— Ты Регулус Блэк! — громко сказала Гермиона, вспомнив полотно с семейным древом.

— Зачем так кричать, грязнокровка? — поморщился Регулус.

— С чего ты взял, что я грязнокровка? — насупилась Гермиона.

— Хоть я и портрет, но всё же чувствую, что в тебе течёт грязная магловская кровь, — отчеканил Блэк. — Да и крики моей благородной матушки я слышу довольно часто.

Гермионе было неприятно, что какой-то портрет оскорбляет её ежеминутно. Нет, эти слова не заставляли её плакать, как на втором курсе, но, Мерлин видит, она заставит себя уважать.

— Твою голосящую мать, увы, невозможно снять со стены, а, подожги я её, Кикимера хватит удар, — прошипела Гермиона. — А вот про твой портрет, висящий здесь за запертой до этого дня дверью, не думаю, что кто-то знает.

Регулус возмущённо вздёрнул брови.

— Можешь делать всё, что угодно, — отозвался он через минуту, но от оскорбления всё же воздержался. — Я просто уйду на другой портрет.

— Другой? — опешила Гермиона.

— Мерлин, — закатил глаза Регулус. — Маглокровки такие…

— Я знаю, что вы можете покидать свои картины! — вспыхнула Грейнджер. — Я имела в виду другое. У тебя есть ещё портреты?

— Конечно, есть! Один. И, в основном, я нахожусь на нём. Правда, в последнее время там стало просто невыносимо. Даже хуже, чем здесь! — поделился с ней Регулус.

Он напомнил Грейнджер вечно ноющего в последнее время Рона, недовольного скрипучими дверями, сквозняками в доме, четвёртой ступенькой на лестнице, где он спотыкался каждый день. Регулус на картине ещё мальчишка, ему было не больше семнадцати лет, а значит все его знания и черты характера соответствовали Регулусу того возраста.

Гермиона присела на край стола и заинтересовано посмотрела на Блэка.

— И где же висит эта прекрасная картина? — спросила она.

Вдруг снаружи послышался испуганный голос Рона.

Грейнджер вскочила на ноги и бросилась к двери.

— Гермиона! Гарри! Куда вы подевались?!

Гермиона покачала головой и обернулась к Блэку, скривившему благородное лицо. Грейнджер пожала плечами и вышла в коридор. Дверь за её спиной с негромким щелчком закрылась.

— Гарри! Гермиона! — надрывался Рон где-то на нижних этажах.

— Я здесь, Рон! — прокричала Гермиона, свесившись через перила лестницы. — Что случилось?

— Что случилось? — уставился на неё Уизли, показав свою рыжую голову в лестничном пролёте. — Я проснулся, а вас обоих нет! Что я должен был подумать?!

— Гарри пропал? — испугалась Гермиона.

— Да, говорю же, нет его, — застонал Рон.

— Ладно. Я поищу наверху, а ты внизу!

Рон кивнул.

Гермиона посмотрела в сторону коридора, в котором сама находилась долгое время. Она бы услышала Поттера, если бы он проходил мимо.

— Гарри! — позвала она с лестницы и поднялась на несколько ступенек. — Гарри! Гарри!

Гермиона прислушалась, но кроме нервных криков Рона, доносившихся аж с первого этажа, ничего не услышала. Нужно было подняться выше.

— Гарри!

— Я здесь! — раздался голос лучшего друга откуда-то сверху. — Что случилось?

Гермиона бросилась наверх, она пронеслась мимо шестого этажа и оказалась на самой верхней площадке, на которую выходили две двери. Одна была приоткрыта. Гермиона кинулась туда, мельком заметив табличку с именем Сириуса.

Посредине просторной комнаты, стены которой были увешаны плакатами сумасшедших расцветок, стоял Гарри.

Гермиона почувствовала, что от всей этой беготни у неё сбилось дыхание.

— Ты нас напугал, — прошептала она, прислонившись к стене. Гермиона приставила кончик палочки к горлу и, прикрыв глаза, прошептала что-то едва различимо, а затем чётко произнесла, повернув голову к дверному проёму:

— Рон! Всё в порядке, я нашла его!

— Хорошо! — издали донёсся раздражённый голос Уизли. — Можешь передать ему, что он козёл!

Гарри и Гермиона переглянулись и рассмеялись.

— Ладно. Не пугай нас так больше, хорошо? Что ты тут делал?

Взгляд Поттера тут же потускнел. Он протянул Гермионе письмо, найденное только что в комнате крёстного, а потом и рваную фотографию.

