Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Брось выпендриваться! - крикнул я. - Рассказывай по-человечески. Факты! Факты!

- Не ори, ты не генерал, а я не твой подчиненный. Лучше слушай. Детали? Ты что, хочешь иметь их? Нарисовать? Их тебе преподнести на блюдечке? Да нет фактов! Есть факт вырванных листиков. И больше ничего нет. Пальцы? Отпечатки? Их тоже нет. Там хорошо поработали, чтобы наложить пятно на тогда подполковника Шугова. Он ждал присвоения звания в том месяце. Он... Слушай, он любил Лену. Любил по-настоящему. Не как мы. Мы любим... на расстоянии. А он любил лицом к лицу. А ты не знаешь еще Лену! Она - не из легких по характеру. Это - дерзость. Это - непредсказуемость!

- Ты говори о С.

- А чего говорить? Все с Уставом - фальсификация. Никаких листиков Шугов из Устава не вырывал. И когда ему предъявили обвинение, он стал спокойно защищаться. Он защищал себя и защищал жену.

- А при чем здесь она?

- С. далеко глядел. Он заставил вертеться на вертеле Зиновия Борисовича Мещерского, отца Лены. С. записал ее в сионистки. Будто Лена работает на разведку государства Израиль! Это за то, что Лена отказала ему и не пошла к нему в постель. Шугов не знал этого. Он всеми средствами защищался. Тогда - и правильно сделал - написал в Политуправление пограничных войск КГБ прошение: разобраться с его судьбой и с судьбой его жены. Он прямо указал на С.

Я глядел на Железновского, потускневшего, какого-то уже подержанного. Почему он все это мне рассказывает? Верно ли, что Лена сейчас - любовница С.? Что нужно Железновскому? У него всегда каждый шаг продуман. Он не делает бесцельно ни одного шага.

- Ты не веришь мне, - уставился на меня Железновский. - Скажешь, что я отказался от нее? И перекладываю на тебя всю борьбу с ним. Ты думаешь так? Именно так?

- Я ничего не думаю. Я лишь прикидываю: а что теперь все это значит для жизни нашей дело с листиками Устава? И что выйдет, если я даже кинусь в борьбу с С.?

- Это уже серьезный разговор. С. поплыл на дрожжах... Снова поплыл. Я знаю, что ты был у него. Не доверяй ему ни слова. Не доверяй вообще плывущим на дрожжах!

- Но ты же плыл на дрожжах при, ну, скажем, твоим языком, знакомстве с двойником Лаврентия Павловича, ныне приговоренного и расстрелянного по всем строгим нашим законам!

- Э, друг! Есть разница. Я был молод, энергичен. И не я выступал инициатором. Я был исполнителем. А С. - разработчик идей. Он же и их прямой исполнитель. Сейчас мне жить нравится. Все пошло по накатанным колеям. Я, к примеру, забыт и прощен. А С. сделает так, чтобы все снова повернуть. Будет новая кровь, будут новые лагеря. А чтобы он не сделал этого...

- Надо у него отнять женщину, которую ты из-за самолюбия не хочешь оставлять старику? Это ты хочешь сказать?

- И это.

- Не ты вызволял сержантов. Вызволял их С., ты их в тюрьму загнал. И я не буду воевать против него по твоей воле. Ты - это ты, а я - это я. Ты еще у меня ответишь за железнодорожников, за Соломию Яковлевну Зудько, за ее мужа Соловьева. Ты ответишь за то, что бил тогда пограничника Смирнова.

- Ну что ж! А я тебя за все, что ты сказал... Я тебя... Я тебя убью!

Железновский повернулся будто на строевом плацу. Четко пошагал. Потом развернулся, поглядел на меня в упор:

- Ты - чокнулся. Я к тебе всегда шел... Шел очиститься. Ты же...

- Ты шел очиститься после того, как бил людей? А очищаться шел ко мне? Придумывая при этом... Не дать ли и этому путевочку на тот свет? Сколько же он обо мне знает! Он знает, как я пытал Соломию Зудько, никогда не бывшую в лагерях и не приговаривавшую своих соотечественниц к расстрелу! Она никогда не была похожа на ту, что стояла на фотографиях у ямы, где совершался расстрел. Ты это знаешь. И знаю это я. Ты знаешь, что ни один из железнодорожников не был врагом Родины, они не были и диверсантами, в которые вы их со своим двойником записали!

Я что-то кричал еще, а он спокойно стоял у двери и сочувственно смотрел на меня. Потом вздохнул и сказал на прощанье:

- Как трудно тебе, брат, жить на свете! Кричал бы уж только в газетах... Ну чего надрываешься? Лучше бы вызволил Лену из объятий этого любвеобильного старикашки. Женился бы на ней.

- А что же ты не женишься?

- Она не пойдет. Она знает мои проделки. Знает с тех пор еще... Тогда на танцах она потому и выбрала тебя, а не меня. Она чувствовала: я тот, ночной работник, который не любит отвечать, а любит спрашивать и выведывать. Она это насквозь во мне уловила.

На второй день я позвонил С. Позвонил из сотки, из кабинета моего друга, сделавшего бешеную карьеру и дослужившегося до заместителя редактора "Известий". С. ответил тут же, четко, уважительно, с чувством собственного достоинства.

- Здравствуй, здравствуй! - Он гудел весело и открыто, с какой-то даже любовью ко мне. - Слышал! На прочуханке? Совещаешься?

Я засмеялся.

- Ну впитывай, впитывай все новое! А я, знаешь, по-стариковски уж по-старому жить буду. Мы так жили и так будем жить. А твои знакомые в болотных сапогах - туда им и дорога. Ты знаешь, что я снова на службе? Полностью и безоговорочно.

- А чего же вам и звоню! Похвалить вас, попресмыкаться, поподхалимничать!

- Это правильно. Ласковое телятко две матки сосет.

- Вы мне хотели рассказать об одном сержанте, который у вас служит теперь?

- Это Шаруйко, что ли?

- Он и есть.

- А какой у тебя интерес к нему?

- Да думаю все... Как-то раскрутить хотя бы в душе все, что тогда видел.

- Смешной ты. И наивный. Или не заметил, как все повернуло? Ну чмокнули того... Кто к вам приезжал... Ну наломал он у вас дров! И что теперь? Об этом печалиться, когда такой ворох работы? Забудь и выплюнь! Не ты разотрешь, за тебя разотрут! Ты продвигайся лучше по газетной линии.

- И все же, Вячеслав Максимович. Как бы увидеть его?

- Можешь ты все-таки просить! Да приезжай хоть сейчас. Я его сегодня заступившим видел. Подменим, поговоришь. Машину прислать?

- Много чести, наверное?

- Значит, так. Жди машину. Через десять минут подъедет. И ко мне зайди потом.

Машина действительно подкатила ровно через десять минут. Когда мы приехали, Шаруйко уже подменили, он с любопытством оглядывал меня. Это был невысокого роста молодой еще человек. Лишь лицо, особенно глаза, опоясали морщинки, он был не по годам сед, правда, выглядел свежо, уверенно теперь глядел на меня.

32
{"b":"73342","o":1}