«Вот именно, что похороны… Коммиссарова, не делай этого, ты пожалеешь… Может, ты сама заблуждаешься!»

Не выдержав ее взгляда, рыжая отвела глаза в сторону:

— Ксюх, ты просто не всё знаешь…

«Балда! Кто тянет тебя за язык!?»

Девушка медленно распрямилась над шкатулкой с украшениями и непонимающим взглядом уставилась на горничную. «Ну давай, удиви меня! Давай сюда свои аргументы!» — вот, что в нем читалось.

— Чего я не знаю? — прошептала она еле слышно.

— Нууууу.., — «Пары вещей точно…», — Юлька не знала, куда деть глаза, проклинала себя за собственную несдержанность. Что она сейчас творит вообще? Зачем!? — Наверное, это уже не важно. Я уже пожалела, что ляпнула, но ты же знаешь, что у меня язык без костей.

— Юля! Чего я не знаю такого, что знаешь ты? Говори!

— Я не уверена, что тебе нужно это знать, если уж он сам не счел нужным тебе сказать. А он не сказал, судя по всему…

«Что только лишний раз подтверждает…»

— Юля!!!

— Хорошо. Но ты только это… Не злись на меня, пожалуйста. Я хотела, как лучше… И до сих пор хочу. Из-за этого и ляпнула.

— Юля!!! Пожалуйста! — расширившимися, похожими на два блюдца глазами Ксюша смотрела на подругу в упор. Она в буквальном смысле перестала дышать: грудь не вздымалась больше. От лица схлынула кровь, и теперь – в этом виде – девушка стала напоминать рыжей какую-нибудь восковую фигуру из музея Мадам Тюссо.

— В общем… Ну… Только не злись… В деревню за тобой не таксист ездил. — Рыжая до сих пор не верит, что собирается вот сейчас, когда надежды на благополучный исход не осталось у нее самой, выложить Ксюше информацию, которая вызовет в её душе очередные страшные шторма, — Дохтор твой. Я ему позвонила и сказала, что ты попала в беду. И… Вот… А ночью я его видела в баре. Три стакана за десять минут он точно принял, а там может и больше. Ну и всё… Это всё.

«А про фитнес-зал я тебе не скажу под страхом смертной казни»

На Ксюшу, откровенно говоря, было больно смотреть. Юлька и не смотрела. Покаянно склонив голову, она изучала отделку дивана. И чувствовала себя отвратительно. Если бы можно было провалиться сквозь землю прямо в Преисподнюю, она бы предпочла это падение этому взгляду загнанного в угол, раненого зверя.

— Почему ты мне сама не сказала? — прошептала, наконец, Ксюша.

Рыжая подняла голову. Голос сел, подруга стала еще бледнее, чем за три минуты до этого. На лице отражалась такая растерянность, словно она всё это время видела черное, а сейчас сотня человек убеждает её, что это не черное вовсе, а самое что ни на есть белое… Но глаза же не обманывают! Как белое, когда черное! Юля видела, как все ее шаткие установки, все то, что помогало ей держать себя перед свадьбой в руках, летит в тартарары. С девушкой происходило ровно то, чего Комиссарова так боялась: полная потеря контроля над крайне зыбким внутренним балансом.

Набрав в грудь побольше воздуха, Юля затараторила как из пулемёта:

— Потому что это ваше с ним дело, не мое! Потому что боялась, что ты меня убьешь за эту подставу! Потому что я сама говорила тебе про дистанцию! — выпалила девушка, — Я не знаю, чем я думала, мне уже давно кажется, у него что-то есть к тебе, но ты же знаешь, как говорят: когда кажется, креститься надо! И я хотела использовать эту ситуацию и посмотреть. Тогда ты еще не была повязана по рукам и ногам этой сделкой, никто не знал, что твой отец так себя поведет. Не сказала, потому что не хотела давать тебе надежд, которые могут оказаться пустыми, ведь это всего лишь мои предположения, как ни крути, а чувства – твои. Хотела, чтобы он сам что-то сделал, — выложила как на духу все свои аргументы разом, — Но теперь уж что… Прости меня!

Ксюша спрятала лицо в ладони. У нее в голове не укладывалось, что её подруга за её спиной из лучших побуждений проворачивала такие схемы, что втягивала в них врача. Что Юлькиной милостью он потратил вечер на её бесплодные поиски, нервы себе потрепал… «Ксения, честно говоря, я волнуюсь…». Узнай она обо всем этом вовремя, набралась бы, может, смелости… Если бы Юлька призналась раньше.