— Я искал окончание письма.

Гермиона пробежала глазами по строчкам, оставленным рукой Лили Поттер.

— Гарри, мне жаль.

— Знаю, — сказал он, забрав письмо и фотографию.

— Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, но, Гарри, не позволяй сомнениям очернять твою память о директоре. Какая разница? Даже, если когда-то Дамблдор и сделал что-то плохое, он искупил свои ошибки сполна.

Гарри яростно взглянул на подругу и отвернулся.

— Пойдём, поищем что-нибудь на завтрак, — предложила Гермиона. — А то ты же знаешь Рона…

Ребята вышли из комнаты. Гарри прикрыл дверь в спальню крёстного, задержав взгляд на табличке с его именем. Когда Поттер развернулся, то заметил ещё одну табличку прямо за спиной Гермионы. Сначала он не обратил внимания на вторую дверь, находящуюся напротив двери в комнату Сириуса.

На ней висела небольшая красивая табличка, на которой было изящно выведено:

«Не входить

без ясно выраженного разрешения

Регулуса Арктуруса Блэка»

Дыхание перехватило, а сердце забилось как сумасшедшее. Вот оно!

— Гермиона! — позвал Поттер подругу, успевшую спуститься ниже. — Иди сюда!

— Гарри, в чём дело? — послышался недовольный голос Гермионы.

— Кажется, я нашёл его. Я нашёл Р.А.Б.

========== Глава вторая — Драко ==========

Драко глубоко вобрал воздух в лёгкие.

Холодно.

Драко Малфой хмуро глядел на свой родной дом, и его сердце болезненно сжималось.

Голые шершавые стволы мёртвых деревьев в аллеях, почерневший под ногами мелкий гравий, стены, принявшие цвет трухлявой листвы: вот во что превратился Малфой-мэнор. В замке гудели сквозняки, ветер бил в окна. Древняя магия мэнора уходила, вытекала из дома, некогда родного и любимого.

Драко аппарировал прямо в парк, расположенный перед домом. Здесь он, кажется, целую вечность назад играл с друзьями и удирал от суетящихся приставленных к нему домовиков. Если закрыть глаза, вдохнуть знакомый аромат сосновой смолы, то можно представить, что мировой маховик повернул время вспять. Тогда на месте обугленных клумб снова зацвели бы высокие благоухающие кусты, покрытые алыми розами.

Драко зажмурился, пытаясь услышать смех матери, оставшийся где-то на задворках памяти, щебетание птиц и шуршание зелёной листвы, но кроме безумного стука собственного сердца он не слышал ничего. Он оглох, ослеп, он задыхался. В его доме смердело страхом и болью, а в окнах больше не горели нарядные праздничные огни.

Помедлив немного, Драко всё же направился к дому. Его встретили почерневшие ступени крыльца, резные двери с оскалившимся зверем, тёмный парадный зал. Краем глаза Драко заметил, как несколько свечей в настенных подсвечниках с трепетанием вспыхнули. Дом признал молодого хозяина. Драко горько усмехнулся, он давно уже не хозяин, не хозяин здесь даже его отец.

Из столовой доносились чьи-то жалобные стоны и крики, но их заглушал пугающий до дрожи смех Беллатрисы.

«Я оглох», — повторял себе Драко. «Я ослеп», — твердил он, увидев брызги крови на паркете.

Драко казалось, что внутри дома ещё холоднее, чем снаружи, но, может, наверху будет хоть немного теплее. Туда ещё не проник горький запах крови.

На лестнице Драко столкнулся с Гойлом-старшим. Тот несколько мгновений вглядывался в его лицо, противно ухмыляясь, но Малфой знал, что, как бы мистер Гойл ни пытался увидеть сомнения или недовольство на лице наследника Малфой—мэнора, он ничего не прочтёт.

— Малфой, — прошипел Гойл и пропустил Драко.

Малфой рассеяно кивнул, думая лишь о том, как бы скорее дойти до своей комнаты. Он ускорил шаг.

Но его желанию не дано было, видимо, сбыться. По коридору навстречу Малфою, извиваясь лентой серпантина, ползла змея Лорда.

Драко дёрнулся в сторону и ворвался в комнату матери, плотно прикрыв за собой дверь. Здесь было тихо и уютно, дышать стало легче, и, закрыв глаза и наложив на дверь заглушающее заклятие, можно было притвориться, что тебе снова одиннадцать, и кроме Панси и Блейза в коридоре за дверью никого нет, а на лестнице стоит запыхавшийся от игры в догонялки Грегори, а не его отец.