Надя огляделась. Они шли выложенному светло-серыми плитами тротуару — кое-где, сквозь сколы и выбоинки виднелось едва различимое полупрозрачное основание. Справа, метрах в ста тускло поблёскивала тёмная вода Вильсавы, над головой нависали увитые плющом дома под черепичными крышами, с коновязями и балконами во весь фасад, а возле самой воды из полумрака выступал ряд невысоких деревьев с пышными кронами. Несмотря на позднее время, было достаточно людно — стало меньше всадников и пешеходов, исчезли кареты и коляски, зато прибавилось гружёных телег и запряжённых волами крытых колёсных фургонов. На пришвартованных судах, с вскриками и руганью во всю шла погрузка — несколько глубоко осевших барок, шлёпая вёслами, спускались вниз по течению.
Сегодня луны сошлись очень близко, а большее из двух ночных солнц светило над самыми крышами, заставляя дома и деревья отбрасывать длинные тени. Не было видно звёзд — затмевая их, над проезжей частью висели живые «летучие фонари», светившие не менее ярко, как их земные электрические собратья. Именно свет не позволял разглядеть клювастые мордочки и округлые совиные ушки, а непрерывно работающие крылья сливались в сплошной полупрозрачный туманный диск. На противоположном берегу, на фоне домов, частично закрытые кронами деревьев, так же горели «летающие светильники».
— Я вам очень благодарна, что побывала там, Ратки! — честно призналась Надя. — Такой красивый праздник, с оркестром, с угощением, с танцами… У нас бы ограничились тем, что просто накрыли стол. Только, пожалуйста, не обижайтесь. Мне кажется, вы слишком много пьёте… Это я вам, как лекарка говорю…
— Чепуха, красавица! — рассмеялся Ратки. — Это же молодое вино, оно как водичка льётся. Да и что плохого в том, чтобы выпить? Платим-то за всё мы, ставшие мастерами подмастерья. Эх! Такая ночь и такая красавица рядом!.. Да, не будь тебя, не видать бы мне звания мастера, как собственных ушей. Конечно, не будем забывать и о «возвышенном», у которого порой такие неожиданные интересы… Но, тс-с!.. Молчок — об этом нельзя говорить. Но всё же здорово, когда можно совместить приятное с полезным…
— А ещё… — наморщила лоб Надя. — Понимаете, я совсем не знаю вашего города. Только мне кажется, мы с вами идём не в ту сторону. Нам же направо надо, а затем до подвесного моста над рекой…
— Верно догадалась, красавица! — остановившись у незнакомого дома, Ратки несколько раз ударил в закрытые, окованные железом двери. — На том берегу нас может поджидать твой ревниво-неловкий или неловко-ревнивый… Как сказать-то лучше?.. В общем, твой приятель, в очередной раз способный испортить мне всю игру. Эй, ау! Аневи, старый чурбан! Спишь ты там, что ли? Открывай! К тебе гости пришли!..
— Подождите, Ратки! — заволновалась Надя. — Что вы собираетесь делать?..
— А ты как думаешь? — ответил Ратки, обнимая девушку за плечи. — Пошли-пошли, развлечёмся. Отметим моё посвящение, как следует. Будешь у меня первой… ха-ха… в звании мастера…
— Пустите! — ударилась в панику Надя. — Что вы делаете? Пустите же! Я закричу!..
— Да, Руаха ради! — и не подумав ослабить хватку, Ратки пребольно щёлкнул девушку по носу. — Только не забудь, красавица, что я у себя дома. А вот ты… Тебе деться-то некуда. Думаешь, грузчики с барок бросятся тебе на помощь? Или проходящие школяры заступятся за чужеземку, у которой ни кола, ни двора?..
Упомянутые школяры в количестве шести человек, в белых кафтанах и похожих на пилотки чёрных двурогих шапочках проходили мимо. Явно торопясь, ребята поминутно оглядывались — словно искали кого-то. Из-за приоткрывшейся двери блеснуло пламя свечи, и чья-то заспанная бородатая физиономия сурово глянула из-под ночного колпака. Один из школяров — не в белом, а светло-коричневом кафтане и широкополой шляпе-блине с загнутым кверху полем остановился, вглядываясь в возящуюся на крыльце парочку.
— Надя! — воскликнул школяр. — А ну, отойди от неё, ты!.. Стойте, ребята!..
— Юра! — высвободившаяся из объятий девушка не поверила собственным глазам. — Господи! Да как же хорошо, что ты здесь!.. Юра!..
