========== Часть 1 ==========
- Уж… замуж… невтерпёж… - выходя из вагона метро, задумчиво пробормотал под нос Стас.
- Можно выйти за меня! - послышалось из-за спины.
Стас просто подпрыгнул от неожиданности.
- А?! Что?!
- Говорю: выходи за меня, - на него смотрел парень чуть постарше его самого.
“Чёрт… Что он подумал обо мне!” - мысленно ужаснулся Стас и в надежде, что от него отстанут, бросил:
- В нашей стране однополые браки не регистрируются.
Незнакомец смотрел на него, прищурившись.
- Не так сложно найти страну, где это возможно, - усмехнулся тот.
Стас смотрел на него как на инопланетянина. А также с подозрением. И со страхом.
«Черт, как он меня вычислил?? И что ему надо? Издевается?»
Загрохотал поезд, уносящийся в тоннель. А Стас все пялился на парня. Парень был очень красив. Ну, просто очень. Точеное лицо, светлые, чуть волнистые, тщательно уложенные волосы, стройная фигура, броские яркие шмотки, наглые голубые глаза. Он был вылитой фотомоделью, сошедшей с обложки глянцевого журнала. Холодной, недоступной, надменно взирающей с высоты подиума на пускающих слюни обожателей.
«Издевается», - вынес мысленный вердикт Стас.
***
Да, незнакомец над ним издевался. Иначе и быть не могло. Просто потому что на Стаса никогда никто не обращал внимания. С самого детства.
Нет, он вырос во вполне благополучной семье, был обут, одет, накормлен. Но как-то так получалось, что все внимание в семье уделялось его старшей сестре. «Леночка у нас необыкновенная, талантливая, очень неординарная, из нее выйдет…» - всегда с жаром говорила мама гостям, знакомым и просто кому ни попадя. Из Леночки должна была выйти то выдающаяся пианистка, то потрясающая фигуристка, то гениальная художница, ее пихали во всевозможные кружкИ, секции, нанимали ей преподавателей, таскали на какие-то просмотры, кастинги…
По правде говоря, ничего из Леночки не выходило. Но должно было выйти! Потому что мама была в этом убеждена. А папа привычно поддакивал. Ему вообще по жизни все было пофиг, главное, чтобы жена давала ему спокойно лежать на диване и смотреть телевизор.
Стасика же папа и мама любили, но…
«А Стасик у нас обыкновенный ребенок, - с той же милой улыбочкой, как будто извиняясь, объясняла мама гостям, знакомым, родственникам и всем кому ни попадя. – Ну, вот такой он у нас, да. Обыкновенные дети - это же так естественно. Ему нужно просто учиться хорошо».
Папа привычно поддакивал. Не то чтобы ему было совсем наплевать на сына. Но главным было то, чтобы сын не мешал ему лежать на диване после работы и смотреть спортивные программы.
Стас и не мешал. Ни маме, ни папе, ни сестре. Почти ни о чем не просил. Никогда не возражал. Исполнял все, что от него требовали. А требовали от него немногого, все внимание уделялось старшей сестре: она же такая талантливая, неординарная, из нее выйдет…
На самом деле Леночке был уже 21 год. Она заканчивала финансовый университет (карьера фигуристки-балерины-художницы-пианистки как-то сама собой рассосалась, так и не насосавшись), и мама теперь была уверена, что ее дочку ждет блестящая банковская карьера, хотя было ясно, что быть ей младшим бухгалтером в какой-нибудь задрипанной шарашке. Но сказать об этом маме было нельзя, ведь из Леночки выйдет…
- Ой, да обычная баба из нее выйдет, вот такая как мы с тобой! – неожиданно изрекла тетка – сестра отца, грубиянка и пьяница, которую в дом старались не приглашать, но тут она сама завалилась по каким-то своим надобностям. – Ну, тыркали вы ее во все щели, и чё? Вас послушать, так она уж олимпийской чемпионкой должна была стать, пианисткой на гастролях в Нью-Йорке каком-нибудь, прости Господи. Тонь, - это к матери, - ну вот чё ты несешь, а? Ты на девку-то свою посмотри, ей замуж пора. Да у нее на физиономии написано: уж замуж невтерпеж!
На этих словах тетки Стасик поспешил ретироваться из комнаты, а затем и из квартиры. Благо его отсутствия (как, впрочем, и присутствия) никто особо не замечал. Он понимал, что сейчас в квартире начнется битва разъяренных слонов, ибо покусились на святое: на Леночку, из которой выйдет… Короче, Стасик не хотел быть случайно раздавленным бешеными слонами.
