— И много у тебя таких было? — Это странно или нет, что Сяо Чжань воспринял его слова так спокойно?

— А что, в моем досье такой информации нет?

— Нет. И это означает только одно: ты лжешь.

Ибо оскалился, с силой прижался спиной к груди Сяо Чжаня, откинул голову на его плечо, чтобы видеть глаза. Поймал взгляд, почти демонстративно облизнулся, сверкнув клыками.

— Если я тебя укушу, ты умрешь?

— Думаешь, будешь первым? — Сяо Чжань усмехнулся, а Ибо вдруг почувствовал себя счастливым и по-настоящему живым. Первый раз за проклятую уйму лет. Равный. Достойный.

— А если я сделаю тебя вампиром?

— Я стану монстром. Или нет, — глаза Сяо Чжаня полыхнули вдруг красным, и Ибо замер. Забыв об опасности, отодвинул от себя руку с мечом и развернулся. Подался вперед, вжался лицом в шею, провел носом по коже там, где ровно билась венка. Такой сладкий запах; горячая кровь. И что-то еще. Такое… опасное. Темное. Неужели?..

Ибо выдохнул и застыл, почувствовав, как что-то острое касается его собственной шеи. И как по телу вдруг проходит дрожь предвкушения, страха и возбуждения.

— Хочешь? — шепнул Сяо Чжань, проведя горячим языком по его коже, оставляя влажный, словно горящий след. Ибо вжался в него, стискивая плечи, сглотнул, почувствовав вдруг себя действительно маленьким. Уязвимым. Вампиренышем.

— Убьешь меня?

— Ты перестанешь бояться солнца. Снова почувствуешь вкус обычной еды. Станешь почти что богом.

Отпущенный меч зазвенел, упав на пол, и Ибо вздрогнул. Вскинул голову и прикусил губу, глядя на Сяо Чжаня. Совсем другого Сяо Чжаня. Уверенная и властная улыбка, сверкающие в полумраке комнаты острые даже на вид клыки, чуть прижимающие яркие губы, хмельной и жаркий взгляд… Поймав его, Ибо медленно наклонил голову, прикрывая глаза, давая разрешение.

— Да. На все.

Боль пронзила каждую клетку. Острая, сладкая — она разошлась по телу, задела каждый нерв, привела за собой удовольствие такое яркое и сильное, что Ибо в голос застонал. Накрыл ладонью затылок Сяо Чжаня, вцепился в волосы. Запрокинул голову еще сильнее, почти повиснув в обнимающих его руках Сяо Чжаня и устремляя стремительно пустеющий взгляд в никуда. Он чувствовал клыки Сяо Чжаня в себе, разливающийся под кожей жидкий огонь. Почти нестерпимо. Почти невыносимо.

— Еще… — Ибо содрогнулся, словно в оргазме, скривил рот, а когда показалось, что сердце все-таки остановилось, с рыком впился клыками в шею Сяо Чжаня. Горячая кровь наполнила рот, обожгла гортань, и Ибо застонал, вместе с ней принимая Сяо Чжаня: его мысли, эмоции, чувства, всю его сущность. Заползал под кожу, впускал его в себя, позволяя срастить их воедино, в одну душу и сердце.

— Сяо Чжань, Чжань-гэ… — Ибо почти захныкал, отпуская, когда всего этого вдруг стало слишком много. Почувствовав, как отпускают его самого, как касаются его перепачканных губ горящие губы Сяо Чжаня, и…

…проснулся.

Окинул безумным взглядом комнату и обмяк, почувствовав под своей щекой живое тепло, а на затылке тяжелую теплую руку. На экране работающего телевизора шли титры закончившегося фильма, над ухом сонно и сладко сопели, и Ибо не удержался. Потерся щекой о мерно вздымающуюся грудь, поцеловал тонкую кожу.

— Ибо? — сонно вздохнул потревоженный Сяо Чжань, и Ибо поднял голову. Поймал затуманенный взгляд и улыбнулся.

— Все хорошо, спи.

Сяо Чжань ответил слабой улыбкой и снова провалился в сон, а Ибо нащупал пульт и выключил телевизор. Киношных вампиров на сегодня хватит.

========== Экстра 4 ==========

Комментарий к Экстра 4

Вам может показаться, что вы не туда попали)) Это временно.

В конце будет казаться (скорее всего), что я таки свихнулась. Даже отрицать не буду. Но уж очень хотелось

Спор был дурацкий. Самая идиотская идея, что приходила Ибо в голову. И пусть неделю назад он думал с точностью до наоборот, сейчас он был готов подписаться под каждым иероглифом в утверждении, что он, Ван Ибо, идиот. Потому как нужно было засунуть свою не к месту проснувшуюся строптивость в одно место и признать, что Сяо Чжань — отличный метаморф. Лучший на самом деле. Тогда, может, не стоял бы сейчас рядом с короткой колонной с подносом с напитками, опрокидывая в себя уже третий бокал и не сводя взгляда с… скользящей по залу для приемов женщины.

