Правильно, лучше придерживаться осторожного оптимизма, чем уверенного утверждения. Задержанных рейсов было достаточно, наверное, больше половины, и народу в аэропорту толкалось непривычно много даже здесь, в огромном зале регистрации, где, как правило, пассажиры особо не зависали, предпочитая находиться поближе к стойке вылета. Агата представила себе на минуточку, какое столпотворение сейчас в зоне отлета, и, решив не торопиться проходить контроль, подождать, когда объявят посадку, отправилась в туалетные комнаты.

При такой скученности народа очередь в туалет предсказуемо растянулась аж до лестницы, пришлось постоять, невольно прослушивая тревожные разговоры о погоде и множестве отложенных рейсов. Вернувшись в зал, Агата обратила внимание на какой-то непонятный гул, производимый сливавшимися в одно целое встревоженными людскими голосами.

– Что происходит? – спросила она у поравнявшегося с ней мужчины.

– Все рейсы отложены, – не останавливаясь, на ходу бросил тот.

– Как это все? – подивилась Агата, непонятно кому адресовав свое недоумение.

Не могут же отменить все рейсы сразу? Или могут?

Так, надо бы разузнать. И она направилась к информационному табло – выяснить, что все-таки происходит. Возле огромного экрана с расписанием скопилась целая толпа. Громко переговариваясь и негодуя, люди спрашивали друг у друга о том, о чем никто из пассажиров знать не мог: что это такое? Коллапс? И где – в Москве из-за непрекращающегося снегопада? Или в аэропортах назначения? И когда возобновят полеты? И кто может дать точную информацию?

Людская масса гудела, колыхалась-перемещалась, расстраивалась, охала-вздыхала, плакала и возмущалась. Агата, пробежав глазами строчки рейсов, нашла среди них свой, как и остальные краснеющий буквами «задержан» – скромненько и ни разу не информативно. На сколько задержан? На час, два, десять, до следующей зимы?

Но тут, издав предшествующий объявлению мелодичный звук, ожило громкое оповещение, и приятный женский голос принялся перечислять номера рейсов и время их задержки. Резко смолкнув и затаив дыхание, толпа, выслушав информацию, издала дружный разочарованно-бессильный возглас, хорошо так сдобренный матком и «горячими» пожеланиями всем авиакомпаниям.

И лишь одна Агата среди всего этого стона-ругани и массового разочарования стояла и смеялась от всей души.

Нет, ну а что? Все, что могло у нее сегодня пойти не так, пошло именно не так, и ожидать легкого полета стремительного лайнера по расписанию было, наверное, недопустимым оптимизмом. И уж если ее рейс задерживается, то не на какие-то жалкие два часа, которых хватит всего лишь, чтобы немного послоняться по аэропортовским магазинчикам и бутикам, может, и прикупить что-нибудь, перекусить неторопливо, попить чаю, зарядить телефон и почитать, – а уж задерживается так задерживается, глобально так, по-взрослому – предварительно пока до шести утра.

Она смеялась, прикрыв глаза ладошкой, не обращая внимания на недоуменные и сердитые взгляды окружающих. А отсмеявшись, достала телефон, прочитала эсэмэску, в которой ей любезно сообщили о задержке рейса, и полезла на сайт авиакомпании в надежде узнать еще хоть какую-нибудь уточняющую информацию.

Уточняющая информация имелась: помимо подтверждения о переносе времени вылета, всех пассажиров обещали оповещать в индивидуальном порядке об изменениях в расписании.

Большое вам спасибо за заботу. Нет, правда – спасибо.

В свете новых обстоятельств Агата осмотрелась вокруг, проясняя обстановку. Народу за то время, что она отстояла в очереди в дамскую комнату, прибыло немало. Совершенно очевидно, что комфортно и удобно пристроиться где-нибудь, чтобы покемарить хоть пару-тройку часиков, не имеется никакой возможности – все «козырные» места давно заняты-забиты самыми шустрыми и сообразительными и теми, чьи рейсы отменили еще несколько часов назад. А сидеть на полу у стеночки ей как-то совсем не улыбалось.

Ну вот совсем не улыбалось.

