- Но, мама, я люблю его. Я люблю его и непременно хочу за него замуж.

- К черту! - сказала миссис Перанджер.

И в тот же вечер позвонила мэру города и попросила к телефону его жену.

- Говорит Луиза Перанджер, - сказала она. - Нынешней весной я намереваюсь предложить новую кандидатуру в клуб "Тилтон" и подумала о вас.

В телефоне раздался прерывистый вздох: у жены мэра, должно быть, закружилась голова. Было бы отчего! Убогое помещение, неприветливые официантки, скверная кухня. Откуда же эти тысячи, жаждущие сделаться членами клуба?

- Но только имейте в виду, - продолжала миссис Перанджер, - я человек деловой, услуга за услугу. На Четырнадцатом шоссе открылась ветеринарная лечебница. Так вот, я хочу, чтобы она закрылась. Ваш муж, верно, может найти предлог, придраться к какому-нибудь административному нарушению или еще что... Словом, ему лучше знать. Если поговорите с мужем о ветеринарной лечебнице, я доставлю вам список членов клуба, чтобы вы наметили себе остальных поручителей. Примерно в середине сентября я приглашу вас к себе на ленч. До свидания.

Нерисса чахла, чахла и умерла. Ее похоронили на кладбище епископальной церквушки - той самой, в которой красовался витраж, подаренный семьей Перанджер в увековечение памяти деда. В трауре миссис Перанджер выглядела еще величественнее, в ней появилось нечто патрицианское, и, выходя из церкви, она всхлипнула и произнесла во всеуслышание: "Она была так обаятельна, так невозможно обаятельна!"

Однако миссис Перанджер оправилась от удара и возвратилась к своим обязанностям, которые в это время года заключались в том, чтобы провести собеседование с кандидатками для котильона дебютанток и отобрать наиболее достойных. И вот недели через три после похорон в гостиную миссис Перанджер явилась некая миссис Пентасон с дочерью.

Миссис Перанджер знала, что миссис Пентасон заслужила право на эту аудиенцию. Она много для этого потрудилась - и в госпитале поработала, и организовала посещение театра, и клубные фестивали, и антикварные ярмарки. Тем не менее миссис Перанджер сурово оглядела посетительниц. Она сразу определила, что это за птицы: правила хорошего тона они, конечно, изучают по книгам. Вот и сейчас, верно, перед тем как идти к ней, вызубрили наизусть главу о том, как надлежит пить чай в гостях. Когда они спят, им снятся приглашения: "Мистер и миссис Уильям Пейли имеют честь просить...", а наяву почта доставляет им лишь извещения о частных распродажах, книгу из книжного клуба на пробу да неуютные письма из туберкулезной лечебницы в Техасе, где у них лежит тетушка Минни со своей индивидуальной плевательницей.

Пока Нора разносила чай, проницательный взор миссис Перанджер изучал кандидатку в дебютантки. В комнату явственно доносилось журчание воды в бассейне, и миссис Перанджер попросила Нору прикрыть окно.

- Нынче у нас столько желающих, - говорила миссис Перанджер, - что приходится повысить требования, которые мы предъявляем к кандидаткам. Мы уже не можем довольствоваться приятной внешностью и умением себя держать. Нам нужна разносторонне развитая личность.

Несмотря на закрытое окно, она слышала журчание воды в бассейне, и звук этот странным образом ее обескураживал.

- Вы поете? - обратилась она к кандидатке.

- Нет, - ответила девушка.

- Играете на каком-нибудь инструменте?

- На фортепиано, немножко.

- Что значит "немножко"?

- Ну, немножко Шопена, то есть это было раньше. Тогда я еще играла "Посвящается Элизе". А сейчас я больше играю популярную музыку.

- Где вы проводите лето?

- В Деннис-Порте, - сказала девушка.

- Ах, этот несчастный Деннис-Порт, - сказала миссис Перанджер. - Нынче уже не знаешь, куда и ехать, правда? Прямо податься некуда. На берегах Адриатики кишмя кишит. Капри, Иския, Амальфи загажены вконец. В Аргентарио не сунешься - там эта принцесса голландская. Ривьера набита до отказа. В Бретани холодно и дождливо. Скай, разумеется, очаровательный островок, но еда там никуда не годится. А Бар-Харбор, Кейп-Код и острова превратились во что-то невообразимое.

И снова, словно ветер подхватил этот звук и положил его под самые окна гостиной, до ушей миссис Перанджер донеслось журчание воды в бассейне.

- Ну, а как вы относитесь к театру? - спросила она. - Вы им интересуетесь?

- О да, очень.

- Какие же вы видели пьесы в прошлом сезоне?

- Никаких.

- Вы ездите верхом, играете в теннис и прочее?

- Да.

- Какой ваш любимый музей в Нью-Йорке?

- Не знаю.

- Что вы прочли за последнее время?

- Я прочитала "Ситцевую чуму". Она была в списке бестселлеров. И потом ее еще купили для кино. И еще - "Семь дорог в рай". Она тоже была в списке.

- Можно убирать, Нора, - сказала миссис Перанджер брезгливо, словно рассчитывала, что служанка вместе с полоскательницей и чашками вынесет вон из комнаты и миссис Пентасон с дочерью. Чай был окончен, и миссис Перанджер проводила гостей до двери. Если бы в ее намерения входила жестокость, она бы продержала их некоторое время в неведении, играя на той общечеловеческой слабости, которая заставляет нас всех ожидать от почтового ящика чуда. Вместо этого она отвела миссис Пентасон в сторонку и сказала:

- К моему огромному огорчению...

- Ничего, ничего, - сказала миссис Пентасон, - мы чрезвычайно вам благодарны.

И заплакала. Мисс Пентасон обхватила за плечи свою убитую горем мать и так, в обнимку, они покинули гостиную.

А до ушей миссис Перанджер снова донеслось журчание воды в бассейне. О, как громко, как явственно говорила вода: "Мама, мама, я нашла, наконец, человека, за которого хочу выйти замуж!..."

Как похож этот голос на голос ее дочери! И как нелепо и жестоко ее нынешнее занятие - это "отшивание" миссис и мисс Пентасон! Миссис Перанджер спустилась по ступенькам террасы на газон и подошла к краю бассейна.

- Нерисса! Нерисса! - кричала она, встав обеими ногами на парапет.

А вода отвечала ей одной и той же фразой:

- Мама, мама, я нашла, наконец, человека, за которого хочу выйти замуж!

Ибо единственная ее дочь превратилась в бассейн.

IV

Мистер Брэдиш жаждал перемен. Нет, он вовсе не намеревался менять что-либо в себе самом - он просто думал переменить обстановку, климат, образ жизни, и то лишь на какие-нибудь восемнадцать-двадцать дней; это был предельный срок, на какой он мог позволить себе отлучиться из дому. Брэдиш был заядлым курильщиком, и опубликованный недавно отчет главного врача при министерстве здравоохранения заставил его задуматься. Ему стало казаться, будто прохожие смотрят на зажатую у него между пальцами сигарету с тайным неодобрением, а, быть может, и, соболезнованием. Он понимал, что это нелепо, и решил, что ему следует куда-нибудь съездить проветриться. Да, да, он отправится путешествовать! Человек он свободный, разведенный и поедет себе один куда хочет.