Свельд уже не кричала, не билась в истерике, но ее шепот почти обжигал:

— Ты не можешь любить! Ты пыталась скрыть бесчувственность маской какой-то особенной страсти к Выродку, зная, что вы с ним друг другу совсем не нужны!

— Замолчи!

— Я и так слишком долго молчала! Эрл здесь, он не умер, но ты почему-то не мчишься к нему, да и он не пылает особой любовью! Он лишь выполняет приказ!

— Замолчи, или я за себя не ручаюсь!

Лесянка не знала, сказала ли это, дала ли обычный посыл, но сдержаться уже не могла. Слова Свельд причиняли ей боль, ей хотелось унять этот гневный поток.

Неожиданно Свельд отшатнулась, вцепившись в косяк, а потом соскользнула на пол. Ее плечи вдруг задрожали, и крупные слезы полились по щекам.

— Я не знаю! Не знаю, что я говорю! Пожалей меня, Руни, хотя бы ради нее, этой девочки, что уже скоро родится! Не отнимай у нас Орма, оставь его нам… Он не нужен тебе… Ты его никогда не любила, а мы… Без него мы не сможем, не выживем… Вспомни, как в детстве мы были дружны… Мы делились мечтами и хлебом, мы верили в счастье… Уйди! Уйди прочь… В Агенор, к Ливтрасиру… А если не хочешь, уйди в лес, в наш домик… Возьми с собой все, что захочешь, но только уйди… Пожалей мою дочь, дай ей то, что она заслужила: отца и спокойную жизнь! Ты ведь сильная, Руни, ты сможешь начать все сначала, не отнимая у нас ничего! Уходи… Уходи…

Голос Свельд вдруг прервался, она замолчала.

— А как же крестьяне? Не ты ли мне раньше твердила, что все они жаждут напасть, отомстить за погибших во время пожара? — беззвучно спросила Руни сестру.

Золотистая искра надежды вдруг вспыхнула теплым огнем в темно-карих глазах:

— Уходи! Мы сумеем сдержать их, заставить с нами считаться… Мы справимся! Справимся, Руни! Ты только уйди…

Непонятное чувство печали вдруг стиснуло сердце… “А мы ведь и вправду любили друг друга и верили в счастье…” — мелькнуло в мозгу.

— Я уйду. Я уйду, и уже никогда не вернусь, — повторила она. — Я должна была раньше понять: двум лесянкам не жить в одном замке… Будь счастлива, Свельд…

Сестра даже не подняла головы, когда Руни вышла из комнаты. Быстро спустившись из башни, лесянка открыла тяжелую дверь, чтобы выйти во двор. Порыв ветра, рванув подол платья, чуть не сбил ее с ног, но она удержалась.

— Я больше сюда не вернусь, — проходя через мост, облегченно подумала Руни. — Не вернусь, потому что уже не бегу! Эрл, Свельд, Орм… Уходя, я прощаю вас всех… Я желаю вам счастья! Отныне ни горечь, ни боль, ни обида не свяжут нас с вами… Я снова одна, но совсем не боюсь!

Уходя прочь, она сожалела только о кошечке. Руни хотела ее взять с собой, но зверек вдруг пропал.

— Может, это и к лучшему? В замке о ней позаботятся, а вот в лесу… Разве сможет домашняя кошечка, знавшая только тепло ковров и холод каменных плит, выжить в хижине? — грустно подумала Руни, поняв, что уже не найдет своей белой пушистой подружки.

Она шла давно… В небе стали сгущаться серые тучи, однако вместо привычной снежной крупы пополам с мелким льдом, очень часто выпадавшей в Гальдоре весной, пошел дождь. Первый дождь! Его капли потом превратились в косые холодные струи, мгновенно промочившие платье и волосы…

Руни не стала искать ни нору, ни дупло. Она впрямь была рада ему, ледяному потоку, будившему лес к новой жизни, смывавшему муки и боль, обновлявшему душу. И, глядя на робкую зелень, уже покрывавшую ветви деревьев, на свежую травку в проталинах, Руни опять ощутила, как слезы застилают глаза…

Когда Руни наконец оказалась у озера, где была хижина, тело совсем занемело от холода, но она словно потеряла чувствительность.

— Я опять дома! Я снова вернулась! — сказала она, словно кто-то мог слышать ее.

Внутри домика пахло влажными тряпкам и еще чем-то… Тлением? Плесенью? Руни не знала. В заброшенной хижине было не слишком тепло, только сухо.

