Мистер Стивенсон был на середине объяснения вопроса, на который я не смог ответить, когда дверь в класс распахивается, ударяясь об стену. Это окончательно отвлекает меня от фантазий о Дарси. Очень плохо. Я только перешел к лучшей части.

Я смотрю в сторону двери, как... о боже! Как, черт возьми, зовут эту девушку? Я разговаривал с ней однажды, это было еще на первом курсе. Понятия не имел, кто она такая и продолжал называть ее «красавицей». Это правда, девочка красива, но ходит по коридорам с таким видом, будто слишком хороша для кого-то из нас. Не понимаю этого. Я не удивлен, что Марк не знает ее имени, когда я наклоняюсь, чтобы спросить его.

— Кеннеди, почему бы тебе не сесть на последнюю парту? Кажется, рядом с Грэмом есть свободное место. Может хоть ты сможешь объяснить ему разницу между политическими партиями. Ему бы не помешала помощь, — велит мистер Стивенсон своим обычным бесстрастным монотонным голосом. Наверное, думает, что сказал что-то забавное. Закатываю раздраженно глаза и слышу смешки от Марка и Скайлар.

Я уверен, что у этих двоих интрижка. Скайлар – пафосная сука, думающая, что она – важная персона. Ее отец владеет популярной звукозаписывающей студией в Нэшвилле. Девушка пару раз подкидывала мне билеты на концерт, но это не значит, что ради них я буду мириться с ее дерьмом. Меня не волнует, насколько ты красива, я никогда не буду ползать у тебя в ногах.

Услышав свое имя, отвожу взгляд от парты и вижу Кеннеди, идущую в мою сторону. Она не в восторге от того, что ей приходится садиться со мной, будто я изгой. С ее губ срывается довольно забавное ворчание. Она съеживается с каждым шагом, что приближает ее ко мне. Что я ей сделал? Я, что, переспал с ней и больше никогда не разговаривал?

Хотя вряд ли.

На ней «светится» надпись «девственница». А если не заметили эту надпись, то нимб над ее головой, несомненно все вам объяснит. Я стараюсь держаться как можно дальше от невинных девочек. С такими девушками, как Кеннеди, слишком много возни. Некоторым парням нравятся острые ощущения от погони, а за Кеннеди пришлось бы хорошо побегать. Пришлось бы держаться за руки, познакомиться с ее родителями и возможно только тогда узнать какие трусики она предпочитает носить.

Как я и сказал: Слишком. Много. Возни.

Что бы я ни сделал, а я уверен, что это так, потому что исключительно хорош в том, чтобы выбивать девочек в этой школе из колеи, это не оправдывало возмутительный взгляд, которым она меня наградила. Если бы взглядом можно было убить, я бы уже лежал мертвый. Кеннеди обходит мой стул, со стуком бросает учебники и блокнот на парту и берет стул. С ужасом на лице она садится рядом со мной. Ее кожа становиться ярко-розового оттенка, когда она смотрит на меня сквозь свои волосы. Они идеально ниспадают с ее лица.

Как невинно очаровательно.

Смотрю, как Кеннеди вытаскивает из своей сумки несколько вещей и выкладывает на парту. Боже милостивый, да она ботаник. Черт возьми, при этом она еще и милая. Я только что сказал «милая»? Господи Иисусе. Избавляюсь от этой мысли так же быстро, как она приходит мне в голову.

У нее длинные темно-каштановые волосы длиной ниже лопаток. Идеально кудрявые. Локоны выглядят почти естественно, но уверен, ей пришлось потрудиться. Я видел много девушек, прихорашивающихся утром, чтобы знать, что они не могут быть натуральными. По таким локонам хочется пробежаться пальцами слегка потягивая за них. Кеннеди невысокого роста с достаточно идеальными изгибами, чтобы привлечь ваше внимание.

Мысленно возвращаюсь к первому году обучения, когда Кеннеди также вела себя перед одной из моих игр. Я сразу же заинтересовался ей. Трудно было не проявить интерес, ведь она стала первой девушкой в школе, которая не кинулась мне в ноги. В тот день я следил за ней в школе. Сразу понял, что раздражаю ее. Кеннеди «утверждала», что не знает, кто я такой, но я довольно хорошо разбираюсь в людях. Она знала. Просто хотела казаться не настолько осведомленной обо мне. Я не идиот. На меня бросается достаточное количество девушек, чтобы я научился определять, когда на меня смотрят оценивающе. Она определенно тщательно осмотрела меня в тот день. С тех пор мы не сказали друг другу ни слова.

