Ксения Борисовна закрыла лицо ладонью. Через пару секунд со стороны кушетки раздалось протяжное:

— Да здесь я, Юль.., — тон умоляющий.

— О! Кого я слышу! — Юля заулыбалась, быстро вошла в кабинет и направилась на звук. — Так, Ксюх, ты чего тут?

— Ногу порезала. Потом расскажу! Поможешь мне до номера добраться?

— Осторожно, не кантовать! Юлия Макаровна.., — врач не удержался. Да, не идеально подходит по значению, но идеально подходит к ситуации. — Я и сам готов был помочь, но подруга Ваша, оказывается, врачей боится как огня. Так что получите, распишитесь в получении.

Ксения аккуратно спустилась с кушетки на пол, вдела обе ноги в принесенные горничной балетки. Они ей были велики размера на два. Но это и хорошо: перебинтованную ступню в свой размер поместить сложно. Осторожно наступила. Поморщилась.

«А Вы как думали, Ксения Борисовна? В следующий раз аккуратней будете…»

Он молча наблюдал за девушками. Юля подставила управляющей плечо, и та, прихрамывая, поковыляла к выходу. Как она завтра будет весь день на ногах, непонятно.

Стоя в дверном проеме, снова поблагодарила. Он кивнул. Дверь закрылась. Резко стало скучно.

«Рассказывала, значит? Интересно, что?»

Врач откинулся в кресле и, повернув голову, уставился в окно расфокусированным взглядом. Долго так просидел, разгоняя мысли. Он пытался ни о чем не думать. Нет. Ни о чем.

Свет в кабинете погас в одиннадцатом часу вечера.

Коридоры

Коридоры отеля – самое «живое» место во всем «Гранде». Именно здесь кипит настоящая жизнь. Если в кабинетах идут рабочие процессы, если в лобби все друг у друга на виду и ведут себя более менее прилично и сдержанно, если происходящее в номерах скрыто от чужих глаз, то в коридорах такого можно насмотреться, столько разного увидеть и услышать – мама не горюй.

Он еле научился передвигаться по ним так, чтобы это было безопасно для жизни. Особую опасность представляли снующие туда-сюда горничные с тележками. Так-то их слышно, но нередко он выходил из кабинета, погруженный в свои мысли, в такие моменты мозг не сразу воспринимал поступающую извне информацию. Особенно внимательным надо быть на «слепых» поворотах. Врач стал держаться левой, дальней стороны – оттуда лучше обзор и меньше шансов оказаться жертвой нагруженной всякими чистящими средствами и полотенцами тумбочки на колесиках.

Помимо горничных тут можно было встретить инженеров в их синих комбинезонах. Забавные ребята. По их лицам нельзя было заподозрить, что кто-то из них одарен интеллектом. Хотя, как тут недавно показала жизнь, не суди о человеке по первому своему впечатлению. Возможно, и здесь он ошибался. Инженеры бегали по коридорам со своими ящичками с инструментами. Их штаб-квартира находилась за железной дверью с надписью «Инженерно-технический департамент». Которым руководил её отец, и которого, к слову, он видел исключительно на планерках, далеко не всегда в подобающем виде.

В коридорах зажимались. В них выясняли отношения. Шептались за спиной. В них шутили и плакали. В них можно было увидеть, кто чем здесь дышит. У него появилась игра: угадай по поступи, кто сейчас появится из-за поворота. Шаги house-keeping менеджера тяжелые, она шла, и в стуке ее каблуков по паркету уже слышалась угроза. Директор spa-зоны постоянно словно кралась куда-то. Горничные все как одна порхали, словно птички, передвигались быстро-быстро. Звук их шагов обычно сопровождался звуком катящейся тележки. Инженеры все как один шуршали штанинами своих комбинезонов. Регина Марковна передвигалась бесшумно в своих неизменных белых кроссовках, а потому, появляясь из-за поворота, постоянно его пугала. Поступь Бориса Леонидовича отличалась в зависимости от того, в каком он находился состоянии: трезвом или не очень. Если в трезвом, то это был быстрый широкий шаг, если не в трезвом – наоборот, неуверенный, прерывающийся. Кроме того, временами сопровождаемый бормотанием себе под нос. Управляющая двигалась стремительно, но легко – стук ее каблуков невозможно было спутать ни с чьим другим.

