«Взгляните на птиц небесных… Посмотрите на полевые лилии…»

Мф. 6:26—30

Спросите себя: боитесь ли вы кары божией? Немногие – из богобоязненных – ответят: да… Он милостив и милосерден, но и мстителен, и гневен, Он – наш отец, призывающий нас к порядку, и он тот, кто ниспослал нам правила, по которым жить. Неизбежный приход смерти заставляет людей принять религиозные догмы в надежде на то, что за пределами нашего мира находится другой, куда более человечный. Вера вовсе не исключает рационального поведения в быту и рационального же восприятия мира. И некоторые верят в бога – на всякий случай: а вдруг?.. Старый трюк дьявола, которым он пользуется, состоит в том, чтобы убедить вас, что будущего, другого чудесного мира не существует… Только ад – на Земле и в подлунном мире. Другого не дано. И потому живи настоящим, хватай все, что плохо лежит, насыщайся до отупения, кто богат – тот и прав. 85 процентов мирового богатства сосредоточено в руках одного процента населения. Что это значит? – думайте сами. Но придет время – и этот один процент поднимут на вилы, случись революция. Вам не будут задавать вопросов, – просто за вами придут. Вы можете, конечно, летать эконом-классом, ездить на стареньком «форде-фокусе», даже жертвовать бедным толику от своих золотовалютных запасов и банковских авуаров, но это вас не спасет. Поверьте. Платить по счетам придется. К власти рвутся новые, молодые хищники. Старым придется отойти в сторонку – или их раздавят как клопов. Будущее не сулит ничего хорошего, поверьте. Кто-то сказал: война – это большой рэкет, большая прибыль, ради которой можно пойти на что угодно, да хоть на ядерный апокалипсис, если знаешь, куда и когда спрятаться. Законопослушные граждане с интересом наблюдают, как их налоги правительства тратят на покупку все более современных орудий смерти, спускают народное достояние в унитаз. Войны разгораются, полыхают то тут, то там. Богачи жируют, их лимузины становятся все длиннее. Народ не глуп, он отдает себе отчет в том, что это никогда не изменится, и исправно голосует за партию власти, партию войны. Всем на все наплевать. В мире царит управляемый хаос, который дает «элите» уникальную возможность разделять и властвовать. Власть искушает, власть провоцирует, власть развращает… Кто-то всегда принимает решения за вас… Миллионы людей втянуты в братоубийственные войны, развязанные правителями. Ради чего? Куска территории, главенства религиозного мировоззрения да просто потому, что тот или иной правитель – идиот… Есть единицы, что заваривают кашу – и остальные семь миллардов тех, кто ее расхлебывает.

«Небесной ваты караван

Над головой,

Гонимый ветром.

Где пристань обретет?»

Глава 6

«Куратором» был старший оперуполномоченный в районном отделе, с которым Алекса свела судьба после того, как он демобилизовался из армии, отслужив инженер-лейтенантом два года в местах, весьма удаленных от людских глаз. Вернувшись домой, он был обязан как всякий военнообязанный встать на учет в военкомате по месту жительства. Военком, строгий служака-полковник, пригласил к себе в кабинет, что было необычно. Офицеров обычно регистрировал майор, начальник отделения для «запасников». Нормальная бюрократическая процедура принятия и снятия с учета. Раз-два – свободен.

В кабинете райвоенкома находился незнакомый молодой человек лет, на первый взгляд, тридцати. Высокий. Темный костюм, темный галстук, приятное, располагающее к себе лицо.

– Александр Павлович, – отрекомендовался тот, подавая руку.

– Алехандро…

– Будем знакомы. Я – из Управления Комитета государственной безопасности. Нет-нет, с вами все в порядке. Мы знаем, где вы служили и как себя проявили, в нашем распоряжении ваша характеристика от командования полка.

– И все же я не очень понимаю, Александр Павлович…

– Это дело поправимое. Давайте встретимся в удобное для вас время где-нибудь на недельке, вот вам телефон, позвоните.

– И где же?

– У нас, разумеется, никто не помешает разговору. Знаете, где мы находимся?

– Откуда же… нет.