Осторожно поглядываю в ее сторону, надеясь, что Кеннеди не заметит. Она слишком занята слушая мистера Стивенсона, чтобы обращать на меня внимание. Стучит ручкой по столу, и становиться ясно, что ее нога стучит в том же ритме. Можно практически услышать песню, играющую в ее голове.

Я слышал, как несколько парней из бейсбольной команды говорили что-то о ней, когда Кеннеди шла по коридору. Всегда тихо, чтобы она услышала. Но даже если бы и расслышала, сомневаюсь, что обратила бы на них внимание. Она слишком занята книгами и камерой, чтобы уделить кому-то из нас внимание.

Мистер Стивенсон задает мне еще один вопрос во время урока. И, конечно же, я снова не знаю ответа. Следует быть повнимательней, если он собирается быть таким большим засранцем. Пока я изо всех сил пытаюсь найти ответ, слышу, как Кеннеди прочищает горло. Она постукивает ручкой по листу бумаги перед ней. Там что-то написано черными жирными чернилами и обведено в кружок. Она кивает в сторону класса, поощряя ответить.

— Фискальная политика? — совершенно неуверенно отвечаю я.

Прозвучало больше как вопрос. Я уже знаю, что облажался.

— Очень хорошо, мистер Блэк, — удивился мистер Стивенсон. Он продолжил атаковать класс еще большим количеством информации. Это был первый и, наверное, единственный раз, когда меня похвалил учитель. Уверен, на моем лице отпечаталось выражение крайнего шока.

Я снова смотрю на Кеннеди, которая сидит лицом к передней части класса и внимательно слушает, старательно делая записи. Прошло несколько секунд, прежде чем она замечает, что я пытаюсь привлечь ее внимание. Когда она смотрит вверх, я губами произношу «Спасибо» и улыбаюсь. Она быстро улыбается и оглядывается на доску, продолжая слушать лекцию.

Почему, черт возьми, ее глаза такого синего цвета? Они чертовски яркие.

Как я уже говорил, мимоходом обратил внимание на Кеннеди. Тяжело этого не сделать. Всем понятно, что она намерена быть зрителем, а не участником в нашей школе. Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил, что пошел с ней на свидание или пригласил на танец. Это удивляло. Мне казалось, парни выстроятся в очередь, чтобы попытаться расколоть этот орешек. Девушка чертовски великолепна, сдержанной красотой. Ей даже не нужно стараться. Она просыпается в таком виде. Это объясняет, почему большинство девушек отталкивает ее, даже не пытаясь узнать. Живя в нашем маленьком сообществе, легко увидеть, как все воспринимают ее. Она «новенькая». Большинство из ребят вместе с детского сада, и не принимают новичков с распростертыми объятиями. Все они такие придурки.

Остаток часа я провожу, пытаясь не смотреть на нее. Угадайте, кто проиграл? Парень перед вами.

Звенит звонок, и все, включая Кеннеди, вскакивают со своих мест. Когда наши взгляды встречаются, на ее лице появляется улыбка, которую я узнаю с первого года. Эта не та улыбка, которой награждают меня большинство девушек. Остальные улыбаются от уха до уха, пытаясь завлечь меня всевозможными способами, но не Кеннеди. Ее улыбка замирает, так и не достигнув полного потенциала. Ей действительно все равно, кто я такой. Жемчужно-белая улыбка обычно все, что мне нужно, чтобы заполучить то, что хочу. Кеннеди же выдает не волнение, а равнодушие.

Она из тех девушек, когда ты не уверен, вдыхать ли ее всю сразу или задержать дыхание, пока не сможешь больше сдерживаться. Она – глоток свежего воздуха.

Глава 3

Кеннеди

— Ты готова? — спрашивает Вайолет, ходя вокруг примерочной и трогая все, до чего могла дотянуться. Она хватает помаду с прилавка и размазывает яркий красный оттенок по своим полным губам. Прижимает их друг к другу, издавая неприятный звук, забирает свои кудрявые рыжие волосы наверх, уставившись на меня в поисках подтверждения. — Красный – мой цвет, не так ли?