Судя по всему, во всём опять виновата загадочная «Дедовщина». Хотя, с другой стороны, по сути, Веденеев сразу убил двух зайцев.
Не раскроется дело, так не беда! Всегда можно горестно вздохнуть и доложить начальнику управления, что от меня нет никакого толка. Зато Столетов освобождён от ненужной работы, соответственно может принести гораздо больше пользы в каком-нибудь другом месте.
Ну и в конце концов, нельзя исключать вариант, что мне, как молодому, перспективному и сообразительному сотруднику, может улыбнуться удача. Веденеев мне так об этом и сказал, когда ставил на дело.
– Дуракам везёт! – напутствовал он меня, и сейчас это везение было мне очень сильно необходимо.
Как бы не было горестно это признавать, но пока всё шло к тому, что мне придётся расписаться в собственном бессилии. Как не старался, я не смог придумать ни одной более-менее приемлемой версии, кто и с какой целью убил этих молодых людей.
Четыре девушки, три парня. Травм нет. Ранений нет. Признаков сексуального насилия нет. Между собой знакомы не были. У двоих нет родителей.
Я строил десятки версий, перерыл всю доступную информацию по различным религиозным культам, разослал десятки запросов пытаясь найти хоть какую-нибудь точку пересечения у этой семерки, но осязаемого результата так и не появилось…
Дверь отворилась внезапно и как-то необычно стремительно. Я поднял голову от бумаг и с удивлением увидел входящего в кабинет начальника отдела.
Вообще-то Веденеев по утрам приходил к подчиненным редко, у него и без нашего общества хватало задач. Пока разберёшь сводки, прочитаешь почту, переговоришь с руководителями – уже и обед на носу. Если нам от начальника было что-то нужно, то мы ходили к нему в кабинет сами, так что утренний визит шефа не предвещал ничего хорошего.
Впрочем, хмурый вид Веденеева вполне подтверждал мои предположения. Он недовольным взглядом обвёл кабинет и что-то буркнул себе под нос, причём настолько неразборчиво, что только интуитивно можно было угадать пожелание доброго утра.
Хотя утро явно таким не было. Я напрягся, предвкушая какие-то неприятности, а затем напрягся ещё больше, увидев за плечом Веденеева знакомое лицо. Если честно, этот человек был последним, о ком бы я сейчас подумал…
В наш кабинет с неизменной ухмылкой на лице входил Роман Сечкин.
– И что ему здесь надо? – недоуменно развёл руками Зорин.
– Шеф, а почему он не в наручниках? – тоже не полез за словом в карман Столетов.
– Раскаялся и решил добровольно сесть в тюрьму? – предположил я, изумленный не меньше своих коллег.
Судя по всему, моя реплика понравилась Сечкину больше всего, потому что он фыркнул, но тут же под взглядом майора демонстративно зажал рот руками. Я в свою очередь тоже склонил голову к бумагам, стараясь сделать вид, что молчал и продолжаю усердно работать.
За прошедшие две недели с момента ареста, а впоследствии триумфального освобождения Сечкина я пахал, как раб на галерах, мелким ситом просеял биографии убитых и вроде бы заслужил у начальника отсрочку. По крайней мере, пока что разговор о моем переводе куда-нибудь подальше больше не заводился…
Но зачем самому засовывать голову в пасть льва. Тем более, что надо быть напрочь слепым, чтобы не увидеть, что у нашего начальника не просто плохое, а прямо-таки ужасное настроение…
– Чем это у вас воняет? – поморщился Веденеев, оглядываясь по сторонам. – Вы что совсем с ума посходили, наркоту на рабочем месте варить вздумали?
– Никак нет, – прижался к стенке на безопасном месте от начальника Зорин. – Всего лишь кофе. Просто кофеварка сгорела… Мы сейчас проветрим, Борис Игнатьевич…
– Ну-ну, – потер начинающую лысеть голову Веденеев, обвел еще раз кабинет отстраненным взглядом, явно не совсем осознав слова, сказанные ему Кириллом, а потом, как будто решившись на какой-то очень важный поступок, заговорил жестким и предельно деловым тоном.
– Значит так, коллеги! Разрешите представить вам нового сотрудника нашего отдела лейтенанта Сечкина Романа Владимировича!
