А если бы Валерия Михайловна так и не вышла замуж, то, надо думать, ей бы безостановочно твердили, что главное для женщины это семья и надо было личную жизнь устраивать вовремя, а не над учебниками корпеть.
Ирина засмеялась, тряхнула головой, отгоняя глупые фантазии. Вдруг мама с папой Валерии – нормальные люди? Ведь встречается иногда такое… Ладно, так или иначе, а Коля Гаккель появился на свет в Ленинграде, когда Филипп уже отбыл к месту службы один, побоявшись подвергать беременную супругу резкой смене климата. Молодая мать с ребенком перезимовали под крылышком родителей и выехали к Ветрову только незадолго до первого дня рождения Коли.
Пока муж служил в Средней Азии, Валерия трудилась терапевтом в местной участковой больничке, а когда семья вернулась в Ленинград, поступила в аспирантуру в медицинский институт на кафедру микробиологии, но учеба вместо трех лет растянулась на шесть, потому что у супругов родилась дочь Алена, а вскоре после этого к Филиппу Николаевичу пришли слава и успех, а вместе с ними и деньги, причем огромные, и это, конечно, соблазн для любой жены. Когда у тебя супруг зарабатывает очень хорошо, ты еще подумаешь и про свой вклад в бюджет, и про самостоятельность, и про то, что женщина тоже человек и может иметь призвание и интересы в жизни, а киндер, кирхен, кюхен – это, на минуточку, позапрошлый век. Но когда муж зарабатывает как десять очень хорошо зарабатывающих супругов, то самой ходить на службу становится уже как-то глупо. Особенно если у тебя маленькие дети, а ты бросишь их ради каких-то жалких копеек, которые в общем бюджете никто даже не заметит. Ладно бы ты еще была гениальный ученый, но тут, видимо, не тот случай, потому что диссертацию Валерия Михайловна так и не защитила. Наверное, работа оказалась настолько беспомощная, что даже объединенной поддержки родителей и свекров оказалось недостаточно. Зато блата хватило на то, чтобы оставить Валерию ассистентом кафедры на полставки, хотя если аспирант не предоставляет диссертацию, то трудоустраивать его никто не обязан. Тут Ирина завистливо вздохнула, ведь это идеальный режим для женщины, успеваешь и домочадцев обиходить, и делом позаниматься, ведь, в конце концов, разве доставят удовольствие модные дефицитные тряпочки и стрижки от высококлассного мастера, если ими не перед кем похвастаться? Может быть, и не хочется другой раз на службу идти, но как представишь себя раскисшей бабой во фланелевом халате, так помчишься впереди собственного визга. Нет, Валерия Михайловна нашла идеальный вариант.
Время шло своим чередом, дети росли, родители старели. У сына Коли откуда-то прорезался абсолютный слух, хотя музыкальность не была сильной стороной его предков ни по отцовской, ни по материнской линии. Всем им медведь на ухо наступил настолько плотно, что они даже не пытались зачислить ребенка в музыкальную школу, как все добросовестные родители Советского Союза, и дар Коли открылся совершенно случайно, благодаря школьной учительнице пения. Тут сообразили, что мальчик пошел в прадедушку Валерии Михайловны, который вроде бы служил в Кировском, тогда еще Мариинском, театре и, видимо, сидел там в оркестровой яме, а не в бухгалтерии, как считало семейство. Восхитились причудам наследственности, вооружили Колю скрипкой, а когда он показал выдающиеся способности, перевели в специализированную музыкальную школу, откуда парень потом без проблем поступил в консерваторию. Получив диплом, Коля каким-то удивительным, можно сказать, непостижимым образом загремел в армию, хотя любой его родственник хоть с маминой, хоть с папиной стороны мог отмазать его легким движением пальца. Неужели парень из интеллигентной семьи руководствовался пещерным принципом «не служил – не мужик»?
Ирина улыбнулась. С другой стороны, у нее семья тоже вроде как интеллигентная, но попробуй заикнись, что тебе не нравится фильм Никиты Михалкова. Сразу тебе ответят, что он служил в армии, значит, правильный мужик, солдат, и нечего тут наводить критику.
После армии Коля поехал работать директором музыкальной школы в славный город Петропавловск-Камчатский, мягко говоря, не ближний свет. Там женился, в браке родилось двое детей, так что хоть Николай и не прибавил славы почтенному семейству, но точно никак его не опозорил и достойно продолжил род.
На дочь Алену медицинской науке тоже не стоило сильно надеяться. Девочка успешно поступила в медицинский, но на втором курсе вышла замуж за курсанта военного училища, в отличие от матери тянуть с приумножением семейства не стала, сразу родила сначала одного ребенка, через год второго и сейчас ждала третьего. Был, конечно, призрачный шанс, что она вернется в институт из затянувшейся академки, но для этого мужу пришлось бы перевестись в Ленинград, бросив блестяще складывающуюся карьеру в Забайкальском ВО. Похоже, девочка из семьи академиков и профессоров так и останется без высшего образования, уникальный случай по нынешним временам.
