– Это шантаж!
– Что за чудный зверь такой, не ведаю, – и ухом не повел Леший. – А как знахарь могу твердо молвить – лепше ешь сама, а не то я тебе горьких настоек наделаю, не обрадуешься.
Я скривилась – отвар из мухоморов еще был слишком свеж в памяти.
Повинуясь кивку Стояна, челядь быстренько накрыла на стол. Дружинные, сложив на лавки алые плащи, шлемы и оружие, наминали за обе щеки так аппетитно, что я тоже взялась за ложку.
– Так-то лепше, – улыбнулся Леший, подавая мне кусок хлеба потолще.
– А как вы узнали-то? – между делом прочавкала я.
– Ключница гонца к Рарогу отправила, – пояснил Стоян. – Боярыни ни за что б не рискнули шеями, а она баба толковая. Оттого князь тебя ей и доверил. Написала, что гнетет тебя что-то. Не ешь, не спишь, целыми днями у окна сидишь да вдаль смотришь. Эдак и слечь недолго. Ну, князь и повелел нам поехать да помочь тебе, чем сумеем.
– А Сокола не послал? – кривовато усмехнулась я.
Дружинные понятливо переглянулись.
– Сокол молвил князю, что не желает твоей смерти от руки своей. А потому негоже ему рядом с тобой быть. Он вместе с князем всборе вернется. Может, и увидишь его.
Я расстроенно опустила голову. Все верно, Сокол не станет называть истинную причину Рарогу, но ко мне теперь и близко не подойдет – я столько гадостей ему наговорила.
– Ты из-за него тенью обернулась? – вдруг прямо и жестко спросил Леший.
– Леший! – я пораженно вытаращилась на знахаря, но того смутить оказалось непросто.
– Говорил я тебе! – рассерженно откликнулся он. – Ты ради меня в один день и его, и вольную жизнь потеряла. Стоило оно того?!
– А что, нужно было дать тебе погибнуть?! – я вспыхнула.
– Так и есть!
– Не гневайся, брат, – Стоян неспешно положил руку Лешему на плечо. – Мы не можем изменить судьбу, что ткут нам боги. Ольга сделала выбор и вряд ли о том сожалеет. Так ведь, дочка?
Я кивнула, глядя в пол. На сей раз молчание затянулось надолго. Потом заговорил Леший:
– Прости, княжна, – искренне повинился он. – Не хотел я тебя обидеть. Но я наемный воин, умру – ничто не изменится, а вот ты и Сокол – дело иное. Случится что с вами, врагам куда легче станет к рукам земли словенские прибрать. Ты здесь зачахнуть решила, Сокол как во сне ходит. Выполняет, что велено, да и только. Что меж вами случилось, сказывай давай, коли не страшная тайна. Может, и помочь чем сумеем.
Я воровато огляделась. Дружинные поняли меня с полунамека.
– Идем, – велел Стоян, поднимаясь. – Рарог молвил, с нами ты вольна идти, куда захочешь. Вот и подышим воздухом, на корабли посмотрим. Последние ведь до зимы. Любава! Принеси княжне одежу попроще, мы не на пир собрались!
Ключница молча и быстро достала одежду, теплую и добротную: расшитое серебристыми листьями платье по щиколотку, подбитый мехом темно-синий кафтан, небольшую шапочку с меховой опушкой, узорчатые сапожки. Все дорогое, но при этом не помпезное. Переодевшись, я стала выглядеть как обычная родовитая боярышня.
– Давно заготовила, – довольно проворчала ключница, помогая мне застегнуть все пуговицы. – Наконец хоть пригодилось.
– Теперь иное дело, – довольно заключил Стоян, когда я вернулась к дружинным. – А то разодели тебя, будто идола. Прикажи, и они не посмеют тебя в каменья и золото рядить. Идем, что ль.
На улице моросил легкий холодный дождь. Осень вышла ранняя и промозглая. Новоград притих, спрятался от тумана и сырости. Мы встретили по дороге к пристани всего нескольких человек, да и те спешили по делам. Потом дружинные свернули в сторону и поднялись на высокий холм у поворота реки. Здесь, кроме нас, не было ни души.
– Сказывай, Ольга, – напомнил Леший.
Я знала, что могу довериться и ему, и Стояну во всем, но сперва говорилось мне тяжело. Это чуть погодя слова полились потоком. Я начала с того момента, как Лешему всадили нож в спину. Рассказала, как оказалась у Бабая в шатре, почему от одного рывка шелк рассыпался на полотна. Как я ударилась головой и потеряла сознание, а когда пришла в себя, увидела Сокола. Как после врал лучнику Елислав, и что я наговорила Соколу в ответ на его обвинения. И как вечером в шатре он целовал чернявую дочку купца Афигена.
