— То, чего вам удалось достичь, имея столь скудные ресурсы, это просто что-то невероятное, — сказала она, цепляя поводок к ошейнику Канноли и прихватывая с собой коробку с его вещами. — У тебя редкий дар, Хейзел, ты должна этим гордиться.

— Спасибо, так и есть, — сказала я искренне. Я испытывала гордость, но эта самая гордость не могла остановить поступления счетов и не могла остановить моего беспокойства о том, как или когда я смогу в следующий раз получить пожертвование или грант. — Однако я надеюсь, что приют продвинется вперед к более стабильному финансовому положению в следующем году. Есть что-то еще, чего может потребовать фонд для подачи заявки? Что-то еще, что я могла бы добавить, чтобы увеличить шансы?

— Ваш приют невероятный, Хейзел, и если бы это зависело от меня, то ты бы была бесспорным кандидатом на победу, — Имоджен вздохнула и покачала головой. — Хочешь совет? Один из показателей, на которые обращает внимание комиссия, это крепкие организации. Такие, кто популярен среди общественности и у кого есть активное взаимодействие с социумом. Все, что ты сделала здесь, это очень мило, но все это спрятано за стенами из бетонных блоков и это трудно оценить. Насколько крупные у вас аккаунты в социальных сетях?

Очень скромные.

— Я работаю над тем, чтобы они увеличивались, — сказала я, что было очень близко к полней лжи.

Я ненавидела социальные сети за тот обман, что они демонстрировали миру. Мне было известно, чем больше люди дарили своим друзьям широкие улыбки, прекрасные воспоминания на фотографиях и дома словно с картинки, тем больше они скрывали на самом деле. Это был сложный урок, который мне пришлось усвоить, но я получила его довольно рано — и отчасти — должна поблагодарить своего отца.

— Проблемы, связанные с благополучием животных сейчас на модной волне, и я знаю, что это звучит грубо, но это правда, — сказала Имоджен. — Тебе нужно воспользоваться этой популярностью, принять это и развивать. Понимаешь?

— Я планирую взять стажера, чтобы он помогал приюту в завоевании социальных сетей, — сказала я, потому что, что еще я могла сделать, кроме как согласиться? Я должна заплатить кому-то со стороны собачьими облизываниями и печеньем, потому как для найма дополнительного персонала у меня была дырка в бюджете, но если это означало получить место в мероприятиях на следующий год, то у меня не было выбора кроме как что-нибудь придумать с этим.

— Так держать, — сказала Имоджен, сжимая мое запястье. — А теперь, думаю, самое время, чтобы отвезти этого маленького ворчуна домой. Я планировала вечеринку для Канноли сегодня вечером.

Я проводила Имоджен к ее машине. Пока я наблюдала за тем, как задние огни ее автомобиля исчезали за углом, в кармане моих джинсов зазвонил телефон. Экран гласил, что это была Эвелин, и я сделала глубокий вдох прежде, чем ответить.

— Привет, мама, — сказала я, заходя обратно в приют. Меня приветствовал внезапно раздавшийся лай из основной части питомника. Это означало близящееся время послеобеденных игр.

— Милая, я не знаю, как добраться до дома, — сказала она ее голос звучал на высоких тонах и весьма напряженно, как будто она была готова расплакаться.

— Ты за рулем? — спросила я, пытаясь скрыть собственные тревогу и удивление. Моя мама сравнивала управление автомобилем с хирургической операцией. Она утверждала, что движение бампера к бамперу, шум, ее отвратительная способность к ориентации и постоянный стресс — все это просто поджаривало ее нервы. И все это только лишь усиливалось тем, что она не имела возможности принять Ксанакс во время вождения. Сейчас она пользовалась рецептом на лекарство гораздо реже, чем пять лет назад, но знание того, что она могла воспользоваться им в случае чего, помогало ей оставаться в уравновешенном состоянии. То, что она оказалась в гуще вечернего движения, за рулем автомобиля, на котором она проезжала шесть тысяч миль в год, означало то, что она не смогла добраться до своего спасительного одеяла без риска заполучить повреждения.

— У автомобиля службы доставки в последний момент возникли проблемы. Поэтому я должна была ехать сама или пропустить встречу, — сказала она.