– Это неподалеку…

Александр Павлович назвал адрес.

– А, знаю… найду.

Разговор подошел к концу.

– Спасибо, Иван Максимович, за содействие. Вы уж не обессудьте, что воспользовался вашим кабинетом.

– Ну что вы, Александр Павлович, что за вопрос, одно дело делаем…

Алекс распрощался и вышел. Оперуполномоченный задержался у военкома, наверное, были еще какие-то вопросы, не для посторонних ушей.

Серьезный разговор состоялся через два дня. В просторном помещении райотдела, на самой верхотуре дома, – возможно, раньше там был чердак, – куда не заглядывали любопытствующие посторонние, не было ни души. Конец рабочего дня. На вахте оставался только дежурный офицер.

– Садитесь, Алехандро, – после крепкого рукопожатия предложил хозяин кабинета. – Расскажите немного о себе…

Алекс не был удивлен или озадачен. Служба в армии была связана с допуском к секретам государственной важности, к секретности было не привыкать, за секретность доплачивали к денежному довольствию офицера. Да и ранее, по окончании института перед распределением он получил первый допуск и не придавал этому большого значения. Для него это было в порядке вещей. Отец-фронтовик демобилизовался в звании полковника после сорока лет службы. «Военная косточка» играла и в нем. После школы хотел поступить в Военно-медицинскую Академию, но не прошел по зрению. Предложили идти в Военно-транспортную, там конкурс небольшой, уж наверняка бы… Но душа как-то не лежала. Отец тогда советал подать документы в ВУЗ, готовивший кадры для оборонки.

– И как вам эта идея – прийти к нам, побеседовать?

– Наверное, начитался всякого… – пошутил Алекс. – Романтика позвала. Литература. Раньше думай о родине, а потом о себе.

– И кто же вам нравится? – чекист уточнил вопрос. – Кто из писателей?

– Маяковский, Фейхтвангер, Драйзер… Пушкин, конечно, со школы, Лермонтов. Вообще, трудно так вот перечислить. Я читать люблю. Исторические романы особенно.

– Странное соседство… Маяковский и Драйзер, а?

– Ничуть. Маяковский – горлан революции, талантливый, оригинальный, а Драйзер классик жанра, виртуоз детализации, мелочей, которые и составляют правду жизни.

– А музыку какую предпочитаете?

– Классическую по большей части. Знаете, когда отец служил еще, мы жили далековато от центра, в провинциальной глуши, можно сказать, за Байкалом. Привык слушать радио на ДВ, длинных волнах, передачи из Москвы – другие не доходили. Опера, оперетта… Утесов… Дунаевский… Смирнов-Сокольский… «Вот идет пароход». Сейчас выглядит забавно, но тогда…

– Вы помните свою историю поступления в институт?

– Странный вопрос, извините, конечно, помню.

– Последний экзамен, по математике?

– Да… Одна задачка оказалась каверзной. Вроде и было решение, но никакой уверенности, что оно правильное.

– Да. И тем не менее ваш экзаменатор поставил вам «четверку», что и позволило оказаться в числе принятых, так?

– Ну, я еще немного удивился и обрадовался, само собой, когда на доске объявлений по итогам приемных экзаменов увидел свою фамилию.

– Это был наш человек. Он приметил в вас кое-что, решил, что надо дать возможность пойти в рост вашим способностям.

– Выходит, вы за мной наблюдали все это время?

– Мы никого не торопим, не принуждаем. Человек должен «созреть», принять ответственное решение самостоятельно. Мы лишь этому способствуем, исходя из интересов Управления и, естественно, государства.

Они перешли в соседнюю комнату. Александр Павлович, не переставая расспрашивать гостя, вставлял в шредер предназначенные для утилизации служебные документы, собирал и бросал уже измельченные узкие бумажные змейки-полоски в печку-буржуйку.

– И какое впечатление осталось у вас от службы?

– Знаете, хотелось остаться… серьезно. Но… семья… Пришлось вернуться в родной город. За тещей надо было кому-то присматривать, она больна. В общем, пришлось отказаться. И потом, если честно, огорчил отказ на мой рапорт.