- Скоро будем дома! - крикнул мне Шишигин.
Радист принес радиограмму: "Аэродром закрыт, идите на запасный". Я начал настраивать радиополукомпас на приводную радиостанцию запасного аэродрома, но позывные почему-то исчезли. Что делать? Облачность не уменьшалась, земли не было видно, а расчетное время подходило к концу.
По моей просьбе летчики снизились до 300 метров. Под нами расстилалась все та же серая муть.
- Горючего на пять минут, - доложил борттехник.
Лейтенант Шишигин приказал готовиться к вынужденной посадке. Борттехник встал у штурвала стабилизатора, я зарядил ракетницу, ушел в носовую часть штурманской кабины. Но выстрелить не успел - все четыре мотора заглохли. Сразу стало тихо. Только свистел встречный поток воздуха. Командир резко толкнул рули глубины и, сохраняя скорость, повел машину на снижение. По широкому плексигласовому козырьку били капли дождя. Свет белых ракет блекло таял в густом тумане. Но вот внизу смутно замелькали черные верхушки деревьев. Огромные колеса самолета уже цеплялись за них, ветки хлестко стучали по обшивке.
- Спокойно! - предупредил командир членов экипажа. - Садимся на лес.
Борттехник энергичным движением выбрал нужный угол для посадки. Тяжелый бомбардировщик с грохотом опустился на лесную поляну и, подпрыгивая на бугорках, подминая мелкий кустарник, неуклюже покатился по земле.
Все обошлось благополучно благодаря летному мастерству Алексея Николаевича Шишигина и смелости всего экипажа. Но поволноваться пришлось немало. Особенно мне, потому что я чувствовал себя единственным виновником вынужденной посадки.
...Праздничные дни Первомая мы провели на своем аэродроме. Наш самолет подремонтировали, поставили новый мотор. 3 мая экипаж вылетел на аэродром подскока - в освобожденную Россошь. А два дня спустя мы поднялись в воздух для бомбардировки скопления вражеских войск в Днепропетровске.
К цели подошли без затруднений. С высоты 2100 метров хорошо просматривалось русло Днепра, даже видны были оба моста через реку. Цель беспрерывно бомбили наши самолеты. Я тоже сбросил бомбы и, как всегда, стал наблюдать за тем, куда они упадут. В расчетное время увидел в районе цели два взрыва. Приняв их за удары своих бомб, сообщил по радио на командный пункт о том, что боевое задание выполнено.
Вместе с борттехником мы смотрели вниз. Хорошо видели вспышки света фар. Вся дорога была забита транспортом: гитлеровцы отступали на запад. Естественно, настроение у нас было приподнятое, каждый горел нетерпением скорее прогнать немецко-фашистских захватчиков с нашей земли.
На аэродроме подскока в Россоши Шишигин зарулил самолет на окраину стоянки. Недалеко оказалась небольшая речушка, которая впадает в Дон. В предрассветной мгле командир нащупал мягкую травку, сказал:
- Вот здесь, на бережку, стелите газеты, будем завтракать.
Он достал термос, налил нам чаю, и мы приступили к трапезе. Но тут же были ошеломлены "громом среди ясного неба".
- Бомбы не сброшены! - крикнул бортмеханик старшина Коля Попов.
Все бросились к самолету. Под широкими крыльями ТБ-3 висели по две двухсотпятидесятикилограммовые фугаски. У меня подломились ноги, язык онемел. Командир корабля взял меня под руку, привел к "столу" и, вместо того чтобы ругать, спросил:
- Забыл снять предохранитель с бомбосбрасывателя? - И успокоил: - Не переживай, штурман. Самое страшное позади - мы удачно сели с бомбами, не подорвались...
В эту тяжелую для меня минуту я понял, сколько самообладания у моего командира.
Мы вернулись на базовый аэродром. Я ждал наказания, но никто не напоминал мне о моей провинности. Все однополчане знали, что наш замполит майор Петросянц умел терпеливо во всем разобраться, понять душевное состояние подчиненного, к нему можно было смело идти с любой бедой. Пошел и я. Комиссар, внимательно выслушал меня и сказал:
- Знаю, младший лейтенант, историю с бомбами. Понимаю вас. - Он дружелюбно посмотрел на меня и заверил: - Можете летать спокойно, только больше не повторяйте ошибок...