— Значит, ты у своего терапевта? — спросила я, обрадованная тем, что она по крайней мере нашла дорогу без несчастных случаев и панических атак. Слава Богу ее психиатр никогда не менял своего места расположения за те десять, что моя мама посещала его. Вся ее жизнь вращалась вокруг рутины и всякое неожиданные изменения ее распорядка приводило ее к кризису.

— Да, я была, но потом… — она замолчала, сигналы и крики заглушали ее слова.

— Что потом? — спросила я, когда она не ответила. — Мам?

Потом было еще больше сигналов автомобилей, а когда она наконец вернулась к разговору, то ее голос стал жестче и звучал более натянуто.

— Да, а потом я столкнулась с тем, что на Бродвее идет стройка, и была вынуждена ехать в объезд.

Я выдохнула. Хорошо, значит она оказалась в ловушке, но по-прежнему не утратила над собой контроль. Я все еще могу помочь ей справиться с этим. Не так как в прошлый раз, когда она позвонила мне только после того, как проехала через весь город и бензин закончился.

— Все в порядке. Тебе просто нужно следовать объездным указателям. Они, в конце концов, приедут тебя обратно на Бродвей.

Я практически могла расслышать, как растрескивалась кожа рулевого колеса под ее ладонями, когда она произнесла:

— Я не вижу никаких знаков, Хейзел.

Я сделала глубокий вдох, подавляя свой протест. То, что я буду раздражаться из-за нее, никак не решит проблему.

— На какой дороге ты сейчас находишься? — спросила я.

— Санте Фе, — сказала она, источая все, что угодно, кроме уверенности.

— Можешь назвать мне перекресток? — спросила я, двигаясь вдоль ресепшн к компьютеру, чтобы открыть интернет-браузер, лай в питомнике становился все громче.

— Я не знаю. Знаки слишком размытые, а движение очень быстрое — я ничего не могу прочитать, — сказала она. — Именно поэтому, я всегда еду по Бродвею.

— Я знаю, но Санта Фе идет параллельно Бродвею и непременно приведет тебя к дому, — сказала я.

— Все выглядит как-то не так, Хейзел. Что, если я еду не туда или уже уехала слишком далеко? — спросила она.

— Горы у тебя слева или справа? — спросила я, молясь о том, чтобы она не растерялась настолько, чтобы уже быть на путь к Вайомингу. Если моя мама умудрилась уехать так далеко, то ей придется развернуться, она потеряла ту малую долю самообладания, за которую цеплялась, а я на самом деле не хотела, чтобы ее вновь обретенная независимость закончилась на такой кислой ноте.

— Горы у меня справа, — сказала она, наконец ее голос звучал уверенно.

Хвала небесам. Это означало, что она ехала на юг и это направление вело к ее дому.

— Хейзел, люди продолжают сигналить мне и объезжают мою машину, а один джентльмен на огромном грузовике даже показал мне палец, — ее голос дрогнул в конце. Сейчас в любой момент она могла расплакаться. — Я просто не могу понять, почему на Бродвее была какая-то стройка.

Когда случалось нечто подобное, она всегда рассказывала по кругу одно и тоже — это было побочным эффектом ее недуга. Каждый раз, когда что-то затрагивало ее мозг, она неожиданно обнаруживала причину, почему со всем этим было что-то не так.

— Все будет в порядке, мам, но тебе нужно успокоиться, тогда ты не попадешь в аварию. Ты можешь там где-то остановиться?

— Нет, сейчас я на средней полосе — никуда съехать не могу, — сказала она, а потом добавила: — Ох, подожди, впереди ресторан Chick-fil-A.

— Это хорошо, — сказала я, быстро вбивая в поисковой строке Google «локация Chick-fil-A + дорога Сантафе на юг». В результатах поиска появилось два результата, оба по соседству с ее домом. — Как насчет того, чтобы ты припарковалась там ненадолго, тогда я смогу помочь тебе перепрограммировать твой GPS?

Она тяжело вздохнула.

— Я такая глупая. Я говорила самой себе, что надо было отменить встречу, когда водитель отменил заказ, но я подумала, что смогу.