— Ба-а! — воскликнул удивлённый Ратки. — Никак, наш неловко-ревнивый приятель объявились. И как всегда, не вовремя. А вырядился-то!.. Чисто «достойный»… И ведь нашёл, надо же!.. Ладно, давай, проходи! У тебя свои дела, у меня свои. Никуда твоя подруга не денется. Верну я её… завтра утром… ха-ха…
— Отойди от неё! — сжав кулаки, Юра шагнул вперёд. — Отойди, убирайся и никогда… Слышишь меня? Никогда больше к нам не подходи?..
— Ха, размечтался! — нагло протянул Ратки. — Нет, сегодня мой день, клянусь святым Гунташем, клянусь святыми братом и сестрой, Ансари и Ансару. Сегодня ты точно не заставишь меня проехаться на облучке!.. Или ты думаешь… ха-ха… тебя защитит твоя новая банда? Не надейся! За тобой всего пять человек, а за мной? За мной несколько больше…
Набрав побольше воздуха, он крикнул так, что в мелких переплётах окон едва не полопались стёкла.
— Эй, Аневи! Буди народ! Подмастерья, братья! Просыпайтесь! Вы что, не видите? Школяры наших бьют!..
От сильного удара в грудь Юра пошатнулся. Погружённый в темноту дом зашумел, словно растревоженный муравейник — тут и там в верхних этажах распахивались ставни, в расположенных парами шестиугольных окнах вспыхивал свет. Проезжавший мимо возчик натянул вожжи. Матросы и грузчики с двух ближайших барок прекратили работу.
— Руах и Гоэрл, вляпались! — воскликнул один из спутников Юры, темноволосый толстяк в белом кафтане. — Хватай свою девушку и бежим!..
— Господи! — переводя взгляд то на Юру, то на Ратки, то на собирающуюся вокруг толпу, Надя и не заметила, как перешла на русский. — Господи! Да что же это?..
— Я тебе говорил, — так же по-русски ответил Юра. — Я тебя предупреждал, что ему нельзя верить! Ты же видишь: он же бабник, пижон, гуляка. А ты для него всего лишь очередная игрушка… Да ты подумай! Сама вспомни, какими словами он к тебе обращается? «Красавица!»…
— О, господи, Юра! — на глазах у Нади выступили слёзы. — И ты… Ты… Да ты с ума сошёл…
— Да, что ты её убалтываешь?.. — не выдержал тот же толстяк в белом кафтане. — На плечо или за руку, и бежим!.. Руах и Гоэрл, ведь уже поздно…
— Подожди, Эрса! — вперёд выступил маленький и щуплый, похожий на Буратино остроносый паренёк со светлыми волосами. — Ну, что ты уставился? — налетел он на заспанного бородача в ночном колпаке. — Что уставился? Перед твоим домом сейчас драка будет, тебе в управе благочиния штраф платить, а ты глазами хлопаешь? Дуди!..
Посмотрев на собирающуюся перед домом толпу, бородач вытащил короткую толстую дудку на волосяном шнуре. «Ду-ут», «ду-ут», — пронеслось над набережной. У соседнего дома повторили сигнал, сопроводив его уходящим вниз переливом — через дом перелив прозвучал дважды, ещё через дом — трижды.
— Ну, что, школяры! — осклабился Ратки. — Намочили штанишки?
Гнусавое пение дудок прервалось топотом копыт. Начавшая собираться толпа разошлась, освобождая дорогу пятерым всадникам в бело-синих кафтанах и железных шапках, с вышитым геральдическим щитом на груди. Возглавлявший всадников пожилой усач с тронутыми сединой волосами, при мече, в белом берете с синей каймой и одним-единственным коротким пером, осадил коня перед самым крыльцом.
— Разойдись! А ну, разойдись! Именем Её Светлости! Что здесь происходит? — спросил он, поднимая над головой маленький чёрный жезл.
— Школяры на наших напали, господин сержант! — оттеснив заспанного бородача, вышел вперёд высокий парень с изъеденным оспой лицом. — Аневи Римахи Олонер, «смиренный», старший подмастерье в цирюльне Арсо Витахира к услугам вашей милости. Ратки Юстахи, наш бывший подмастерье, его ещё в мастера сегодня посвятили, шёл с вечеринки, вместе с девушкой…
— Хэ, Аневи, старина! — пьяно ухмыльнулся Ратки. — Наконец-то ты объявился, мерзавец!.. Стоп! Так это я, ко всему прочему, ещё и не в тот дом вломился…
— Хм! — осклабился сержант, глядя на школяров. — И ведь не в первый раз. Ну что? По-хорошему пойдём, или со скандалом?..
