— Ты хочешь сказать, что приехала сюда, чтобы объясниться, наконец, по-человечески? Весьма благородно, — скептическая кривая ухмылка поползла по его лицу. — Мне не нужны твои объяснения, не трать силы.
— Ты всё-таки выслушай меня… Я скажу и уеду, обещаю. Меня это грызет, я с этим больше ни дня не проживу… Я тогда не понимала, какая дура была, как подло пользовалась твоей любовью и насколько отвратно поступила, объявив тебе обо всем вот так. Я и представить тогда не могла эту боль, не догадывалась, каково это. Но мне прилетело. По закону кармы, знаешь? Бумерангом вернулось, — Алёна глубоко вздохнула, зажмурилась на секунду, словно отгоняя непрошенные и никому не нужные сейчас слёзы, а может, собираясь с духом, — Он меня бросил. А я его любила ведь. Его я любила, я ради него на всё готова была, потому и позвонила тебе бухая. Он как заведенный твердил: «Мы должны ему сказать, я себя сволочью чувствую!». Можно подумать, я не чувствовала! Сволочью чувствовала, но и только… Мы тогда поругались из-за этого, он орал, что пока я тебе не скажу, на порог меня не пустит. Я же любила его.., — девушка сглотнула нервно, на несколько секунд затихнув, — Сидела у него под дверью, пила текилу из горла, плакала, а потом набрала тебя… Я еще и громкую связь включила, чтобы он слышал. И у меня внутри ничего не ёкнуло тогда…
Врач смотрел на свою бывшую девушку холодно и слушал молча, пытаясь унять поднимающееся внутри негодование.
— Юр, я такая дура. Он меня бросил полгода назад, а я уже видела нас с ним в окружении оравы детей, счастливых таких… А он… Он мне сказал, что шалавы ему не нужны, что там, где одно предательство, будет и второе… В общем, опуская подробности того, как я это проживала, скажу: вот приблизительно тогда я и поняла. Я тогда поняла, что чувствовал ты… Правильно говорят, пока на своей шкуре не узнаешь, не поймешь. Прости меня. Я себя с тех пор ненавижу.
Он не испытывал к ней жалости; негодование – да, возможно, каплю сочувствия, как человек, сам через страшный шторм прошедший, и толику благодарности за то, что она решилась таки объясниться, – это всё. Оправданным бы сейчас было ощущать себя отомщённым, но нет, и злорадства не было.
— Что ты хочешь от меня услышать, Алёна? Что мне жаль, что у тебя с Сашкой не сложилось? Это неправда – мне не жаль, но я и не рад вашему разрыву. Не знаю… Что еще? Что я тебя прощаю?
Юра выразительно посмотрел на девушку. Здесь сложно… Он забыл и не вспоминал, не простил тогда, но не вспоминал. Но всё, что он хотел бы ей тогда сказать, за него, оказывается, сказала ей жизнь. Объяснила на пальцах. И добавить тут больше нечего. И желать больше нечего. Она всё почувствовала на себе.
— Я не знаю, что… Что-нибудь. Я не надеюсь, что ты меня когда-нибудь за это простишь, я просто хотела сказать всё лично, объяснить. Я хочу избавиться от этого мерзкого ощущения, хочу перестать чувствовать себя сволочью последней. Хочу, чтобы ты понял, что я поступила именно так не потому, что хотела в душу наплевать, а потому, что была в отчаянии и не отдавала отчета в своих действиях… Я должна была сказать по-другому. Иначе. Не так… И гораздо раньше. Не тянуть эту лямку. У нас бы с тобой не получилось ничего, это был неравноценный по вкладу союз. Ты отдавал, а я только брала, пользовалась. Отдавая другому. Я сейчас очень об этом сожалею.
Совершенно внезапно вспомнилась Марина… В их неравноценном союзе она отдавала, а Юра брал. И даже не думал возвращать хоть часть. Пользовался.
