Тем неожиданней было Григорию Григорьевичу, однажды вернувшемуся с биржи немного раньше, застать Марию Андреевну, рыдающую на своей кровати. Гришу охватила паника – что могло произойти, пока его не было? Что-то с сыном или родителями?

– Муся, родная, что стряслось? – схватил он жену за плечи, пытаясь заставить ее смотреть на него.

– Это ужасно, – всхлипывала Маша, закрывая лицо руками, чтобы Гриша не видел ее зареванную. – Такая трагедия!

– Что, Маша, что? – муж был в панике.

В комнату зашла спокойная Манефа. Подняла с пола очередной номер «Биржевых ведомостей» и подала Григорию Григорьевичу.

– От, – она ткнула пальцем на новость про смерть Людвига II, – из-за ентого.

– Господи, Маша, ты так по баварскому королю убиваешься? – Гриша был ошарашен чрезмерной реакцией жены на безусловно печальное событие, но не имеющее к их семье никакого прямого отношения.

История была трагическая. Романтичный и чувственный Людвиг, построивший в Баварских горах сказочный замок Нойшванштайн, воспетый художниками и поэтами, был красив и несчастен. Женские сердца таяли при одном только взгляде на портреты брюнета с грустными, голубыми глазами. Никто не думал, что можно так жестоко и хладнокровно обойтись с народным любимцем, объявив его неизлечимо душевнобольным и отстранив от дел. Короля схватили по приказу предавшего его правительства, вероломно ворвавшись в его покои под покровом ночи, и отправили в замок Берг. Там Людвиг отправился на прогулку в сопровождении одного из членов комиссии, пленившей его. Больше живыми их не видели. Тела обоих были найдены на мелководье Штарнбергского озера. Не похоже, что смерть могла быть случайной. Никто не верил, что такой высоченный красавец мог сам утонуть в воде по колено. Версия самоубийства тоже не выглядела состоятельной.

– Разве это не бесчеловечно? – всхлипывала Маша. – Ведь он был мягкий, добрый, чудесный человек!

– Ну, полно, полно, – Гриша обнял супругу и гладил ее по голове, как маленькую девочку.

– Бабьи слезы, чем больше унимать, тем хуже, – бурчала нянька.

Григорий Григорьевич выдохнул с облегчением. В доме было все в порядке, и теперь слезы жены казались ему даже милыми. Вообще Мария Андреевна, как он думал, была человеком рациональным, даже иногда чересчур, а это было так неожиданно, так по-женски.

– Бедная Сиси, – немного успокоившись, Маша подошла к зеркалу и пыталась прибрать свои растрепавшиеся шикарные волосы, которыми она вполне могла соревноваться с австрийской императрицей. – Как она перенесет эту потерю?

Людвиг приходился Елизавете Австрийской кузеном. Маша в детстве мечтала быть похожей на эту красавицу с невероятной копной длинных каштановых волос. Она интересовалась жизнью Сиси, ее нарядами, прическами, любила рассматривать портреты и была влюблена во всю сказочную атмосферу, окружающую императрицу и ее семью. А теперь детская мечта рушилась. Светлая сказка превращалась в глубокую трагедию. Мария Андреевна плакала и по Баварскому королю, и по безвозвратно ушедшему детству.

Та эпоха заметно недолюбливала мягких самодержцев и обходилась с ними крайне жестоко. Но самая страшная и кровавая расправа еще ждала мир впереди.

– То скачет, то плачет, – тепло ворчала Манефа, когда Маша, успокоившись, уселась к туалетному столику, чтобы прихорошиться. – Опять тяжелая, небось?

Няньку не обманешь. Так и оказалось, прошел год с небольшим с рождения Гули, и вот Мария Андреевна опять ждала ребенка.

Григорий Григорьевич работал день и ночь. Он был влюблен в свое дело и фонтанировал идеями. Григорий Петрович давно оставил свои сомнения по поводу Гришиных способностей управлять бизнесом. Если младший Елисеев брался за какое-то новое дело, то ему был обеспечен успех.

Часто Гриша, Александр и Григорий Петрович ужинали с деловыми партнерами, с которыми обычно выстраивались доверительные, взаимовыгодные отношения. Однако бывали и исключения.

Тем вечером Елисеевы должны были встретиться с довольно успешным английским дельцом, поставляющим им кофе. Он специально приехал в Россию обсудить очередное повышение цен. Григорий Петрович пригласил его в ресторан «Медведь», дабы удивить российским колоритом и расположить к более продуктивному разговору. Бельгийский хозяин ресторана, Эрнест Игель, мог угодить гостям с любым вкусом. Там можно было отведать и наваристого борща, и воздушное суфле д’Орлеан.

