Когда даже верный Кричер не отозвался на зов, Регулус окончательно понял, что остался один в большом доме. Портрет Финеаса Найджелуса пустовал, Блэки на других полотнах крепко спали — не добудишься. И мама… Мерлин, его мама! Лучше бы ему не видеть её никогда, чем видеть такой.

Беллатриса заявилась на Гриммо вместе с ним, едва пришедшим в сознание, и тщательно осмотрела все комнаты, будто вынюхивала что-то — ищейка.

Регулус же попросту застыл в гостиной напротив гобелена, изувеченного Вальбургой годы и годы тому назад. Отец скончался в семьдесят девятом. Мама ненамного его пережила. Дед, Арктурус Блэк, ушёл из жизни недавно.

— Я не нашёл в доме портрет отца, — произнёс Регулус.

— Под конец Орион совсем сдал, так что отказался от личного портрета, — сказала Беллатриса, взяв статуэтку с каминной полки и небрежно завертев её в руках.

— Поставь.

Кузина оскалилась.

— Твой характер не изменился. Ты и раньше не любил, когда кто-то брал твои вещи.

— Верно, а теперь все вещи в этом доме — мои. Поставь на место.

Особняк на площади Гриммо принадлежал ему, но жить в нём представлялось Регулусу пыткой. Может, когда-нибудь он захочет вернуться сюда. Может быть… когда будет не так больно. Может, случится чудо, и он окончательно отделит себя от впечатлительного «Реджи».

Нарцисса приняла его в мэноре, заполняя вечера рассказами о людях и событиях, которых он не знал или не помнил, надеясь разжечь в его глазах хотя бы слабый огонёк интереса. Частенько он откровенно скучал, но старался не обижать эту женщину — его кузину — безразличием. Она самый близкий человек, что у него остался — о чём он должен был постоянно себе напоминать.

Нарцисса любила говорить о сыне. Ещё в первый день Регулус понял, что Драко — избалованный ребёнок. До встречи с ним он представлял второго Люциуса. Каково же было его удивление, когда он увидел бросившегося обнимать мать парня. Нарцисса поцеловала сына в лоб и что-то шепнула ему на ухо. Драко повернул голову и только тогда заметил Регулуса. Он отодвинулся от матери, выпрямился в струнку и нацепил то самое выражение лица, которое Люциус носил, не снимая.

Поздно. Регулус уже знал, что там, под начищенной до блеска скорлупой, живой человек с обычными чувствами, стремлениями и мотивами.

Так проходили дни, и Регулус стал замечать, что трескотня Нарциссы, занятость её мужа, нервозность Драко усиливались, когда Повелитель возвращался из своих путешествий. Почему? Разве они не были счастливы, что он с ними? Тёмный Лорд подолгу отсутствовал, но, появившись в мэноре, вёл себя как хозяин. Ему принадлежало левое крыло дома Малфоев, и даже Люциус не смел пересекать незримую черту и лишний раз сунуть нос в кабинет, оставшийся на «половине дома» Повелителя. Они будто его боялись.

Нарцисса редко принимала гостей. В основном её навещала Сирена. Волшебница, которую Регулус не знал, потому что настоящая Си, его маленькая хрупкая Си сгинула в песках времени следом за «Реджи».

Она всегда приходила ближе к вечеру в шикарной мантии от «Твилфитт и Таттинг», в великолепной чародейской шляпе, окружённая сладким дурманящим запахом духов. В её ушах покачивались длинные серьги, время от времени задевавшие лебединую шею, к которой любой мужчина хотел бы прижаться губами. Волосы спадали каскадами. Эта волшебница была безумно красивой и совершенно чужой.

Правда, однажды сквозь блистательную личину проступила девочка, которую Регулус когда-то знал и любил. Лишь однажды, когда мадам Забини нанесла визит после Рождества и, засмущавшись, проговорила:

— Благодарю за книгу.

Её лицо было безмятежно и счастливо. Она, Си, пряталась там — за искусственной улыбкой, броскими шелками, позолотой и бархатом. Девочка с тёплыми карими глазами. Его Си, с которой они засиживались в библиотеке замка и спорили о рунах. Си, талдычащая ему о правилах поведения в школе, пока он собирался на ночную вылазку по Хогвартсу, а потом идущая следом за ним по заполненным загадочной темнотой коридорам. Си, отговаривающая его следить за Сириусом в Лютном и всё же стоящая рядом с ним в доме старухи Трелони несколько минут спустя.