7 мая наш полк вылетел на бомбардировку вражеского аэродрома в Полтаве.
Над линией фронта на высоте 1800 метров затрясло мотор. После попытки борттехника устранить неисправность Алексей Николаевич Шишигин выключил закапризничавший двигатель и объявил:
- Пойдем на цель на трех моторах!
Самолет летел со снижением. Над Полтавой высота была всего лишь 800 метров.
- Нас собьют, товарищ командир, - с тревогой сказал борттехник.
- Не собьют! Штурман, приготовиться к бомбометанию в один заход!
Казалось, весь огонь врага был направлен на наш самолет. Я сбросил серию бомб на цель и тут же просигналил об этом командиру. Он с резким снижением развернул корабль и лег на обратный курс.
Борттехник доложил, что в самолете много пробоин, но моторы работают исправно. Высоты у нас оставалось 300 метров, а до линии фронта было еще не менее десяти минут лета, и каждая из них тянулась бесконечно долго. И только тогда напряженность экипажа сменилась спокойствием, когда наш старенький и израненный ТБ-3 перетянул линию фронта.
На командном пункте, когда Шишигин доложил о выполнении задания, нас подозвал заместитель командира полка по политчасти майор X. С. Петросянц и сказал:
- На трех моторах надо было бомбить не основную тюль, а запасную, она ближе. Не рискуйте без особой надобности, друзья. Нам еще воевать не один день.
4
Обстановка на Курской дуге требовала сосредоточения авиации в непосредственной близости от района боевых действий. В штабе полка заканчивалась подготовка к перелету на новый аэродром.
В один из нелетных дней однополчане сыграли свадьбу - младший лейтенант Михаил Сысуев женился на медицинской сестре Тане Домнышевой. Опережая события, скажу, что это был счастливый брак. Семья Сысуевых жила дружно. У них родились сын и дочь. Теперь они уже взрослые. Младший Сысуев - офицер Советской Армии. Татьяна Васильевна и поныне работает в одной из московских поликлиник. Сам же Михаил Петрович Сысуев в октябре 1964 года трагически погиб вместе с Маршалом Советского Союза С. С. Бирюзовым.
31 мая мы покинули аэродром. Новое место базирования было значительно ближе к фронту. Аэродром располагался в лесу. Под общежитие нам отвели большое деревянное здание - бывшую гостиницу.
- Теперь, - сказал Василий Кошелев, - возвращаться с задания будем раньше. И вылетов больше сделаем.
Алексея Николаевича Шишигина перевели в тыл, в военное училище штурманов, готовить кадры для фронта. Меня назначили в экипаж лейтенанта Волкова Юрия Евгеньевича. Внешностью Волков не слишком приметен: беловолосый, среднего роста, с худым озабоченным лицом. Родился он в Ташкенте, там же окончил десятилетку и три курса текстильного института, без отрыва от производства - аэроклуб, а в марте 1941 года - школу летчиков. На фронте Волков с начала войны. На груди летчика-коммуниста - орден Отечественной войны и знак "Гвардия".
Второй пилот - симпатичный, совсем молоденький украинец Иван Петрович Коломиец. Плотный, коренастый. На его гимнастерке два значка - комсомольский и парашютиста.
Воздушным стрелком-радистом был по-юношески краснощекий сержант Константин Алексеевич Воронов. В 1938 году он окончил тульский аэроклуб и поступил в школу летчиков. Освоил полеты на бомбардировщике СБ. Но в первые дни войны самолетов не хватало. Чтобы не расстаться с авиацией, Константин согласился переучиться на стрелка-радиста. В его распоряжении были радиостанция РСБ-5 и пулемет Березина. Но мечту - управлять самолетом - не оставлял.
Командир эскадрильи майор Кацюржинский запланировал с Вороновым тренировку в качестве второго пилота.
Хвостовым воздушным стрелком назначили члена ВЛКСМ сержанта Николая Александровича Лазарева. В его кабине тоже стоял крупнокалиберный пулемет, который предназначался для защиты самолета от вражеских стервятников с задней сферы, откуда фашистские летчики особенно часто производили атаки.
