая часть снега, выпавшего во время шторма, уже растаяла, и мне приходится перепрыгивать с одного участка бетона на другой, чтобы не наступить в ледяные лужи по щиколотку, пока я иду за Алексом; даже несмотря на то, что он носит свои белые Стэн-Смиты, Алекс, кажется, не замечает, что он пробирается через четыре дюйма воды.

— Грязная шлюха! Я выбью тебе чертовы зубы!

Из толпы собравшихся студентов раздаются радостные возгласы. Они образуют кольцо, четыре человека глубиной, вокруг чего-то, похожего на яростную кошачью драку. Один из парней из футбольной команды, Бронсон Райт, резко поворачивается с сердитой гримасой на лице, когда Алекс пытается протолкнуться через толпу. В ту же секунду, когда Бронсон видит, кто его толкнул, он отступает, закатывая глаза.

— Извини, старик. Я думал... — Бронсон не договаривает. Он просто отодвигается в сторону, чтобы Алекс мог пройти мимо.

Так было с тех пор, как после стрельбы в школе снова начались занятия. Во всех смыслах этого слова Алекс был таким же изгоем, как и я. Люди были заинтригованы им. Они были напуганы им, но даже с неустанным преследованием Зен они не приняли его. Теперь все изменилось. Люди все еще смотрят на него с подозрением и страхом, но выражение их лиц также окрашено уважением.

Алекс Моретти напал на Леона Уикмена и получил за это пулю. Алекс Моретти чуть не погиб, убивая убийцу. Алекс Моретти теперь стал для наших одноклассников — полубогом, которого они одинаково любят и ненавидят.

Бронсон из лагеря «Мы ненавидим Моретти», так как он в футбольной команде, но он и не глуп. Он знает, что ему надерут задницу, если он начнет какие-то неприятности. Алекс берет меня за руку и ведет рядом с собой сквозь толпу. Бронсон свирепо смотрит на меня, когда я шаркаю мимо него, пронзая меня насквозь острыми кинжалами. Очевидно, то, что я с Алексом, ничего для него не значит. Я все еще та девушка, которая причинила неприятности королю Роли Хай. Хотя три парня из футбольной команды погибли, когда Леон вошел в школу и открыл огонь, Сэм Хоторн среди них, но Джейкоб Уивинг, к сожалению, все еще жив и здоров, и он нисколько не изменился. Он все еще хочет наказать меня за то, что я унизила его, когда он насиловал меня. А это значит, что все его тупые дружки по-прежнему заняты задачей сделать мою жизнь как можно более несчастной.

Интересно, что бы они сказали, если бы узнали, как был напуган их славный лидер в той музыкальной кабинке. Будут ли они все ещё слепо следовать за ним, если узнают, какой он трусливый кусок дерьма?