«Ты и сам был «Алёной»»
Пожалуй, вот за это Алёне действительно стоит сказать «спасибо». Спасибо, что нашла в себе храбрости прекратить продолжать паразитировать на его чувствах. Спасибо за то, что встретив Ксению, благодаря Алёне врач так остро ощутил разницу между искренними чувствами к себе человека и той бутафорией, в которой три года прожил. Ощутил и смог действительно оценить подарок жизни по достоинству. Спасибо бывшей за его невольные сравнения, за осознание, за то, что тем ранним декабрьским утром, стоя в пустой Ксюшиной комнате, отказался мириться с мыслью о том, что её бегство – это конец, что там же решил, что не сдастся, не прогнется, не позволит боли снова взять вверх, что будет бороться за Ксению до тех пор, пока вновь не обретет. Потому что – осознание пришло в тот самый миг, в её пустой комнате – между ними было настоящее, всамделишное, взаимное; потому что Ксения была даром, он убеждается в этом до сих пор, и понять это без болезненного опыта прошлого было бы, пожалуй, гораздо сложнее, если вообще возможно. Хватать своё счастье и больше никогда, никогда не выпускать из рук!
«На что только любовь людей не толкает…
И ведь, познав её, уже не осудишь…»
— Знаешь, Алёна, а мне ведь есть, за что сказать тебе искреннее спасибо.., — задумчиво протянул Юра. Складка между бровями разгладилась, взгляд немного потеплел, — Помимо уже озвученного…
— За что? — с недоумением и тусклой надеждой в глазах девушка уставилась на врача.
— За моё прозрение. Спасибо… Это был нужный урок.
Алёна изменилась в лице.
— Ты правда так считаешь? Или из жалости говоришь? — с подозрением в голосе спросила она.
— Жалости от меня ты не дождешься. Впрочем, после услышанного осуждать тебя мне тоже сложно. Я тебя понял. Разойдемся с миром. Извини, но мне пора…
«Где Ксюша? Всё еще у Льва?»
— То есть..? — она выдохнула с облегчением, вопросительно глядя в его глаза.
— То есть, да. Рано или поздно, но боль притупится, а если повезет полюбить кого-то, уйдет, вместе с кошмарами. Придет свобода.
Свобода обязательно придет.
— Да… Спасибо, что дал возможность высказаться.., — Алёна поднялась из своего кресла, взяла сумочку, помялась еще немного. — Тогда…
— Счастливого пути.
***
Ксюша стояла, опершись спиной о колонну. Она даже до лифта не дошла, ноги тряслись, руки тряслись, все мысли, кроме одной, разлетелись прочь из головы.
«Ну не дура?»
Сейчас, в этом самом моменте, она не чувствовала уверенности ни в чем и ни в ком. Сама толкнула его к ней в лапки, своими руками все сделала, сама оставила их там вдвоем – «разговаривать». И не знает теперь, куда себя деть. А если в нем вновь что-то к ней проснется? Если сейчас она сидит и умоляет его её простить и начать всё сначала, пытаясь напомнить, как хорошо им было вдвоём? Пытаясь воззвать к всему хорошему, что там между ними было. А если он поддастся? Если почувствует, что что-то осталось сидеть внутри? Тот факт, что Юра отказался от мыслей о клинике ради того, чтобы остаться с ней, сейчас её головой даже не воспринимался. Эта угроза – совсем другого рода.
Управляющая стояла бледная как мел, накручивая и накручивая себя до основания. Так бывает, когда ты слишком дорожишь человеком, когда боишься его потерять. Тогда угроза видится буквально во всем, тогда любой повод может лишить уверенности. В голове сразу рисуется всякое разное.
Она уговаривала себя не паниковать. Прошлое – это прошлое. Прошлое у каждого есть. И далеко не каждый хочет в него вернуться. Она же не хочет вернуться ни к одному из своих бывших, уже давно отчетливо понимая, что ни с одним из них не смогла бы стать действительно счастливой. Почему Юра должен вдруг захотеть? Разница между ее отношениями и Юриными отношениями в том, что все ее отношения быстро заканчивались, что она не кидалась в них с головой, что ни с одним из них не планировала прожить жизнь… А он…
— Эй, подруга? — от окрика Ксюша вздрогнула. Юлька! Слава Богу! Ей нужен сейчас её трезвый ум.
Комиссарова встала в метре, пристально разглядывая управляющую сверху донизу.
— Ты чего тут под стену мимикрируешь? Давай выкладывай.
— Да я… Юра прямо сейчас сидит и разговаривает со своей бывшей. На которой чуть не женился. Помнишь, я тебе рассказывала? — паника в глазах девушки была ничем не прикрыта, она не хотела притворяться, что у неё все хорошо. Ксении сейчас было как воздух необходимо дружеское плечо.
— Твою мыыыышь… Что, здесь, у нас? — глаза Юли распахнулись, став круглыми-круглыми. Она недоверчиво уставилась на управляющую.
