— Умеешь прогонять воспоминания? Я бы их стерла, если бы могла.

Ох, ему не нравилось, как это звучало. Доннаха не любил думать о мрачном, но она бы не обрадовалась таким словам.

— Изгнание воспоминаний — глупое дело.

— Разве? — она посмотрела на него, гнев сделал ее голубые глаза темнее. — У тебя есть воспоминания, что мучают тебя?

Он приподнял бровь.

— А ты как думаешь?

Она вспомнила о его проклятии. Эльва перевела взгляд на стену.

— Видимо, это похожее.

Доннаха уперся локтями в колени, бутылка вина свисала с его пальцев.

— Те воспоминания, хоть и сложные, делают тебя собой. Это не слабость — страдать от них. Ты и должна. Те времена были тяжелыми, и ты пережила их и не должна стыдиться.

Чем он стал? Собеседником для сокровенных тайн женщин? Его братья смеялись бы, скажи он такое.

Он понял давно, что только воспоминания сохраняли целым. Нужно было знать, что случилось, помнить все трудные моменты в жизни, наслаждаться жизнью. И по какой-то странной причине он хотел, чтобы эта женщина поняла, как важно для нее осознать это.

Она не поворачивала лицо к нему. Мышца на челюсти дергалась, она стиснула зубы и зло смотрела на стену.

— Я не хочу их помнить.

— Порой помогает, если ими поделиться.

— Я не хочу и рассказывать о них.

— Почему?

Плечи Эльвы опустились.

— Я не хочу вообще думать о них. С чего ты взял, что я хочу обсуждать их?

Он не думал, что это была плохая идея. Судя по ее раздавленному виду, ей нужно было обсудить это.

Он не был лучшим вариантом для такого разговора. Она не знала, кем он был. Он не знал, кем была она. И было много факторов для нее не доверять ему.

Все-таки он заставил ее прийти сюда. Эльва ясно дала понять, что у нее было много дел вместо пребывания в замке с ним. Она хотела стать самой известной воительницей королевства. Конечно, она не объяснила ему причину.

Доннаха мог догадаться по тому, как она сейчас сидела.

Он видел признаки приближающегося срыва. Она сжимала кулаки. Она скрестила руки, почти обнимая себя, но все еще выглядела обиженно. И, конечно, она использовала волосы как щит. Она не хотела, чтобы он видел ее лицо или глаза, и он догадывался, почему.

Вздохнув, Доннаха протянул ей бутылку вина.

— Сделай глоток и говори.

Она взяла бутылку и долго пила. Вытерев губы, Эльва покачала головой и молчала.

— Ты ни с кем еще не говорила об этом? — спросил он.

— О, говорила, — почти прорычала она.

— И они тебе не поверили, — это был не вопрос. Ему не нужно было спрашивать, чтобы понять, почему она не доверяла никому в этом.

Она посмотрела на него, глаза были темными, а губы — сжатыми в тонкую линию.

— Откуда ты знаешь?

— Моя сестра, — он всплеснул руками. — У нас было сложное детство. Хоть мы в родстве с королевичами, дворфы другие. Мы были кузенами, так что были как все. Она забрела далеко от шахт в детстве, и ее поймали несколько из Благого двора, которые решили, что будет интересно узнать, женщины ли на самом деле дворфийки, или мы все мужчины. Это плохо кончилось для нее, и некоторые не хотели это слушать.

Потребовались все силы, чтобы рассказывать историю без реакции. Он хотел сжать кулаки и снова уничтожить мужчин, сделавших это. Ненависть горела в его груди на Благой двор так много лет, что он не знал, как погасить гнев.

— Что она сделала? — голос Эльвы был едва слышным. — Чтобы справиться с воспоминаниями?

Он пожал плечами.

— Думаю, она самая сильная на планете. Она вышла замуж, у нее четверо детей, и она смеется и танцует. Будто ничего не было. Порой я вижу тени в ее глазах, когда она вспоминает это. Когда она покидает дом и бродит подальше от семьи. Но… она выбрала не дать этому изменить ее. И я долго не мог понять эту силу.

— Почему?

— Я хотел убить их, — его руки дрожали. — Я хотел выследить их и отрубить им головы, когда узнал. Но она сказала, что не хотела этого. Она сказала, что не стоило тратить на них время ее жизни.