Они были вдвоём в зимнем саду Нарциссы, уединившись среди зелени гибискуса с поникшими алыми головками. Декоративный фонтанчик успокаивающе щебетал, а за стеклянными стенами сада мерно падал снег.

Регулуса влекло к ней, к восхитительной женщине, сидящей напротив. Он взрослый, это естественно. Он впервые говорил без умолку, а она смеялась над его шутками, называя его Рипом ван Винклем. (1) Регулус понятия не имел — почему, да это и неважно. Она могла называть его как угодно, лишь бы находилась рядом.

Сирена поблагодарила за подаренную книгу и вручила Регулусу тёмно-синий кашемировый шарф, от которого пахло так же сладко, как от её ладоней: чем-то тонким, немного пряным, возможно, итальянским. Она сама повязала его ему на шею. Её руки задержались на плечах чуть дольше положенного — или ему почудилось.

— Тебе нравится? — спросила она, улыбаясь.

— Да, но где же обещанный мне странный рождественский свитер?

Сирена рассмеялась.

— Странный рождественский свитер? Вот уж не думала, что у тебя так поменялись вкусы! Какой свитер ты хочешь? Со снеговиками или оленями? С красноносым Рудольфом? (2)

Регулус сидел молча и бессознательно вертел конец шарфа в руке. Возбуждение схлынуло. Ему нечего было сказать. До конца дня он оставался замкнутым, и все попытки Нарциссы расшевелить его закончились провалом.

Той же ночью ему приснилась девушка, но не его Си, а другая. У неё были совершенно изумительные глаза — манящие, колдовские.

«Гермиона».

Её имя Регулус вскоре увидел в принесённой Долоховым в числе прочих ориентировке, когда понял, что уже знает это лицо. Она снилась ему. Он узнал эти глаза, вьющиеся волосы, чуть покрытую веснушками кожу.

Отдалённо похожее чувство появилось, когда среди снимков разыскиваемых преступников ему попалось фото Нимфадоры Люпин — убийцы его друга Рабастана. Почему-то хотелось назвать её «Тонкс», просто Тонкс — по фамилии отца, грязнокровки, которого Андромеда предпочла своей семье.

Как и в восьмидесятых, главным противником Повелителя выступал Орден Феникса — шайка радикалов, сменившая лидера с причудливого старикана на ребёнка.

Гарри Поттер. Его имя произносили с придыханием, будто чего-то опасались. Даже Люциус и Нарцисса.

Регулус вообще не понимал, к чему такой переполох из-за одного волшебника, едва перешагнувшего совершеннолетие. Совсем другие мысли крутились в голове Блэка, пока Пожиратели смерти собирались в Малфой-мэноре, переглядываясь с видом побитых собак. А всё из-за провала в Хогсмиде.

Фениксовцев было больше. У них был порт-ключ. Дементоры и снегопад только мешали. Единственное, за что Регулус себя корил — полнейшая отключка сознания, когда губы той самой Гермионы Грейнджер прижались к его. Постыдная страница новой жизни. Её целовал не он, другой — чёртов Реджи, которому всегда не хватало ласки. Или нет? Реджи бы не осмелился так вести себя с девушкой: у него до четырнадцати лет потели ладони, когда знакомая с детства Си садилась слишком близко, но то, что случилось в лесу… Тот голодный поцелуй… Почему он ответил Грейнджер? Кто ответил ей? В ту минуту это не имело значения. Его мысли растворились. Она цеплялась за него и дрожала. Регулус сам дрожал. Что за колдовство?

Потом он, конечно, отстранился. Нет! Нет, она была первой. Он мог только таращиться на неё и выдавать односложные фразы. И что она сказала потом? Немыслимо!

«Я буду ждать».

Почему? Сколько раз он задавался банальным вопросом…

Это необходимо обдумать. Или нет. Нет! Забыть навсегда. Он должен быть сосредоточен на поимке Поттера, а не на том, почему получал удовольствие, обнимая… врага.

А дальше была только боль. Поделом! Тёмный Лорд имел право злиться, ведь Регулус подвёл его, обманул доверие своего спасителя. Повелитель наказывал виновных. Но зачем так жестоко? Агония пронзала насквозь. Мука, которую Регулус не знал прежде. Сумасшедшая, беспощадная, рвущая. Невыносимая!