Когда врач ввязывался в эту авантюру, словам Льва о том, что его дочь «совсем от рук отбилась» он не придал ни малейшего значения, и уж тем более не мог он ожидать, что её выходки будут стоить ему такого количества нервных клеток! Она его до инфаркта доведет, он сляжет с сердечным приступом раньше, чем кончится его служба у Федотова, и вместо Штатов окажется в кардиологическом отделении какой-нибудь городской больницы! Второй день подряд! Второй! Впереди восемь! Да с неё же глаз спускать нельзя! Не оставлять одну ни на минуту!!!

.

.

Почти три часа пути и Юра, наконец, на месте. Темно, пустынная железнодорожная платформа и одинокий фонарь, ее освещающий, с одной стороны лес, с другой поле и на некотором отдалении – деревня. Свет горит в единственном покосившемся от старости доме, здесь уже никто не живет, она вымерла. От открывшейся глазам картины мурашки бегут по коже без остановки, в районе солнечного сплетения неприятно щекочет, и кто-то наматывает внутренности на кулак.

Если здесь ее нет, он пойдет в деревню, на свет. Если ее нет и там, то…

Перескакивая через три ступеньки, Юра поднялся на платформу. Если где и искать, то у кирпичной надстройки с кассой по центру, больше негде – она абсолютно пустая. Преодолев расстояние меньше, чем за полминуты, врач неожиданно для себя самого остановился в полуметре.

«Если она там и я появлюсь без предупреждения, опять перепугается»

— Ксения? — позвал он тихо. — Вы здесь? Это я.

Снова тишина. Из темноты на него смотрела сделанная на кирпичной стене корявая, посеревшая, поблекшая от времени надпись: «Я видел осень». Вот бы сейчас зазвонил телефон, и Комиссарова на том конце сообщила, что Ксюша дошла до деревни, вызвала оттуда нормальное такси и уже в отеле. Врач даже достал смартфон из кармана, чтобы удостовериться, что не пропустил входящих. Нет, тихо. Покрытия фактически нет, «слепая зона», как она отсюда умудрилась с внешним миром связаться – загадка. Потом ему представилось нечто прямо противоположное: он сейчас повернет в это кирпичный закуток, а она там и не факт, что вообще жив….

— Ксения! — на этот раз голос звучал значительно громче, с надрывом, фактически срываясь на крик.

Нет ответа. Она сегодня весь день играет с ним в молчанку.

Какое-то дежавю. Ровно то же самое происходило с ним вчера: он ее искал, вслушивался в напряжении, но слышал лишь тишину. Вчера девушка все-таки нашлась. А сегодня? Что будет сегодня? Вдруг она… Да нет… Нет!

Глубоко вдохнув, Юра заставил себя сделать несколько шагов внутрь небольшого павильона. Он понимал, что это необходимо, он должен своими глазами увидеть, убедиться, что здесь никого или что… Секунды как вечность и сердце то срывается в пятки, то подпрыгивает в горло, животный, вяжущий страх буквально скручивает внутренности. Только бы она была там, живая… Пусть перепуганная до полусмерти, но, главное, живая! Он бы тогда не знает, что…

Вгляделся, прислушался, дрожащими пальцами с третьей попытки включил фонарик на телефоне и осветил углы.

Никого. Совершенно никого.

Дыхание перехватило, ком в горле и мелкая дрожь по всему телу. Остается только деревня.

.

.

Спустя десять ватных минут с ватой в голове, на ватных ногах по ватной земле Юра дошел до первых домов. Раздавшийся на всю округу надрывный лай дворовой собаки предупредил хозяев о приближении чужака. Прежде, чем врач успел подойти к перекошенному деревянному забору, дверь избы распахнулась, и на пороге возникла бабушка с клюкой наперевес. Встретили его по всем традициям русского гостеприимства – с настороженностью.

— Кого там еще принесло? — грозно выкрикнула она в темноту, — Что Вам всем сегодня неймется, ироды? У нас ничего нет!

«Просто не будет. Когда это с Ксенией что-либо было просто? Только найдись…»

— Простите за беспокойство! Я девушку ищу, последний раз она выходила на связь с вашей платформы. Может быть, она к Вам заглядывала?

А голос совсем чужой. Сохранять его ровным удается с огромным трудом, но необходимо ради того, чтобы женщина сама успокоилась и пошла на контакт.

— Не видала я никого! — огрызнулась бабуля нетерпеливо. — Чеши отсель! А то пса спущу!