– Я бросила в лицо Соколу, что я его ненавижу, – горько заключила я в конце. – А он холодно пожелал мне долгих лет и счастья. И я ушла, чтобы принять волю Рарога и стать примерной княжной. Утром мы с князем ускакали в Новоград. Сокола я больше не видела.
С холма над Волховом мы глядели, как из-за поворота реки один за другим выплывали тяжело груженые корабли с надутыми разноцветными парусами. Дружинные долго молчали, я тоже притихла. Воспоминания воскресили душевную боль, но теперь я была не одна и знала, что меня не предадут.
– Елислав Соколу за унижение отмстил, – вдруг сурово проговорил Леший. – Порешил ударить в ответ, да побольнее. Почуял, что Ольга побратиму дорога, да ты еще и княжной обернулась. Из зависти на подлость пошел. Он приврал малость, но в самом главном. Оттого все с ног на голову встало. Может, он и не желал, чтоб вышло так гадко, да не ведал, что Бабай из мести измыслил подобную же ложь, а Сокол видал тебя с ним.
– Елислав не признается, что соврал, – вздохнула я.
– Верно молвишь, – зло прищурился Леший. – Потому как тогда выгонят его из дружины с позором. У парня дороги назад нет. А он ищет ведь, как поправить содеянное, сам видал. Да только что уж теперь.
– А Желанна вещицу золотую Соколу не вернула, – неожиданно добавил Стоян. – Я сам видал, как она от того шатра летела, будто злые ветры ее гнали. Раскрасневшаяся вся. В кулаке что-то сжимала, Бериславу отдала. Мельком разглядел, что небольшое что-то, блестящее, тончайшей работы. И уехали тотчас же купечьи люди.
– Коли б Сокол ее целовать удумал, она б ему не только ту вещицу тайную возвратила, но и от себя бы горячих поцелуев добавила, – невесело усмехнулся Леший. – И ни за что не уехала бы так споро.
– Так что же, выходит, я зря на него взъелась? – убито пробормотала я.
– Былой день не вернешь, дочка, – участливо вздохнул Стоян. – Коли ты ошиблась, Сокол тебе о том бы молвил. Не кручинься, утро вечера мудренее. Брат, а ежели ты поведаешь ему, как дело было?
– Пробовал уже, – нехотя ответил знахарь. – Но Сокол и слышать ни о чем не желает… Очень уж сильно княжна ему словами поспешными залепила, – он задумчиво потер переносицу и вдруг вскинул брови в сильнейшем изумлении, глядя мимо меня. – А что это Хула тут позабыл?!
Я обернулась. Леший во все глаза смотрел на реку, по которой величаво плыл огромный, покрытый золотом и парчой корабль. Словно елочная игрушка, случайно оброненная в воду.
– Глянь-ка, кто за ним следует, – негромко произнес Стоян.
Корабли шли цепочкой один за другим. Волхов имел коварный нрав. Суда скапливались у Ладоги, брали местного кормчего и далее осторожно продвигались вперед, стараясь держать нос строго за кормой впереди идущего.
Я присмотрелась. Следом за золотым кораблем шла красиво расписанная лодья с гордо изогнутым носом и изображением встающего из волн солнца на парусе. За нею тяжело переваливалась с боку на бок широкая черная посудина под темным парусом с рисунком воющего на луну волка.
– Мыслится мне, отныне мы позабудем про покой, – Стоян еще раз внимательно вгляделся в плывущие корабли и инстинктивно положил руку на меч. – Идем-ка, поближе поглядим на гостей дорогих.
Пока мы спускались к пристани, дружинные коротко объяснили, кто явился нежданным в Новоград.
– Первый корабль Хуле принадлежит, – на ходу говорил Леший. – Тот высоко сидит в Царь-граде, жесток, но ленив, и ежели в такую даль забрался, то неспроста. На зиму глядючи с Рарогом ему договариваться выгоды нет да и не по гонору его, а гляди-ка, все ж приплыл. Мыслю, ведаю я, что он здесь ищет. Коли найдет, случится беда.
– Так не пускайте его.
– Мы с Царь-градом не воюем. Нет у нас повода ему дорогу заказать, а стоило бы – василевс не прочь всю Русь под себя подмять, никакими делишками не гнушается ради столь жирной добычи. Им Рим возродить охота. Однако в том Царь-граду князья Арконы поперек горла встали. Флот у них могучий, корабли греческим не чета, воинов умелых хватает, а Черномор правит мудро. Клацнет зубами Царь-град, Аркона его не помилует. Хоть и желают хранить мир князья на Буяне, а своих тронуть не дадут. Потому Хула давно на Аркону нацелился, а Черномор и Финист во всеуслышание поклялись с людьми василевса союзов не заключать, торговых дел не вести и ни о чем никогда разговоров не разговаривать. Их клятва дороже золота. О том весь словенский мир наслышан. Торговать на Буяне цареградцы торговали, но великому князю и племяшу его на глаза старались не попадаться. Мыслю, Черномор и нынче их не жалует.