Однажды, завершив уже свой рабочий день, он вышел из кабинета, намереваясь поужинать, и услышал их шаги: сначала неуверенные, прерывающиеся, сопровождаемые бормотанием – Борис Леонидович пытался добраться к себе. Вскоре в отдалении послышался легкий быстрый стук каблуков, он приближался. Ксения Борисовна. Врач замедлился, чутье подсказало ему, что стоит притормозить. По какому-то странному стечению обстоятельств вокруг больше никого не было.

— Па! — в голосе слышалось беспокойство и вместе с тем – нотки негодования.

— Аааа, дочаааа… Что ты? — язык заплетается.

— Па, ты в курсе, что у нас снова проблемы из-за твоих шалопаев? Сколько раз я просила тебя лично проверить регуляторы давления в 305-ом? Ты кого туда послал? У нас потоп… И все это на глазах у Льва!

— Доча, так я же… И что Лев?

— Что Лев? Орал, что разгонит весь твой департамент и с тебя начнет. Па, ну что с тобой опять происходит? Ты же обещал мне, что прекратишь это все… Ну что мне, силком тебя в клинику тащить кодировать?

— Прости, дочь... Я… Этого больше не повторится, обещаю тебе…

— Пап, пойми, я не могу вечно тебя покрывать. У меня фантазия на исходе! Ты можешь понять? Тебя действительно уволят! Или нас вместе уволят. Управляющую, у которой склероз и которая вечно забывает передать подчиненным ЦУ на день, и горе-инженера, который только и умеет, что пить.., — голос у нее совсем упал. В нем ясно слышалось расстройство. Обеспокоенность. Она переживала. Борис Леонидович молчал. Из-за угла врачу чудилось, что покаянно.

— Пойдем. Я тебя провожу, а то ты еле на ногах стоишь… Зачем ты вообще вышел из департамента в таком состоянии?

— К Валентине ходил… Прощения просить.., — пробормотал мужчина.

— Ты думаешь, она рада была, что ты явился к ней в таком виде? — воскликнула Ксения, — Ох, па, ну что мне с тобой делать? Ты себя угробишь! Пошли!

Юрий Сергеевич понял, что еще максимум полминуты, и они обнаружат его здесь, стоящего в оцепенении. Куда он там шел? Ко Льву? А, в лобби… Напустив на себя самый беззаботный вид, врач показался из-за угла. Он ничего не слышал.

Семейство двигалось навстречу. Управляющая подхватила отца под локоть и помогала тому более или менее держать курс. Борис Леонидович рассматривал пол, а вот Ксения заметила его. Кивнула коротко вежливости для и отвела взгляд. Было видно – ей неудобно. Неудобно, что он застал их вот так. Ну, что поделать? У каждого свои слабости, свои недостатки. Не бывает идеальных. Хорошо, что об этом мужчине есть, кому позаботиться.

«Заботливая. Тепло относится к отцу…»

Да, до сих пор до конца не ясно, повезло ли отелю с управляющей, но ясно как день – Борису Леонидовичу с дочерью повезло. Внутри проснулось нечто, похожее на сочувствие к этой девушке. Прав был Санёк: на всех фронтах проблем ей хватает. Но если «Гранд» – всего лишь работа и случись что, можно пережить, то отец – это семья, это другое, и случись что – пережить будет очень тяжело. Ей, судя по всему, точно. Никому не пожелаешь рано узнать, каково это – терять любимого родителя. Терять любимых – вообще невыносимо больно, но терять их в таком возрасте или раньше – еще и невыносимо страшно. В таком возрасте где-то в глубине души некоторые умудряются еще надеяться, что любимые будут жить вечно. Еще остро боятся остаться один на один с этим злым миром. Остро боятся, что придется окончательно повзрослеть. Он познал это на собственной шкуре. Ближе годам к 30 реальность обычно отрезвляет окончательно, и ты уже мало на что надеешься… Торгуешься, но принимаешь. Да что там – ближе к тридцати… Он видел человека 50 лет, который плакал, как маленький ребенок, потеряв отца: он боролся с горем и со страхом ответственности, которую теперь должен был взять на себя за свою оставшуюся без мужа мать и младшего брата – тоже уже взрослого мужчину, между прочим. Плакал, но примирился. Никуда тут не денешься. Ушедших не вернуть. Теперь они под его крылом.