Если бы сейчас несчастная кофеварка взорвалась, то, скорей всего, я бы удивился меньше. В полной тишине было отчетливо слышно, как какой-то предмет упал на пол и покатился куда-то под стол. Сначала я подумал, что это челюсть Зорина или Столетова, и лишь через несколько секунд понял, что так не бывает, а по полу катится выпавший из руки моего наставника карандаш.
Я во все глаза смотрел на хмурящегося Веденеева и ухмыляющегося Сечкина, а всё происходящее начинало напоминать дурной сон.
– Роман Владимирович с отличием закончил наш национальный университет по специальности «Юриспруденция» и на днях изъявил желание применить свои знания в благородном деле охраны правопорядка, – я вроде бы внимательно слушал начальника, но никак не мог уловить эмоции, которые он вкладывал в произносимые слова. На первый взгляд, могло показаться, что он говорит с презрением или пренебрежением, но я работал в отделе не один день, поэтому научился хорошо чувствовать настроение Веденеева. Было что-то еще, неуловимое, пытающееся прорваться наружу, но упорно заталкиваемое внутрь.
– Вашим соседям, – продолжал тем временем наш начальник, – нового сотрудника отдела я уже представил. Кирилл Леонидович, поскольку Столетов занимается обучением Калмыкова, то лейтенанта Сечкина я вверяю вам. Постарайтесь помочь ему побыстрее стать достойным сотрудником нашего подразделения.
После этих слов Веденеев развернулся и, не произнеся больше ни звука, вышел, хлопнув дверью. Молчавший всё это время Сечкин усмехнулся, а потом оглядел нас с широкой улыбкой.
– Однако, всем здравствуйте! – честное слово, его постоянная демонстрация белоснежных зубов начинала потихонечку раздражать. Впрочем, как и щегольская челка черных волос, закрывавшая практически весь лоб, которую он регулярно сдувал с глаз. – Мне надо что-то сказать?
– Конечно надо, – подскочил к нему Зорин. – Например, что такого удивительного стоит сделать, чтобы убийца шести человек не сел в тюрьму, а заделался сотрудником Службы Правопорядка… У нас что? Река Имбушка потекла в другую сторону?
– Да нет, – пожал плечами Сечкин, не переставая улыбаться. – Вроде бы всё по-прежнему. Хотя именно сегодня утром я не проверял, но если вы мне поручите, то я сейчас быстренько метнусь до набережной и лично доложу вам о направлении и скорости течения. Надо?
– Малой, а ты чего постоянно лыбу давишь? – пришёл на помощь коллеге Столетов. – У тебя всё хорошо или ты просто демонстрируешь нам как много во рту зубов лишних?
– Я, конечно, прошу прощения, что не совсем понимаю ваш сленг, – отступил на полшага от наседавших на него капитанов Роман. – Но мне кажется, что наша беседа свернула не в ту сторону. У вас ко мне какие-то личные претензии или так встречают всех новых сотрудников подразделения?
– Претензии, – закивал головой Зорин. – Огромные претензии. Я пришёл на эту работу, чтобы защищать порядок в государстве! Порядок, понимаешь ты это слово? А то, что я наблюдаю сейчас, похоже на огромный сгусток беспредела. И мне непонятно, почему вдруг я должен мириться с таким положением вещей.
– Как тебя взяли в наш отдел? Папочка дал взятку? – поддержал Кирилла Столетов. – Может быть, ты ещё и нам зарплату платить начнёшь? Зачем ты пришёл в систему? Хочешь носить на плечах погоны и беспределить на законных основаниях?
– А о каком беспределе идёт речь? – с видом невинной овечки осведомился Сечкин. – Может быть, я сумею вам как-нибудь помочь?
– Пойди и убейся об стену! – посоветовал ему Зорин. – Я не буду с тобой работать, и уж тем более не планирую быть твоим наставником. Ты зажравшийся мутант, который считает нормальным убить шесть человек, а после этого ходить здесь с гнусной улыбочкой и упиваться могуществом своего папеньки.
– Извините, товарищ капитан, – улыбка с лица Сечкин исчезла, но голос по-прежнему лучился спокойствием и доброжелательностью. – Вы закончили своё эмоциональное выступление?
