– Ты, сволочь, – прошипела «кисуня» в лицо попятившегося «котика». И наращивая обороты продолжила: – Мало того, что еще с кем-то за моей спиной встречался, так еще и замуж звал? А я, как идиотка… Четыре месяца… – От прозвучавших сроков я слегка опешила. Это сколько же времени мне этот подлец мозги пудрил? – Ах ты скотина! – И блондинка, которая, к слову, была на вид как миниатюрная статуэтка и доходила бывшему до плеча, кажется, не совсем осознавая, что ее весовая категория слегка отличается от накачанного центнера Игоря, ринулась в атаку.

Спустя всего полминуты я поняла, что те, кто придумал слоган «сантиметры решают все» – идиот. Разница в росте между блондинкой и бывшим была не меньше полутора дециметров. Но на пол с криком раненного зверя рухнул Игорь.

Блондинка тут же оседлала поверженного. А дальше… Чавкающие звуки, удары, четкие и ритмичные, как у боксера о грушу, дрыгающаяся мужская пятка и сдавленное «помогите» – это все, что я запомнила.

Потом бывший каким-то чудом извернулся, с размаху долбанул кулаком по лицу блондинки и, ужом вывернувшись из-под нее, дал деру прямо на меня.

Я едва успела отпрыгнуть, как мимо пулей просвистело абсолютно голое мужское тело. По лестнице в лучших традициях кота раздалось тыгыдык-тыгыдык, а затем хлопнула подъездная дверь.

Я же резвостью Игоря не обладала, а потому тихонько попятилась, но, бросив быстрый взгляд на «кисуню» – а ну как меня сейчас начнет валтузить вместо удравшего дорогого – остановилась. Блондинка, потерявшая в драке свое полотенце, едва поднялась на ноги и взмахнув вырванным у побежденного клочком махровой ткани, прислонилась к стенке и начала сползать.

Разумнее всего было убежать, но я, вспомнив удар бывшего в голову его пассии, остановилась. А вдруг у нее сотрясение или… того хуже. А я уйду. А ей нужен врач. Адреналиновая злость – штука опасная. Человек и пулю в груди с ней не сразу почувствовать может…

В общем, повела я себя как клиническая идиотка – кинулась на помощь.

Дотащила блондинку до дивана, прикрыла ее махровым полотенцем, валявшемся неподалеку, вызвала скорую и приложила к щеке, которую раздувало на глазах, холодный компресс.

Прошло около получаса, скорая не торопилась, зато моя «коллега» по Игорю пришла в себя. Сначала она ничего не поняла, потом попыталась вскочить, но у нее тут же закружилась голова, а затем в домофон позвонили: наконец-то приехали люди в синих фуфайках.

Едва я открыла дверь и указала им на пострадавшую, они – в лучших традициях коллекторов: не разуваясь и не здороваясь, – потопали к ней.

Сделали записи, попросили сосчитать пальцы, спросили, не было ли лужи под потерпевшей сразу после травмы, всадили укол ношпы (причем фельдшер так долго целился в ягодицу, что я уже было решила – попадет в диван) и уехали.

А мы остались. В неловкой тишине.

– Если тебе уже лучше, я, пожалуй, пойду… – сказала я и посмотрела, как за окном догорал закат. М-да, припозднилась.

Уже встала и направилась в прихожую, как в спину полетело.

– Спасибо. Меня, кстати, Соня зовут.

Я остановилась. Обернулась. И как-то само собой сорвалось:

– Ника.

– Я знаю. Перед тем, как я отметелила этого говнюка, он тебя назвал, – она попыталась усмехнуться, но тут же скривилась: видимо, напомнил о себе синяк.

В дверь раздался звонок, и до этого лежавшая пластом Соня резко вскочила и с воинственным криком ринулась к двери. Судя по всему – отсыпать добавки блудному любовнику. Но на пороге нарисовался доставщик пиццы.

Буквально три секунды – и Соня уже стояла с коробкой в одной руке и сетом роллов – в другой. А паренек испарился. Вот что значит профессионал. Печенкой почуял, когда стоит появиться, и когда – исчезнуть.

Соня повернулась ко мне и вздохнула:

– Слушай, Ника, оставайся. Не пропадать же добру…

Не то чтобы я горела желанием… Но спустя пару часов, когда мы основательно распробовали и пиццу, и роллы, и мой тортик, и завалявшийся на кухне коньяк, оказалось, что у нас с Соней много тем для обсуждения.