Что ж, семейная история вызывала симпатию к фигурантам дела. При большом желании можно слегка попенять старшему поколению, что они пристроили детей в наследственную профессию, к которой те были равнодушны. Да, Филипп Николаевич и его жена занимали места, на которые иначе могли бы прийти настоящие энтузиасты и врачи от бога, но, с другой стороны, они хорошо учились и выполняли свои служебные обязанности добросовестно, пусть и без огонька. Представители старых профессорских династий ничем не обогатили медицинскую науку, так и Витя Зейда, человек без блата, тоже очень сомнительно, что совершит в ней прорыв. А младший брат Филиппа Николаевича, например, блестящий хирург, известный во всем городе. Понятно, что папа не сидел сложа руки, наблюдая, как ребенок штурмует приемную комиссию мединститута, помог, но сын, получив поддержку на старте, состоялся в профессии самостоятельно.
Зато супруги, на собственном опыте узнавшие, что такое по родительской указке заниматься делом, к которому не лежит душа, своим детям предоставили свободу. Или нет? Или сын с дочерью потому и уехали на другой конец страны, чтобы оказаться подальше от скандалов и нотаций? Со стороны семья казалась дружной и любящей, а что там на самом деле, поди догадайся.
Наверное, не все было так благополучно, потому что, как только птенцы вылетели из гнезда, вслед за ними потянулся и глава семейства. Не прошло и года после замужества дочери, как Филипп Николаевич развелся с супругой.
Ирине стало не по себе, как всегда, когда она узнавала о разводе пары с многолетним стажем. Когда расстаются молодожены, не выдержавшие вместе и года, это нормально и понятно, и претензии тут больше к их родителям, которые вместо того, чтобы вправить детям мозги и доходчиво объяснить смысл стихотворения «Любовь не вздохи на скамейке», всячески укрепляют в сознании своего потомства идею, что это все было несерьезно, игра и глупость, надо поскорее забыть об этой дуре/дураке и жить дальше. Побег мужа, не выдержавшего ответственности за ребенка, постыден, но понятен. Распад семьи с десятилетним стажем тоже можно объяснить. Вы еще молодые, еще хочется романтики и любви, и работа такая, что не получается эту энергию направить в созидательное русло, а супруга своего знаешь вдоль и поперек, заново влюбиться не получается, вот и начинаются поиски приключений. Но расставаться после тридцати лет совместной жизни? Ирине казалось, что люди, вместе воспитавшие детей, вместе сносившие удары судьбы и преодолевавшие трудности, да в конце концов, просто три десятилетия проспавшие в одной кровати, становятся такими близкими родственниками, что эту связь уже не разорвать.
Или они жили как кошка с собакой, просто умели держать себя в руках?
А может быть, Филиппу Николаевичу надоела размеренная акварельная житуха и захотелось страстей на разрыв аорты? Ведь родительские семьи были связаны крепкими узами дружбы, и дети тоже знали друг друга с пеленок.
Во время следствия Валерия Михайловна вела себя сдержанно, но о семейной истории говорила охотно. Так, сообщила, что у ее родителей долго не получалось завести ребенка, и это, кстати, стало одним из факторов сближения с Гаккелями, у которых тоже не было детей, но там это был сознательный выбор. Юлия Гаккель трудилась рентгенологом, обожала свою работу, читала снимки так, что доктора в ногах у нее валялись, лишь бы она только посмотрела рентгенограммы их пациентов, и хоть не занималась научной работой, но с упоением писала учебники и пособия для практикующих врачей, разлетавшиеся как горячие пирожки. Кроме того, Юлия боялась, что, не слишком скрупулезно соблюдая технику безопасности, хватанула дозу радиации, которая лишила ее шансов на здоровое потомство. Супруги подумывали о том, чтобы взять ребеночка из детского дома, но, естественно, не сейчас, на пике карьеры, а когда-нибудь в далекой перспективе. Петровы тоже подумывали об усыновлении, но еще более вяло, чем Гаккели. Хотелось понянчить малыша, но своего, а не чужого, с непонятно какой генетикой. Хорошее воспитание – великая сила, только когда прикладывается к хорошей наследственности, считали Петровы и в детский дом не торопились. И вдруг Юлия Гаккель забеременела. Растерялась, хотела сделать аборт, но Мария Петрова уговорила ее оставить ребенка, обещав полную помощь и поддержку, даже если малыш родится не очень здоровым, чего Юлия боялась как огня. Мария была рядом с подругой всю беременность, а когда Филипп родился, буквально не отходила от младенца.
