— Я почти уверен, что это я не спал.

Он взял поднос со стола в другом конце комнаты, куда только что поставил его, и поднес ко мне. Маленькие складные ножки выпали из дна, показывая мне, что тот поместится у меня на коленях.

— И в этом причина моего столь необходимого сна.

Я пододвинула кровать и натянула простыню повыше.

— Чему я обязана честью, что ты доставляешь мне еду?

Блеск в его взгляде померк, когда он прищурился.

— Кому же еще я позволю войти сюда, когда ты лежишь голая и такая соблазнительная?

Моя улыбка стала ярче, тепло наполнило мои щеки.

— Я рада, что ты так думаешь. Думаю, что я, вероятно, растрепана. — Я подняла руку к волосам. — Я уверена, что мои волосы в беспорядке, и, вероятно, пахну сексом.

Его ноздри раздулись, он подошел ближе.

— Если бы это зависело от меня, ты бы всегда пользовалась этими духами. — Стерлинг поставил поднос мне на колени и поднял крышку. — Ты великолепна, и я не собираюсь тобой делиться.

Пир передо мной включал восхитительный омлет с овощами, пышные тосты на закваске и вазу с фруктами. Около того, что было накрыто крышкой, стоял стакан сока, большая кружка с кофе, маленький кувшинчик сливок и крошечная ваза с одним из фиолетовых цветов, которые я видела у входа в хижину.

— Ты еще и повар?

— Нет. Я могу делать только тосты, приготовление пищи никогда не было моей сильной стороной.

Я откусила кусочек тоста.

— Да, наверное, тебе и не нужно было, раз ты вырос таким.

Его улыбка исчезла.

— Я же сказал — верхушка айсберга. Наличие поваров, горничных и большого дома не гарантирует счастья.

— Стерлинг, прости.

— Большая часть моих кулинарных навыков пришла из армии, и я не буду кормить тебя дерьмом, которое мы ели… никогда.

Когда он расхаживал по комнате, мне казалось, что он дает мне возможность увидеть того человека, которым он был, и все же фрагменты были разрознены, мозаика вместо портрета. Кроме того, казалось, что, несмотря на то что Стерлинг знает обо мне почти все, я узнаю его секреты в свое время.

Нет, я узнаю оба наших секрета в свое время.

Поднеся теплую кружку к губам, я спросила:

— Какие у нас планы?

Он покачал головой.

— Пора возвращаться в Чикаго.

Аппетит исчез, желудок скрутило.

— Я надеялась, что это может подождать до вечера.

Стерлинг исчез в большом шкафу и вернулся оттуда с черным платьем, которое показалось мне знакомым, но я была уверена, что не видела его в шкафу.

— У нас помолвка, — сказал он.

По вешалке это было трудно определить, но материал напомнил мне прототип «Полотна греха», который я надевала во время своей последней поездки в Чикаго.

— Откуда оно взялось и что за помолвка?

— Там, откуда берутся платья, — сказал он уклончиво. — И помолвка считается официальной.

— Неужели я надену платье какой-то другой женщины на официальную помолвку?

— Конечно, нет.

— Мы находимся в небытие. Почему мы не можем добраться до твоего замка до того, как я оденусь?

Его рука прошла сквозь его волосы.

— Ты меня бесишь.

Мои глаза широко распахнулись.

— Я?

— Неужели ты не можешь просто сделать так, как я говорю, без десяти тысяч вопросов?

— Думаю, что ответ очевиден — нет.

Стерлинг сглотнул, его шея напряглась.

— Доставить платье было проще, чем сдавать его в химчистку.

Я хотела напомнить, чья вина в том, что красное платье нуждается в химчистке, но разговор не клеился, и тыкать медведя в бок было не очень хорошей идеей.

— Там есть обувь и драгоценности. Мой дом — наш дом, — поправился он, — Это не замок. Моя мать до сих пор живет там. Когда она закончит с ним, он может сгореть дотла, мне все равно. Мы живем в пентхаусе, пять полных этажей и лучшая охрана в мире.

— Зачем тебе пять этажей?

— Только два — это жилые помещения. Тебе не нужно будет входить на остальные три.

— Мне не нужно будет входить? Или мне не разрешат войти? Это что-то вроде того, чтобы не разговаривать с людьми?

— Просто съешь эту чертову еду и прими душ, — сказал он, шагнув к двери и взявшись за ручку.

— Стерлинг, не уходи.

