Шумы дождя, и заснеженных бурь.

Засядут, в душе под захламленный вздор.

Слова от случайных знакомых как дурь.

Чернотой затуманят отбеленный взор.

Тысяча дней, сплетенные в миг.

В переполненном снова трамвае.

За окнами дым, озабоченный крик.

Со словами о брошенном рае.

В рассвете как прежде шуршание листвы.

Ветер дерзкий метает снежинки.

По улицам каждый с глазами совы.

Опасается, тёмной тропинки.

Сколько всего ты смогла пережить?

Твоя тайна, воскресшая совесть.

Знаю я что ты сможешь на век сохранить.

Нашей жизни, кровавую повесть.

Наша жизнь, сурова как Сибирь.

Наша жизнь, сурова как Сибирь.

И лишь в мечтах, тепла как Африка.

И каждый словно раненый снегирь.

Не долетит, до солнечной романтики.

Лишь в сердце лёд, застрял сосулькой острой.

И в нелюбовь, любовь опять оделась.

Но сбившись с ног, мы тёплый ищем остров.

Не близок он, как нам бы ни хотелось.

Купить билет, на рейс в один конец.

Уйти в полёт, надёжно пристегнув ремень.

Когда ты веришь что в душе боец.

Но вот опять стреляет, в мозг мигрень.

И только среди книг, альбомов, жизненный фрагмент.

Толкнет тебя на край, а ты и рад бы и упасть.

Сказать что это мой, мне сердцу близкий континент.

Но жизнь она игра, её не бита масть.

Но может быть, есть шансы и у тех.

Кто видит путь, в туманах холодрыг.

Боль в сердце бьёт, судьбы лишь слышен смех.

Но ни к чему бросать, из горла крик.

И наша жизнь сурова как Сибирь.

И не сбежать, я узник в её стенах.

Но может быть, избавившись от гирь.

Я ей скажу, что больше, здесь не пленный.

Постой.

Постой серебряная ночь, не уходи.

Обними меня, и не бросай в рассвет.

Ты надо мною, чёрным вороном лети.

А я нисколько не печален нет.

Здесь тишина, и лишь скрипит немного дверь.

От сквозняка, разбитых и былых надежд.

Я слабым был, и говорил себе поверь.

В ту правда что нага, как ангел без одежд.

Что за душой, то это все моё.

Отдать врагу, а ведь не хватит сил.

Острее зависть, чем само копье.

Что не поймёшь, зачем и для кого, ты жил.

Печальнее всегда, остаться в дураках.

С бессонницей потом, на части ночь делить.

В ослабленных сжимая кулаках.

Дрожь, с которой нужно будет жить.

Постой серебряная ночь, как свечи, звезды не гаси.

Побудь со мной, ещё хотя - бы час.

А если ты уйдешь, на крыльях унеси.

Ту память, когда-то мной любимых глаз.

Огни раннего утра.

Подняв свое тело с постели.

Устремляешься в хлопоты улиц.

Где за окнами сверлят метели.

Пассажиров, со станций сотрудниц.

Это первая верная стужа.

Толи бьёт, толь целует лицо.

Город спит, триста лет разоружен.

Рану греет со швом пальтецо.

Вот щелчок часов снова по кругу.

И в запасе, пятнадцать минут.

Мы шального лишь времени слуги.

Опоздавших как прежде, не ждут.

И мелькают во тьме сигареты.

Источая отравленный дым.

Над щербатым сырым парапетом.

Вьются снег, вместе с паром седым.

Здесь по рельсам идут тепловозы.

И настойчиво дерзко гудят.

Словно в битву, вступают с морозом.

Их огни, в раннем утре горят.

Подняв свое тело с постели.

А ведь скоро опять выходной.

И пусть сверлят и злятся метели.

За рабочей уставшей спиной.

Ангелы ясного света.

Не кутайся в плащ от печали.

Не спеши в непроглядную ночь.

Не топи в бесконечной морали.

Наше время ушедшее прочь.

Ты хотела быть как Маргарита.

По мирам, среди лун пролетать.

Но прослыла лишь птицею сбитой.

Суждено век, во тьме коротать.