Одетая в элегантное свободное платье, высокая, стройная — она мило улыбалась или в смущении опускала ресницы, выслушивая очередной комплимент. Перед ней восхищенно замирали, смотрели вслед, женщины ревниво косились. Она не сверкала дорогими украшениями, но ее улыбка ослепляла. И Ван Ибо хотел ее. Как и большая половина присутствующих на приеме мужчин и, наверное, парочка дам. От возбуждения лопались брюки, стоило только представить себе стройное бедро в ажурном чулке. От одной мысли обо всем остальном мир перед глазами багровел.

Но она на него не смотрела. Даже проходя мимо. Даже случайно. Словно и не было Ибо на этом свете.

Когда терпение закончилось, он даже не понял. Только вдруг осознал себя пробивающимся сквозь толпу с судорожно зажатым бокалом в руке. Он искренне надеялся, что не напоминает спятившего носорога, но мысль остановиться даже не возникла. Только когда плечи и открытая шея вдруг оказались слишком близко, резко замер. Женщина развернулась, и вино оказалось на ее платье.

— Ох, простите! — Ван Ибо был хорошим актером. Особенно, когда ему самому это было нужно. — Я такой неловкий. Эти пятна нужно замыть, иначе останутся следы. Я провожу вас.

Оглушив словами, не дав и шанса на возражение, он поставил уже пустой бокал на поднос мгновенно появившегося рядом официанта и, аккуратно взяв женщину за локоть, повлек ее за собой.

Он знал, что она не будет кричать или отбиваться. Но того, что получит весьма болезненный тычок под ребро, не ожидал. Охнул, но ее руки так и не отпустил. И прошел мимо дверей в туалет. Туда, где в темноте давно подступившей ночи был скрыт небольшой балкон. Крошечный, каменный, служивший скорее элементом декора, но на котором вполне можно было уместиться двоим. Ибо захлопнул за ними дверь за секунду до того, как в другом конце коридора появился кто-то из обслуги с подносом.

— Что… — У нее был севший голос, с легкой хрипотцой. Нежный, полный возмущения и чего-то еще.

— Замолчи, — Ибо был не в состоянии разговаривать. Сердце, сознание, душа и тело требовали другого. Вжать ее собой в каменную шершавую стену, запустить руку в волосы и, принудив чуть опустить голову, накрыть ее губы своими, размазывая помаду, на его счастье, абсолютно безвкусную.

— Ненавижу, — он выжег бы это на ней, в ней, но мог только горячо, заполошно шептать в ее приоткрытый рот. Обнимать, ласкать, собирать в складку ее тонкое платье, торопясь коснуться тела, обнаженной кожи. Он даже не заметил, как с губ перешел на скулы, щеки, плечи. Как из нее ушло напряжение, и она с тихим стоном откинула голову, давая доступ к шее. Это было так непристойно и откровенно. Так жарко, что Ибо с жадностью принялся покрывать следами губ нежное местечко.

Еще вчера он не позволил бы себе такого, но сегодня было все по-другому. Ее запах сводил его с ума, то, как она прижималась к нему, держась за плечи… Все это словно дало ему разрешение. Сразу на все. И выпуклость женской груди он накрыл ладонями, не сомневаясь. Упругая, нежная — она виднелась сквозь кружевное белье и так и манила попробовать на вкус. И Ибо не стал бороться с этим зовом.

Женщина выгнулась, когда он выпустил грудь на свободу, почти случайно коснувшись торчащего соска. Запрокинула голову, устремляя взгляд куда-то ввысь, и накрыла рот ладонью, гася громкий стон. С размазанной по лицу помадой, возбужденная, откровенная в своем удовольствии — она была так красива, что у Ибо на миг потемнело перед глазами. Он хотел оказаться внутри нее, почувствовать ее жар.

… Она стонала едва слышно, когда он занимался ее грудью, приминал, целовал, покусывал ее соски, но застыла, стоило только ему опуститься перед ней на колени и поднять подол платья. Ажурные чулки, мягко стягивающие бедро, полоска кружевного белья, темнеющего на фоне белой кожи. Ибо вскинул на нее глаза, поймал бешеный и страстный, такой знакомый взгляд и, проведя кончиками пальцев по краю чулка, закинул ее ногу на свое плечо, открывая ее для себя. Погладил полоску ткани белья, вырвав задушенный вздох, и улыбнулся. Шелк был влажным.