Я была поймана в ловушку проклятым подносом, когда подняла тот с колен и откинула покрывало, задребезжав столовыми приборами. Прекрасно понимая, что теперь я совершенно без одежды, я решила сосредоточиться на будущем.

— Почему я не могу привыкнуть ко всему до помолвки? Я… — Я не была уверена, кто я такая.

Прежнее выражение вернулось, включая темный взгляд и сжатые челюсти.

— Ты хочешь или не хочешь завтра пойти на работу? Хочешь ли ты продолжить с «Полотном греха»?

Мои кулаки уперлись в бедра. Как только они соединились, я поняла, что была права. Мои бедра были в синяках. Не обращая внимания на боль, я ответила:

— Ты чертовски хорошо знаешь, чего я хочу. Это было частью моих требований.

Отпустив ручку, он повернулся ко мне.

— Мое требование в том, что ты делаешь, как я говорю. Ты никуда не поедешь в Чикаго, никогда, без Патрика или меня, и вообще никуда не поедешь, пока не будет сделано заявление, что ты там и ты моя.

Мой пульс участился.

— Так ты хочешь сказать, что, если я хочу пойти на работу или в гребаную пекарню, мы должны сделать это вечером?

— Я не вижу причин, чтобы ты ходила в булочную. Остальное — да.

Закрыв глаза, я покачала головой.

— Ты сошел с ума.

Я подошла к дивану, на котором лежало черное платье, и подняла его. Черт возьми.

— Ты не купил его в магазине. Они не продаются в магазинах. — Я провела рукой по шелковистой ткани. — Это… — Я снова повернулась к Стерлингу. — Я еще не видела его в натуральную величину. Как, черт возьми, ты его достал?

Он пожал плечами.

— Рид уже изучил вопрос об усилении твоей безопасности.

Я осторожно положила платье обратно на диван, развернулась и потянула к волосам.

— Ого! Я тебя не понимаю.

Он сделал два больших шага, пока не оказался прямо передо мной. Обхватив одной рукой мою талию, он притянул обнаженное тело вплотную к своему частично одетому.

— Понимаешь, Арания. Ты получаешь меня каждый чертов день до конца своей жизни. Привыкай к этому. Я велел принести тебе это платье из «Полотна греха» по двум причинам. Во-первых, чтобы показать тебе, что ваш дизайнерский центр нуждается в лучшей безопасности, и, во-вторых, потому что я знал, что в этом платье ты сразишь наповал всех, кто нас увидит. Каждый гребаный взгляд будет на тебе, и как бы ты ни была не уверенна во всем, что произошло на прошлой неделе, ты уверена, когда дело доходит до «Полотна греха». Я наблюдал за тобой. Я сидел в больших залах и слышал, как ты произносишь речь с большим чувством и верой в свой продукт, чем я слышал от таких людей, как Марк Цукерберг или Билл Гейтс. Ты можешь не знать, кому верить или все свои секреты, но есть одна вещь, в которую ты веришь. «Полотно греха».

Он был на моих презентациях? Когда? Где?

Я не успела спросить, как его глубокий голос продолжил.

— Я хочу, чтобы ты вошла в клуб сегодня вечером, как королева. — Он поднял мой подбородок достаточно высоко, чтобы вытянуть шею и позвоночник. — С высоко поднятой головой, царственно и благородно. — Его губы дрогнули, когда он сделал шаг назад и оглядел мое обнаженное тело. — Я всегда видел тебя такой. Как ты выглядишь сейчас. Ты королева, даже здесь…

Его рука скользнула по моему боку, от груди к бедру, прикосновение было слишком легким, чтобы ласкать, но слишком интимным, чтобы я не отреагировала.

Дрожь покрыла мою кожу мурашками.

— Именно такой все в этой комнате и увидят тебя, — сказал Стерлинг. — И когда увидят, то поймут, что, если они хоть пальцем тронут хоть один драгоценный волосок на твоей голове, я получу огромное удовольствие, наблюдая, как они умрут. Это мое слово. Слово человека — это либо его самый ценный инструмент, либо самое уважаемое оружие. Сегодня это будет оружие, которое я без колебаний использую. — Отпустив мой подбородок, он провел пальцем по моей щеке и покачал головой. — Это не займет много времени. Мое послание каждому мудаку в этой комнате будет коротким. — Его взгляд потемнел. — Это не значит, что оно будет милым. Неважно, оно будет звучать громко и ясно.