Он отправился в центр города безо всякой цели. Да у него вообще никогда никаких особых целей не было. Стасик с пеленок знал: он обычный ребенок, и его ждет участь обычного человека. Вот как его папашу. Работать пять дней в неделю, а вечерами лежать кверху пузом на диване.
И вообще, если Стасик и был уникальной личностью, то уникальной именно своей посредственностью. Он был воплощением бородатого анекдота: мужик приходит к врачу и говорит: «Доктор, меня все игнорируют!» «Следующий!» - не глядя на него, произносит доктор.
Стасика действительно никто не замечал. Ни в школе, ни в универе, нигде. При том что он вовсе не был забитым тихоней. Нет. Он был вполне нормальным ребенком. Обычным, как уточняла мама. Умным, но звезд с неба не хватал. Учился хорошо, но ничем не блистал. Не сторонился сверстников, но и не выделялся. Внешность у него была тоже самая заурядная: человек из толпы. Пройдет, и не заметишь. То есть не красавец, но и не урод. Одет вроде хорошо, но ничего оригинального. Фигура - спортивная, но тоже ничего выдающегося. Стрижка… на самом деле Стасик пробовал разные стрижки: длинные, короткие, красил волосы, один раз даже в радикальный красный цвет. Но мистическим образом все оставалось по-прежнему: никто этого не замечал. Дома разве что скептически хмыкали и тут же забывали. В школе, а затем в универе тоже хмыкали. И тут же забывали.
Самым поразительным было то, что и каминг-аут Стасика прошел незамеченным для публики. Гейские наклонности Стасик ощущал в себе давно. Но и это прорастало в нем на удивление тихо и незаметно. Он не испытывал ни потрясений, ни переживаний по этому поводу. Ни печали, ни радости. Просто спокойно принял то, что ему нравятся парни, а девчонки – по барабану.
И самый первый его секс тоже был каким-то незапоминающимся. По пьянке в универе. Стасика иногда звали на пьянки и прочие тусовки, но лишь в тех случаях, когда в момент раздачи приглашений он оказывался в зоне видимости. «А, да, Стас, ты тоже подгребай!» - обычно бросали ему таким тоном, как будто говорили: «А, ну да, ты ж тоже существуешь». Если Стаса рядом не было, то никто о нем и не вспоминал.
В тот раз на квартире у одного чувака все нажрались до усрачки, и к Стасу полез пьяный Дюшечка. Такой смазливенький третьекурсник, свои сексуальные пристрастия никогда прежде не афишировавший. И, как и все, на Стасика ни малейшего внимания не обращавший. Очевидно, к Стасу он полез, потому что по пьяни перепутал его с кем-то более симпатичным. Дюшечка отсосал Стасу. Тому понравилось.
Потом они возвратились в соседнюю комнату к ничего не подозревавшей компании и снова принялись бухать. И уже ни Стас, ни Дюшечка не помнили, как снова оказались вдвоем в соседней комнате и начали трахаться. Теперь уже по-настоящему. Отдавался Дюшечка, и, судя по всему, у него это был далеко не первый и даже не двадцать первый опыт. За этим их застукали друганы-однокурсники. Вспыхнул свет, раздался шум, гам, улюлюканье, девичий визг…
Что самое интересное, на Стаса и сейчас внимания почти не обратили. Досталось Дюшечке. Нет, однокурсники оказались более-менее толерантными, обошлось без мордобоя, но на Дюшечку теперь показывали пальцами и подначивали (а часть однокурсников демонстративно прекратила с ним общаться), но Дюшечка только расцвел, когда понял, что скрываться уже не нужно.
А про Стаса… да, про него тоже говорили. «А Стас… да, он тоже пидор». Но говорили как-то лениво, словно о чем-то вполне естественном и совершенно неинтересном. И тут же забывали.
Стас же, познав сладость однополой любви, стал потихоньку ходить в гей-клубы и бары. Но и там он не пользовался ни малейшим успехом. Он мог рассчитывать разве что на секс в темной комнате, где партнеры тупо не видят друг друга, зато легко лишиться не только девственности, но и кошелька. А также с ним заводили знакомство в предутренний час, когда все тусовщики в клубах были на рогах. И Стас нередко оказывался с кем-то в постели, чтобы потом, проснувшись, встретить взгляд очередного партнера, ясно говоривший: «И как меня угораздило тебя подцепить?» Больше одного раза со Стасом никто не спал. Но Стаса это не угнетало. Он с детства свыкся со своей незаметностью … Ему казалось, что так и должно быть.