— И с клубом… Ты специально устроила этот никому не нужный девичник, чтобы снова «посмотреть»? — упавшим голосом констатировала Ксюша. Нет, это не вопрос был: всё встало на свои места, разложилось по полочкам.

Рыжая вздрогнула, съежилась еще сильнее:

— Да. Но он ведь приехал, Ксюх! Примчался за полчаса! Я засекала!

Хорошая из Комиссаровой подруга. Правда, хорошая… И наивная. Всё из огромного желания помочь. Как на неё можно злиться?

— Приехал, да… И всё равно, Юль, ничего не было! Могло бы, наверное, быть, что ему мешало? Он на диване спал, я утром перед ним в одной рубашке предстала! Не было! Почему? Ни я, ни он же тогда про сделку были не в курсе…

— Ксюх, не знаю я, — покачала рыжая головой, — Или я совсем слепа и во всем ошибаюсь, или у него есть веские причины. Второе вернее.

— Ну да… Штаты… Например.

— Или твое очень шаткое, подруга, равновесие. Например. Или всё вместе.

.

.

.

Рыжая давно ушла, а Ксюша так и сидела, пустым взглядом следя за тем, как Мистер Дарси лазает по стенам и оттуда пикирует на мебель. Перед мысленным взором стояли картинки: он сидит на крыше, уткнувшись подбородком в коленку, не замечая ночного холода, не шевелясь. О чем-то думает. «Что Вам мешает? Танцуйте. Живите!». Резко распахивает дверь номера, прячет руку за спиной; она видит стену, осколки стекла на полу, кровь, чует запах виски, его шатает. Терпеливо стоит – расстояние маленькое неприлично – и сверху вниз смотрит, как она бинтует ему руку своим платком. В ушах снова звучат звуки гитары и строчки «прилипчивой» песни. «Нас двое…». Снова чувствует на себе гневный взгляд, которым он окатил ее в «Пропаганде». Слышит иронию в голосе: «Смею надеяться, такое Вы все же, как-нибудь, запомнили бы…».

«Ксения, честно говоря, я волнуюсь».

«Поверьте, мне было бы гораздо спокойнее, знай я, где Вы и что с Вами».

«А ночью я его видела в баре. Три стакана за десять минут он точно принял, а там может и больше».

«Или я совсем слепа и во всем ошибаюсь, или у него есть веские причины».

«Ксения, честно говоря, я волнуюсь».

Сам ездил. И не сказал, никак не дал ей этого понять. Волновался, а она ему на следующий день – про постороннего задвинула. Что он на самом деле чувствовал в тот момент, когда услышал?

«Где он? Почему до сих пор не объявился?»

Желание получить свой ответ немедленно не дает думать ни о чем вообще, в голове блок на любые посторонние мысли, дороги им не дает одна единственная, что захватила мозг и безраздельно правит: «Веские причины или действительно просто «это моя работа»? Что это!? А если…». Руки дрожат так, что телефон в них ходит ходуном. Напечатать сообщение без опечаток не выходит и с пятой попытки: раз за разом Ксюша промазывает мимо букв на сенсорной клавиатуре, проклинает себя за неоправданный психоз и переписывает. Перед глазами плывет, и такое простое, казалось бы, действие превращается в форменное издевательство над собой.

16:34 Кому: Юра: Юрий Сергеевич, а Вы где?

16:57 От кого: Юра: Ксения, я в отеле, закрываю дела, думаю, застрял тут до глубокого вечера. Что-то случилось?

«Да!!!»

17:05 Кому: Юра: Нет, всё в порядке. Работайте.

«Дыши…»

18:30

18:38

18:43

18:45

18:49

19:00

У него час, как всё готово. Две тонкие медкарты с подшитыми результатами анализов на всё, что можно и нельзя. По Федотову – еще и с показателями биоимпенданса, кардиограммами, таблицей замеров объемов тела, подробным описанием диеты. Сверху на каждой карте – по листу заключений уборным текстом без пробелов между абзацами. Подпись в нижней части на каждой странице. Дополнительно – опись закупленных для нужд семьи препаратов: наименование – заказанное и оставшееся количество. Подпись.

Отдельно, «рубашкой вверх», – три листа бумаги, исписанных от руки. От руки – принципиальный момент. Здесь не хватает только одного предмета. Оставит его завтра.