– Эй! Дружище.

Кратов отшатнулся, вырванный из жуткого транса, рассеянно озираясь в поисках источника звука. Гэрриоун сидел напротив него в столовой, испытующе разглядывая его своими холодными глазами.

– Ты в порядке? – спросил здоровяк соседа, – Ты к еде не притрагиваешься. Залип в точку и сидишь.

– А? Нет, – встрепенулся Кратов, – нет, нет. Все в порядке. Просто странный сон приснился. Никак не отойду.

– А-а-а-а. – протянул Гэрриоун, понимающе кивая, – Странные сны.

Лицо его опять помрачнело и черты его стали каменеть в задумчивости. Только тяжелая челюсть машинально продолжала разжевывать еду, с таким же автоматизмом отправляемую в рот. “Видимо, ему тоже есть, о чем подумать”, – промелькнуло в голове у Кратова. Спустя какое-то время к ним присоединился Ясер.

– Вы какие-то оба мрачные, – он перевел взгляд с одного на другого, – Мучают кошмары?

Глаза Гэрриоуна угрожающе блеснули, когда он бросил свой взгляд в сторону товарища. Челюсть сжалась больше необходимого, на без того бледных кулаках побелели костяшки. Он промолчал, но, пораженный догадкой Ясера, Кратов спросил:

– Откуда ты знаешь?

– Видно по вашим мрачным лицам, – лаконично ответил тот.

– А то все тут сияют улыбками и в хороводах распевают песни, – прорычал Гэрриоун.

Ясер хмыкнул.

– Верно. Но вы уж слишком задумчивы и напряжены в отличие от остальных.

Тут Кратов заметил, что вокруг люди ведут себя оживленнее, чем утром. Их более расслабленные позы и жесты выглядели естественно. Словно тела наконец разморозили, и сошедшее окоченение освободило суставы и мышцы обитателей этого места. За столами вновь раздавались негромкие разговоры. Слова было различить трудно, но это явно были спокойные непринужденные беседы людей, отдыхающих от работы.

– Смутные и странные сны – это нормально, – менторским тоном продолжал Ясер, – поначалу они будут. Я сам проходил через это. Со временем все прояснится и встанет на свои места. Просто ваш мозг еще не оправился от истощения. Сильно напрягает, не спорю, но скоро все пройдет.

– Хочется верить, – глухо произнес Гэрриоун.

Связь с пультом вновь отогнала жуткие воспоминания. Кратов погрузился в странный мир четких ощущений, которых он не понимал, но знал, что с ними делать. Глубоко погрузившись в свою работу, он не заметил, как пролетело время. Он не сразу отреагировал, когда Ясер деликатно за плечо оттаскивал его от пульта. После ужина он направил Кратова и Гэрриоуна в каюту. На возражение обоих, что остальные все еще на своих постах, Ясер ответил, что им еще рано, ведь они не набрались достаточно сил, а работа с пультами изматывает, и им сейчас нужен хороший отдых.

Уже расположившись в каюте, Кратов поднял вопрос о том, помнят ли они что-нибудь из своего прошлого и как они попали сюда. Гэрриоун признался, что ничего, кроме отдельных обрывков не связанных друг с другом воспоминаний и фраз, не смог восстановить в памяти. Ясер признался, что вспомнил отдельные эпизоды из своей жизни, но понять точную хронологию так и не смог. Он помнит обрывки детства, когда он был маленьким ребенком в большой семье. Помнит красивую природу. Горы, утопающие в зелени, бурлящие реки, свободу и простор. Помнит что-то из более поздних лет, но что и когда случилось, не имеет понятия.

Следующая ночь не принесла облегчения. Кошмар стал отпечатываться в памяти, словно на пленке, сквозь темную завесу стали проявляться очертания и образы. Смазанные, нечеткие, полные ломаных линий, расплывающиеся при фокусировке, своим хаосом они дополняли звуки, заставляя сердце цепенеть. Черные пальцы тянулись к нему с мольбой, обещая проклятие. Сгорбленные силуэты сжимались в точки, пытаясь избежать неотвратимого. Тонкие стебли хрупких ног подламывались, пытаясь сделать отчаянные шаги к спасению. Там были лица, но он не мог их запомнить. Только рты, извергающие рыдания и крики, глазницы, сверлящие ненавистью. Он хотел убежать, но черный плотный воздух крепко держал его в своем капкане. Его руки бесполезно скребли шершавый бетон, пытаясь развернуть непослушное тело безвольной марионетки. Ноги вросли глубоко в сырую землю, уцепившись корнями в кости и гнилую плоть. Он боялся дышать, словно его дыхание оскорбляло их, как и биение сердца, отбивающего такт безумному хору. От каждого их слова веяло холодом и тленом. Они хотели, чтобы он взглянул на них, чтобы он увидел их и запомнил. Он всматривался в их лица. Но запомнил только одно.