Вернуться домой? А смысл? И как? Экспресс уже не ходит, метро закрыто. Такси? Снег, пробки – часа полтора, а то и два добираться. Туда полтора, назад столько же, итого три-четыре только в дороге. Нет, не вариант.

Ладно, разберемся. Для начала надо оповестить родных. И Агата позвонила маме, объяснив ситуацию.

– И что ты будешь делать? – разумеется, разволновалась сразу же Анна Григорьевна.

– Да что делать. Поеду в ближайшую гостиницу, – уверенно заявила Агаша, поспешив успокоить родительницу.

– Да будут ли там номера, если все рейсы отменили? – засомневалась мама.

– Будут, конечно, – заверила дочь.

Они поговорили еще недолго, обсудив разные мелочи, здоровье-дела у Аглаи и малыша, и попрощались.

И наивная, не в меру оптимистичная по жизни девочка Агата двинула в ближайшую аэропортовскую гостиницу.

Продуктивная мысль, конечно, кто бы спорил – главное, оригинальная, которая, ясное дело, пришла не только в светлую голову Агаты, а как минимум еще нескольким сотням человек. И что характерно – намного раньше, чем ей.

И этот простой и нерадующий факт она открыла для себя, когда, выскочив из такси, торопливо взбежала по лестнице, прошла через раздвижные стеклянные двери… и замерла, оценив масштаб своего очередного попадалова. Все кресла, диванчики и стулья в холле, да и сам холл были плотно заняты людьми с их вещами: разнокалиберными чемоданами, многочисленными баулами и сумками. Большинство уже спали, кто-то устроился на полу на своих вещах, за неимением свободных посадочных мест, кто-то тихо, с ленцой, переругивался в дальнем углу, негромко плакал какой-то ребенок…

О-фи-геть! Исход евреев из Египта! Из Египта свалили, а в Земле обетованной места забронировать забыли. М-да, как говорится в том анекдоте: «И когда это мама была не права?»

И что теперь? Растерялась как-то Агата, разглядывая этот «табор».

Что-что, ответила она себе, надо уточнить на ресепшене, может, найдется хоть одно местечко для нее. Может, это вообще не пассажиры задержанных рейсов, а делегация экологов или этнографов, каких-нибудь «зеленых» или еще каких людей ученых – попыталась подбодрить себя Агата вялой иронией. Но шутка как-то не зашла, слабовата, да и устала она уже изрядно.

Старавшаяся доводить любое дело до его логического конца, Агата, тяжело вздохнув, все же направилась к стойке ресепшена, даже не удивившись тому обстоятельству, что возле длинной стойки скопления людей, понятное дело, не наблюдалось, кроме одинокого мужчины, заполнявшего бланк.

– Мест нет, – встретила Агату еще на подходе сообщением администратор, не дожидаясь вопроса.

– Может, раскладушка или диван в служебке?.. – спросила все же Агата.

– Да какая раскладушка? – вяло-измученно возмутилась женщина, вполне себе миловидная, неопределенного возраста, но стильная, ухоженная и явно уставшая. – Вы что, не видите, что творится? – махнула она рукой в сторону холла. – Вон сколько желающих. Раскладушки еще час назад закончились, люди в номера компаниями заселялись. Сибирь и Дальний Восток еще днем откладывать начали на неопределенный срок.

– В аэропорту еще хуже, – вздохнула Агата и спросила, так, на всякий случай: – Ну, может, хоть какой-то вариант? – И, быстро стрельнув взглядом в сторону мужчины (слышит тот их разговор, не слышит?), понизила голос: – Разумеется, с оплатой за номер.

Намекая на соответствующее вознаграждение в размере стоимости гостиничного номера за любой закуток, где можно было бы поспать. И искренне пожаловалась, тяжко вздохнув:

– День ужасный выдался.

– Нет, – поняла ее правильно женщина и посочувствовала и Агате, и себе самой: – Ничего нет, девушка. Ничем не могу помочь.

В этот момент мужчина закончил заполнять анкету и протянул бланк администратору.

– А мужчине, наверное, повезло иметь бронь? – снова тяжко вздохнула, впрочем, без всякой зависти, Агата. Спросила так, в проброс, просто от неожиданно и как-то в один момент навалившейся усталости, мысленно переключаясь на вставший насущный вопрос: что же делать дальше?