К слову, Игорь этой ночью на съемную квартиру так и не явился.

Зато мы с Соней душевно посидели. До утра.

– Так ты это… сукрет… сиськ… – новая знакомая пьяно захихикала и, решив, что так тоже неплохо, выразительным нетрезвым жестом изобразила на себе мои верхние сто десять сантиметров. Но потом покачала пальцем перед свои носом и совладала с языком – Се-ктре-тар-ша. Во!

– Ага. Ик!

Я тоже была далека от стеклышка, но держалась все же получше. Как-никак дозы коньяка у нас были равные, а вот вместилища – нет.

Если Соня была обладательницей форм из категории погреметь, то я – потрясти. Все же природа не обделила меня ростом (тут сказались гены дедушки-волейболиста) и формами (тут уж к деду вопросов не было, а вот к маме, на пятый размер которой мужчины и сейчас сворачивали шеи – таки да). Нет, я не комплексовала по этому поводу. Ну хорошо… Иногда меня задевало, когда слышала от консультантов тщательно скрываемое презрение – бабуля утверждала, что зависть! – за фразой: «У нас линейка до сорок четвертого размера… Поищите в магазине для полных». И это при том, что мои шестьдесят с плюсом кило – плюсик плавно перетекал в семерку с нолем – меня не сильно обременяли. Мне с ними даже было весело. И я даже считала себя вроде привлекательной и счастливой. До вчерашнего вечера.

– И у тебя… – Соня сделала выдох, словно борьба с собственным языком была для нее непосильной. Но все же она была в прошлом спортсменкой, о чем поведала во время нашей милой девичей пьян… философско-интеллектуальной беседы о смысле жизни, сдобренной бальзамированием (пятизвездочный коньячок – отличный бальзам!) душевных ран. В общем, Соня справилась и сумела выговорить. Даже без запинки: – Классный начальник? Наверняка богатый и властный.

Я вспомнила, что начальница на свою зарплату не жаловалась (и нам настоятельно не советовала, хотя подчиненных и босса от равенства отделял какой-то пресловутый нолик), а властности и вовсе могла страждущим дать взаймы, потому ответила честно:

– Ага… Такой классный, что класть на него – не перекласть.

– Это как? – Соня сморгнула.

– А так… мой шеф – властелинша.

– Трындец, – только и сказала Соня, а потом подняла рюмку, не чокаясь выпила залпом, будто поминая. И только потом пояснила: – Мужика хотя бы истерикой и слезами пронять можно, а тут… Ты попала.

То, что я влипла, я поняла еще год назад, узрев свое начальство в боевой ипостаси главного дистрибьютора региона, дававшего мастер-класс по приготовлению мяса на сковороде «Таппер». Тогда на презентации вокруг Илларионовой подчиненные летали быстрее, чем пули на передовой. Ей подавали все: от масла и мяса до широких улыбок и аплодисментов даже не по первому слову. По взгляду. И вот тогда-то я осознала: это как же надо было надрессировать своих подчиненных…

– Угу, – я шмыгнула носом.

Взгляд упал на фото бывшего, которое стояло в рамочке на подоконнике. Соня проследила за тем, куда я смотрю.

– Кобель он, хоть и породистый, – она махнула рукой, а потом таким тоном, словно рассуждала в какой цвет покрасить ногти, в перламутровый или нежно розовый, произнесла: – Нос ему сломать, что ли…

Как я уже поняла, это Соня могла. И запросто. Судя по ее боевому настрою.

– Да ладно, пусть живет со своим кривым, – отмахнулась я, и со вздохом призналась: – Я из-за этой сволочи от отпуска отказалась. Этот паразит все втирал о том, что занят переводами. Вот я и не брала.

– А меня заверял, что у него больной брат.

Я глянула на «переводы». Соня – на «брата». И мы выпили. После чего тортика не осталось вовсе.

– Одни расстройства от этого кобеля. Вот сейчас к моим набранным десяти нервным килограммам прибавится еще один, – я печально облизала остатки крема с ложки. – Ни отдыха. Ни фигуры.

– Зато ни я, ни ты не вышли замуж за этого… любителя проводить кастинг.

– А при чем тут кастинг? – не поняла я.

Сейчас мы с Соней обе плавно переходили из стадии «язык заплетается» в «море по колено, горы по плечу», когда понимаешь собеседника с полуслова и начинает неудержимо тянуть на подвиги.