Лицо маленькой девочки лет шести, перепачканное грязью, словно она не мылась уже несколько месяцев. Пухленькие губки чуть выдавались вперед, создавая впечатление обиженной серьезности. Небольшой курносый нос с темным пятном на кончике. Растрепанные черные волосы, словно спутанный моток проволоки вокруг. И взгляд карих глаз, смотрящих с недетской серьезностью и пониманием. В этом взгляде отражалась обреченность существа, жизнь которого не успела начаться. Цветка, который растоптали, не дав ему расцвести. Загнанного в угол истощенного зверя, которому больше некуда бежать. Этот взгляд бросал последний вызов, принимая свою участь, но не сдаваясь на милость победителя.

Этот образ преследовал его. Кто она? Почему именно ее лицо отпечаталось в его сознании? Эти мысли терзали его весь следующий день, вытягивая смутные воспоминания, которые не желали обретать четкие формы.

В этом месте он был не всегда. Там, за стенами станции, у него была другая жизнь, совсем другая. Его окружали другие люди, и он для них что-то значил. Он был кем-то, но кем? Кратов вспомнил, что такое семья – была ли она у него? Может, эта девочка – его дочь, или просто ему отпечаталось в памяти не по-детски серьезное лицо совершенно незнакомого ребенка. Как он попал сюда? Почему? Как бы он ни пытался вспомнить, память не спешила раскрывать ему этих секретов. Казалось, что нужные мысли и воспоминания близко, стоит только приложить немного усилий, и все кристаллизуется, станет предельно ясным и понятным. Что он вспомнит все. Но при малейших попытках сконцентрироваться, образы разлетались, словно стая птиц при виде хищника. Это состояние раздражало его и изматывало. Время контакта с пультом управления давало небольшую передышку, но, как только связь исчезала, пытка начиналась снова. Он мечтал слиться с местом своей работы, больше никогда не отрываться от простого и незамысловатого процесса. Чтобы этот нестерпимый гул неоформившихся воспоминаний не изматывал его спутанного сознания. Но каждый перерыв Ясер выводил его из спасительного транса, отстраняя от пульта.

– Не волнуйся. Скоро это пройдет, – успокаивал Ясер, видя терзания Кратова, – Надо немного потерпеть.

Вечер они провели в полном молчании, погруженные каждый в свои мысли. Только сейчас за весь день Кратов заметил, что Гэрриоуна тоже что-то тревожит. Тяжелая челюсть его была напряженно сомкнута, и лишь желваки двигались на его окаменевшем лице. Стеклянный взгляд был рассредоточен, свидетельствуя о глубоком погружении сознания в неведомые глубины. Ясер, видя их задумчивость, не заводил разговоров и молчал, заняв свою обычную позицию возле входа в каюту. Чтобы лучше сконцентрироваться и все же уловить скользящие на поверхности воспоминания, Кратов закрыл глаза.

Звуки выстрелов вырвали его из задумчивости. Три коротких очереди в непосредственной близости разорвали воздух громом судного дня. Вдалеке резкий раздраженный голос выкрикивал команды, ему вторили крики раненых. Кратов открыл глаза. Он стоял в русле реки. На ее берегах обнаженные деревья своими хрупкими телами прикрывали беззащитные дома. На противоположном берегу лицом вниз лежал человек в грязной зеленой форме – он не успел добраться до спасительной линии растений. Изо рта с каждым выдохом вылетали облачка пара, сердце бешено колотилось. Кратов должен был что-то сделать, но не мог вспомнить, что.

Он беспомощно оглянулся – никого. Только крики, время от времени чередуясь с треском автоматов, наполняли холодный воздух безумством жизни. Грязный камуфляж лип к телу. Кратов рассеянно посмотрел под ноги в поисках ответа. Вода, в которой он стоял по щиколотку, была красной от крови. Или это текла настоящая кровь? В голове проскочила жуткая мысль, что воды в русле больше не осталось, что теперь отныне здесь будет нескончаемый поток, собирающийся из ран и разорванных сосудов. Поток, питаемый криками и выстрелами, мольбами о помощи и стонами умирающих. Этот размеренный треск и грохот существуют только для того, чтобы текла эта река. Эти команды звучат для того, чтобы текла эта река. Он здесь для того, чтобы текла эта река.