Елисеевы и зарубежный гость долго плели кружева, ходя вокруг да около реальной цели дискуссии. Обсудили все – погоду, природу, поэзию, прозу, театр и прочую культурную жизнь. Наконец, британец перешел к делу.

– Вы же понимаете, сейчас, когда кофейные плантации Цейлона гибнут от грибка, цена на кофе не может оставаться на прежнем уровне, – навернув с аппетитом ухи из стерляди, аргументировал свою позицию иностранный партнер.

Это был довольно высокий, худощавый человек, с желтоватой кожей и длинными кривыми зубами.

– Вы, видимо, запамятовали, когда мы заключали эту сделку, мы фиксировали на пять лет отнюдь не нижнюю цену, с пониманием, что каждая сторона принимает на себя все возможные риски и форс-мажоры, – возразил Гриша.

– Я думаю, излишне напоминать, что мы и так теряем часть прибыли из-за повышения пошлины на рубль за пуд, – добавил Александр, – а если цены продолжат повышаться, торговля кофе перестанет быть целесообразной.

– Джентльмены, поймите, это ситуация на рынке, не только я поднимаю цены, – упирался британец, опрокидывая очередную рюмочку.

– Вы не будете возражать, если я удостоверюсь, – начал заводиться Гриша.

Англичанин залился краской.

– Вы же не подозреваете меня в искажении фактов? – возмутился он.

Александр было хотел разрядить обстановку, но Григорий Петрович остановил его, похлопав по руке. Отцу хотелось посмотреть, как младший сын закончит разговор. Для себя он уже поставил крест на этом ненадежном британском коммерсанте.

– Ну что вы! Ни в коем разе! – сказал Гриша с непроницаемым лицом, снимая с себя салфетку, тем самым показывая окончание обеда. – Вы же уважаемый джентльмен и сдержите данное слово. Сколько у нас осталось поставок по тому договору? Одна? Две? Так вот, их вы нам поставите по договоренной цене. Возможное повышение цен обсудим для новых поставок. Если они будут. Вы, кстати, не слышали о создании американской торговой марки Maxwell House? Мы можем подумать о развитии этого направления импорта кофе в Россию, минуя Соединенное Королевство. Тогда вам цены придется снижать, иначе потеряете дело. Что скажете?

Разговор дальше не пошел. Британец ушел не солоно хлебавши. Цены остались прежними. Дальнейшее сотрудничество тоже было под большим вопросом.

– Любит птичку, чтобы пела, да чтоб не ела. Последний целковый отберет и не сконфузится, – прошелся по иностранцу Григорий Петрович. – А что ты там ему, Гриша, про импорт из Америки заливал?

– Не заливал. Думаю, это перспективное направление. Я им займусь, просчитаю. А пока найду нам несколько новых поставщиков кофе. Чтоб не все яйца в одну корзину, – парировал Григорий Григорьевич.

– А ежели ентот разобидится да и не отправит нам больше кофию?

– Я вчера проверил запасы. Нам их хватит с лихвой, пока ищем новых поставщиков. У меня уже есть на примете пара уважаемых негоциантов. А если все-таки кофе пришлет по текущим ценам, так и пусть. Все продадим, у меня тут из некоторых губерний очень любопытствовали о поставках, – Гриша был уверен в том, что говорил.

Александр только кивал.

– Кобыла с волком тягалась, только грива да хвост осталась, – расхохотался отец. Он старался не показывать, как был горд тем, как сын приструнил этого скользкого типа и насколько профессионально он вырос.

Александр Григорьевич тоже был рад, что отец, наконец, разглядел талант и деловую хватку Гриши. Теперь он мог больше времени тратить на устройство больницы и на управление Петербургским частным коммерческим банком, создателями которого были он и Григорий Петрович. Откровенно говоря, быть банкиром нравилось Александру Григорьевичу гораздо больше, чем купцом. Все-таки торговля не была его стихией, хоть и давалась ему довольно легко. Тем не менее торговые успехи не приносили ему той радости и удовлетворения, как победы в кредитно-финансовой сфере. Глядя на горящие глаза брата, на его влюбленность в их торговый дом, он верил, что придет тот день, когда он сможет спокойно, без угрызений совести, оставить весь их бизнес на Гришиных плечах. А сам уже полностью займется банком, семьей и благотворительностью. У жены, Елены Ивановны, участились приступы астмы, и она требовала постоянного внимания. И хоть в доме Елисеевых она не была брошенной, о ней заботились и Анна Федоровна, и Маша, и шестнадцатилетняя падчерица Лиза, Александр Григорьевич чувствовал себя виноватым, что его часто нет рядом.