— Послушайте, подождите! — в отчаянии воскликнул Юра, теряя остатки самообладания, — Она больше никуда не могла пойти без денег и с разряженным телефоном. Войдите в мое положение, вы когда-нибудь теряли близких? Длинные темные волосы, кареглазая молодая девушка. Напрягите память, может Вы слышали, как собака лаяла?

«Пожалуйста!»

— Кого я только не теряла на своем веку… Ладно, — смилостивилась старушка. Спустившись с крыльца и подойдя поближе к забору, с прищуром вгляделась в лицо гостя, — На бандита ты и впрямь не похож, уж больно хорошо одет. Заходила зазноба твоя с час назад где-то. Петрович мой её домой повез. Сжалился над девкой, дурак старый. Сердце доброе, а мозгов-то за таксо денег попросить не хватило!

«Слава Богу!»

— Вы не видели, она была в порядке?

— В порядке, в порядке, и мы не обидели. Не волнуйся, милок, домой к ней езжай, там и найдешь.

— Спасибо… Возьмите, спасибо вам с Петровичем за помощь.

Не слишком отдавая отчет в собственных действиях, не думая о том, обидит этим старушку или нет, достал из заднего кармана портмоне и несколько тысячных купюр, протянул через забор. Возражений не последовало: усмехнувшись, пробормотав что-то про нежданно-негаданную прибавку к крошечной пенсии, она сунула деньги в карман халата и застучала клюкой в сторону дома.

«Домой повез, дурак старый…». Врач стоял у забора и чувствовал, как под ногами плывет земля. Сложно описать это состояние. Невозможное облегчение, вызванное пониманием, что, кажется, все-таки всё позади, что она жива, не пострадала и в безопасности, упавший с души тяжелый груз. Пришедшее следом опустошение: в очередной раз Ксения потрепала ему нервы, такие всепоглощающие эмоции были для него чрезмерны, через край, это слишком, с ними так просто не справиться, не унять зашкаливающий пульс, не заглушить по щелчку пальцев звон в ушах. И отголоски неясной тревоги внутри по поводу ее спасителя. «Петровичу» этому, должно быть, лет семьдесят. В этом возрасте на «девок» уже особо не заглядываются, злого умысла у него с вероятностью 99,9% нет. Остается надеяться, что во-первых, он не совсем слеп и видит дорогу, а во-вторых, что повез он Ксению не на тарантайке, которой намедни сорокет стукнул, и которая на полпути может застрять в полях, а на чем-то более приличном.

.

.

.

Еще через два часа, когда до отеля оставалось километров тридцать, на телефон пришло сообщение:

22:30 От кого: Юлия: Она здесь, у меня. Дед какой-то только что на развалюхе привез. Отбой! Спасибо, не бросили на произвол судьбы!

«Цела?»

22:32 От кого: Юлия: А, да, в полном порядке! Голодная только.

Отбой.

Шикарно проветрился.

Еще час – и Юра сидит в пустом лобби над виски, это третий, пальцы сжимают стакан, надпись на бутылке теряет четкость, алкоголь разгоняет тучи в голове и оставляет ее пустой, бармен молчит, чует беду, не лезет.

Еще десять минут – и развеселый Лев, подсев к врачу, непременно желает знать, кто довел его до жизни такой. Опасности нет, шестьдесят градусов спирта отбили инстинкт самосохранения напрочь:

— Так, зазноба одна, — не отрывая взгляда от янтарной жидкости, отвечает тот. Всё катится вниз по наклонной, нарастая снежным комом, несется лавиной, сметающей всё на своем пути. Живых не будет.

— Ритка небось? — Федотов демонстрирует понимающую улыбку, предъявляя миру все свои 32 зуба. — Эта может.

— Время позднее, Лев Глебович. Мне пора. А Вам уж тем более.

.

.

Из общего коридора за сползшим с барного стула врачом наблюдает горничная, чей близкий к гениальному план сегодня провалился с треском. Кто ж знал, что Ксюха такая храбрая и нетерпеливая и пойдет за помощью в деревню, вместо того, чтобы покорно дожидаться личного водителя Федотова на платформе, как и было оговорено по телефону? Такого финта предположить Юлька не могла! Это фиаско, братан. А какая складная вышла легенда! Загляденье, бурные овации зала! Но зато теперь она уверена наверняка: нет, не стареет и в людях по-прежнему разбирается. Не Рита ему нужна, может сколько угодно по залам с ней ныкаться и чаи на веранде гонять, а тётю Юлю не проведешь.