— А огниво цело! — подумала Руни, взглянув на очаг, но разжечь его не было сил.

Сундук с платьями был еще цел, однако ключа при ней не было. Сбив камнем крепкий замок, Руни вынула старое платье и несколько грубых сухих одеял, сохранившихся в нем. Ей хотелось сейчас одного: спать, спать. спать…

Было глупо не взять с собой даже еды, но лесянка об этом не думала. Сделав постель из того, что нашлось в сундуке, Руни крепко закуталась в плотную ткань и легла. Очень скоро ей стало тепло, даже жарко…

Лесянка не знала, где явь, а где сон… Временами ей чудилось пламя в печи-очаге, запах трав, закипающих в черном котле, сохранившемся с прошлых времен… Гальдрамюнд, знак охраны, когда-то вышитый Ронн, полыхал ярким светом над входом, излучая тепло… Руни давно забыла, что знака нет в хижине, так как она унесла его в замок.

— Как мне хорошо! — изумленно подумала Руни, не в силах заставить себя возвратиться к реальности.

По временам ей казалось, что кто-то склоняется к ней, поднося отвар трав, укрывая, однако она не могла рассмотреть… Лишь однажды ей вдруг показалось, что она видит светлую тень хрупкой женщины… Длинные белые волосы… Бледные губы… Грустный взгляд слишком больших карих глаз…

— Это мама… Моя мама, Ронн… В детстве тоже она иногда снилась мне, — промелькнуло в мозгу, наполняя Руни чувством покоя. — Теперь она снова со мной…

Приезд Эрла сначала встревожил Свельд. Слуги успели ей сообщить, кто посланец. Она не хотела отпускать с ним сестру и лишать замок Орма защиты. Однако картина, которую Свельд увидала, решив войти в залу, всерьез испугала ее. Равнодушие Эрла, с которым он встретился с Руни, внезапная нежность сестры к Орму просто сразили ее.

— А ведь это конец! — пронеслось в голове. — Если Руни захочет, он тут же вернется к ней.

За последнее время инстинкт редко ее подводил, а теперь он подсказывал Свельд, что опасность совсем рядом.

Сцена в ночном коридоре, куда она вышла, почувствовав что-то дурное, сказала ей все. Свельд теряла того, кто ей дорог. Одна она знала, на что пошла, чтобы добиться того уголка в его сердце, который был ей отведен. Она помнила тот вечер…

Свельд давно знала, что Руни смирилась, однако муж вызывает в ней лишь неприязнь. Она верила, что это чувство взаимно, поскольку Орм почти перестал навещать жену. Как-то Свельд слышала, что он ее проклинал, называя бесчувственной куклой. Та ссора стала последней, решающей каплей, переполнившей чашу терпения Свельд. Все остатки сомнений исчезли, заставив решиться… Свельд помнила, как Орм однажды прогнал ее, но она верила, что теперь будет не так.

В этот вечер она поняла, как достичь своего. Платье Руни, ее макияж и немного духов… Завить волосы было непросто. Свельд очень боялась, что после не сможет их расчесать и придется остричь эти кудри, однако все обошлось.

Свельд не знала, узнал ли ее Орм. Под утро он клялся, что просто не понял, с кем был, но уже не пытался прогнать Свельд. Когда же Орм понял, что Свельд ждет ребенка, то был очень рад. Он почти позабыл о жене ради той, что любила его. Руни и не пыталась бороться с сестрой. Свельд считала, что та даже рада тому, что случилось, ведь каждый получил, что хотел. Жизнь текла мирно и счастливо до рокового письма…

Появление Эрла встревожило Свельд. Ей совсем не хотелось, чтобы Руни оставила замок, лишив их защиты, но сцена в ночном коридоре раскрыла глаза. Орм любил одну Руни, любил, несмотря ни на что. И сестра вдруг прозрела, она потянулась к нему. Свельд не знала, как справилась с криком, увидев в глазах Руни вместо презрения грустную нежность. Казалось, что рушится мир… ЕЕ мир! Руни вновь отнимала того, в ком была ее жизнь. Но Свельд больше не стала мириться. Она бы стерпела обиду, не жди она дочь, но при мысли, что Руни отнимет у этой малютки отца, Свельд взвилась.

Объяснение вышло простым. Она быстро добилась того, к чему долго стремилось, а утро лишь подтвердило, как мудро она поступила. Орм сразу, с порога, сказал ей, что Руни ушла. Он был в страхе, смятении, Свельд же обрела небывалый покой.