Эльва сделала глоток из бутылки вина.

— Не думаю, что я согласна с ней.

— И я, — он протянул руку за бутылкой, ему вдруг потребовалась смелость. — Так ты будешь говорить?

Она легко отдала бутылку. Он знал, что она смотрела, потому что ощущал жар ее взгляда, и как она отчаянно пыталась отвлечь себя.

Наконец, она выдохнула.

— Я — Эльва из Благого двора.

Он ждал, что она продолжит, а потом покачал головой.

— Я знал это.

— Эльва, — медленно повторила она. — Из Благого двора.

— Это я понял. Это должно что-то значить?

— Как давно ты проклят? — Эльва подняла руку. — Прости. Как давно ты не был вовлечен в систему дворов?

Этот вопрос не был связан с проклятием, и ответить было проще. Доннаха пожал плечами.

— Пару лет?

— И все?

— Кажется, что долго, — он был медведем годами. Нужно было сосчитать их.

— Ты должен был слышать обо мне. И о произошедшем. Ты знаешь, что Благого короля свергли?

— Да, и бросили в мир людей. И что?

Она сжалась сильнее.

— Я — его жена.

Его рот раскрылся в ужасе.

— Кто? — боги, в его замке была жена прошлого Благого короля? Этого хотела Королева троллей все это время? Она не шутила, когда сказала, что дворы его убьют. Они захотят вернуть эту женщину как можно скорее. Он был потрясен, что они еще не пришли.

— Я уже не часть дворов, если ты переживаешь. Отдай-ка, — она забрала вино и сделала большой глоток.

— Так они не придут к замку, требуя, чтобы я отдал тебя или расстался с головой? — спросил он. Уточнение ощущалось важным, хоть она и не переживала.

Он переживал.

Эльва покачала головой.

— Нет. Нынешние король и королева понимают, что я хочу побыть одна. Мне нужно отыскать себя.

— После роли королевы.

— Я не была королевой, — она исправила его и сделала еще глоток.

Хватит. Он не хотел, чтобы она напилась и забыла о том, что все ему рассказала. Доннаха потянулся за бутылкой.

— Так ты избалована? Конечно, тебе тут удобно.

— О, этого мне в жизни хватило, спасибо. Я разобью бутылку тебе об голову, если продолжишь сарказм.

Доннаха забрал бутылку из ее рук. Женщина не напьется при нем, даже если хотела. Он убрал бутылку за себя, подальше от ее рук, и повернулся к ней.

— Так это он…?

— Не так, как ты думаешь, — пробормотала она. Она отвернулась от него к ледяному огню. — Когда все это началось, я его любила. Фионн был хорошим. Очаровательным, веселым, обещал мне жизнь, какую я хотела с детства. Тогда выбор казался лучшим.

— Ты любила его или хотела то, что он мог дать?

Она пожала плечами.

— Всего понемногу? Он был первым, кто меня заинтересовал. Первая любовь, пожалуй. Он хотел для меня лучшего, не важно, хотела я этого или нет. И тогда начались проблемы. Я поняла, что не хотела все это милое, но он думал, что они мне были нужны. Он хотел поставить меня на пьедестал и говорить мне, чего я хотела.

Это объясняло ее независимость. Она была по сути королевой, но Эльва оставалась жестким воином. Он не знал женщин, которые могли так менять роли. Он скрестил руки и отклонился, глядя на ее профиль.

— Хорошо, он хотел для тебя лучшего. Что пошло не так?

— Он не слушал того, чего я хотела. Он говорил мне, что я должна хотеть, потому что все этого хотели. Фионн пускал дым в глаза. Он не знал, кем он был, чего хотел от жизни, кроме трона. И даже это он забрал, потому что его близнец занял трон первым.

Доннаха знал таких мужчин. Они ему не нравились, но они неплохо жили. Их жены всегда были счастливы, но Эльва была не из тех, кого устраивало простое счастье.

— И?

— И я поняла со временем, что мужчина, с которым я спала, стал другим, — ответила она, повернулась к нему, холодно глядя ему в глаза. — Я не сказала ему. Ничего. Я не сказала, что разлюбила его, что не хотела, чтобы он меня трогал. Я терпела. Это ведь женщины должны делать? Я терпела годами.