Он мне рассказал потом. Плыву, говорит, и чем ближе, тем больше сомневаюсь, что это мяч. Но плыву, блин, словно тянет что-то. Подплыл. Вытягиваю руку, прикасаюсь, и теперь уже отчетливо понимаю, что мяч этот – все, что угодно, но только не мяч. Тем не менее, все равно пытаюсь ухватить, раскрячиваю пальцы, снова пытаюсь, а он (в голове все еще «мяч») под тяжестью руки уходит под воду; одергиваю руку, и тут он выныривает. Дальше, продолжал он, все как в тумане… Это была человеческая голова. Поверь, кричал он мне, это была человеческая голова!!! Лицо! На меня смотрело лицо! Мое лицо! Наше лицо! Точнее, голова с нашим, черт побери, лицом!! Оно вынырнуло на поверхность и, казалось, что-то поддерживает ее снизу, потому что я успел все хорошо разглядеть. – Глаза были открыты, и внимательно смотрели на меня, – сообщил он. – А мертвые губы были растянуты в какое-то мерзкое подобие улыбки!
Это то, что он запомнил! То, что он видел! То, что с его слов было в воде в нашем, так его раз так, месте!!! Он закричал! Это уже помню и я. И вряд ли когда-нибудь забуду, этот крик. Меня передернуло от ужаса, которым был наполнен этот крик, от его мощи, от его, не знаю, как выразиться, тембра что ли. Ничего подобного я никогда не слышал, тем более от собственного брата. Меня словно парализовало. Я вскочил и на прямых ногах так стоять и остался, словно борзая в своей охотничьей стойке. Казалось, ни согнуться, ни сделать шаг я просто не в состоянии. Я мог лишь дышать, хотя и это давалось с трудом – какими-то минимальными и очень тяжелыми вздохами, кислорода от которых, хватало лишь на поддержание жизни, но никак не на активную жизнедеятельность. Я видел, как брат крича отталкивает свою находку (тогда я конечно не знал еще ни что это, ни как выглядело – вообще ничего – лишь только то, что происходит что-то страшное и совершенно необъяснимое), и в этот момент я испугался, что он тут же уйдет под воду, и я его уже никогда не увижу. И я бросился вперед. Не знаю за кого я больше испугался – за него или за себя, что останусь без него, или это было что-то автоматическое, неподвластное разуму, и лишь по воле тела или чего там еще, но я бежал вперед и через мгновенье уже хлестал по воде руками и ногами, не обращая внимания ни на что, с одной единственной мыслью – делать это как можно быстрее, чтобы как можно быстрее передвигаться. Через несколько мгновений я уже был рядом, но брат, увидев меня, как мне показалось, испугался еще больше, повторно вскрикнув, он бросился куда-то в сторону (о том, на что или на кого похожа была его находка я узнал лишь спустя около получаса или час – время тоже перестало тогда для меня существовать), но я схватил его и потащил за собой, и на этот раз он, хвала небесам, повиновался. Мы поплыли к берегу. Я постоянно искал ногами дно, так как было очень тяжело плыть с помощью лишь одной руки, второй я продолжал сжимать плечо брата, хотя допускаю, что этим я только мешал и ему, и себе, но об этом я совершенно не думал. Только дно, только берег. Но оно, дно, все не появлялось. Я опустил голову в воду, и махал рукой и ногами изо всех сил, уже даже не глядя на берег, так как был уверен, что так уж точно получится быстрее. И когда уже совсем выбился из сил, а пузыри воздуха, вылетающих из моих легких, перестали скользить по щекам, я… я почувствовал, как кто-то подхватывает меня и тянет вверх из этого холодного ада. «Фу… Спасены», – подумал я. Сознание, конечно же, я не терял, но чувство полной потери сил и ориентации в пространстве явно присутствовали. Потому что я даже не посмотрел в сторону моего, точнее, нашего спасителя. Чувствовал, что меня кто-то тащит и усаживает на берег, но кто именно – меня в тот момент не интересовало. Помогли, спасли и ладно. А вот брат… Я словно вновь вынырнул из-под толщи воды… Брат! Я вздрогнул и крутанул головой по сторонам. Мгновенье спустя увидел его стоящего на карачках в метре от меня – я откинулся на спину и закрыл глаза. Все нормально. Пять секунд и я в норме! Может быть шесть. Шесть. Наше число. Дайте шесть секунд, сволочи! Да уж, братишка… Пошел ты знаешь куда со своим мячом!?
Ну как, не слишком ли я разошелся? Это дневник или мемуары? А ладно, мне все равно. Пишется, и пишу. Мне интересно. А больше, собственно говоря, это никого и не должно волновать. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь прочитает все это. Да и вообще. Все мое. Пишу для себя. Допишу – сожгу (здесь я очень сильно улыбаюсь, потому что вряд ли это сделаю, так как все, что я когда-нибудь сделал – я ценю, сам лично, мне все равно оценит ли это кто-нибудь другой, хотя конечно было бы классно).
Итак, продолжаю. Когда я более-менее пришел в себя – отдышался, отплевался, отбоялся. Последнее, думаю, самое главное, потому что для меня – насколько я могу судить из личного опыта, небольшого конечно, но все же – избежать беды, катастрофы, болезни и прочего совершенно отрицательного дерьма – это быть может даже страшнее, чем заполучить это все. Я объясню. Когда что-то получаешь, к примеру: шел, сверху упал кирпич, ты очнулся в больнице башка болит, весь перевязанный, что-то помнишь, что-то нет, слава Богу живой и тому подобное – это уже случившийся факт (конечно же я не беру варианты, когда ты не проснулся вовсе, но здесь и трудно это учитывать, так как в этом случае рассуждать бессмысленно, ну или еще один вариант – самый страшный – это ты очнулся, да, но где-то глубоко внутри себя, потому что тот самый кирпич, упав на тебя, причинил совсем уж серьезные травмы твоему головному мозгу, вызвав тем самым необратимые последствия в его деятельности и теперь все твое Я потерялось где-то в его глубинах, занимая как житель коммуналки всего лишь маленькую комнатку от, в общем-то, огромной квартиры. И теперь это навсегда. Ты заперт. В эдакой ментальной тюрьме. Свой собственный Алькатрас. Только твои мысли, причем неизвестно насколько и их качество нарушено вследствие травмы, и больше ничего. Только дух, только душа, только то, что первично. То, что обещает Рай. Тело погибло, душа осталась. Есть повод для радости? Ха, сомнительный. Когда ты даже не знаешь, кто и в какой момент, вытирает тебе задницу, а главное, вытирает ли вообще. Что это? Еще жизнь? Или уже что-то другое? Как разобраться? Как понять хоть что-то? Ты один! Совершенно. В густой непроглядной тьме, где больше нет месту ни чувствам, ни боли, ни чему бы то еще ни было – только тьма и твои оставшиеся искореженные (если сейчас еще нет, то безусловно будут) мысли, пожираемые страхом, который теперь совершенно точно полностью в своей стихии, полностью доминирует над тобой, могущественен и беспощаден. Надолго тебя хватит? Не уверен. И убеждаться как-то не хочется. Совсем. Потому что это полный пиздец. По-другому и не скажешь. Невозможно сказать. Невозможно представить. Ужас. К черту! Опять я увлекаюсь. Это точно не дневник и уже даже не мемуары. Роман! Ну да ладно, льется и ладно. Ой, только не о воде! Договорились? Давай с новой строки.
И вот, отдышавшись, я посмотрел в сторону, где последний раз видел брата. Того уже окружило несколько человек и что-то на перебой расспрашивали, а тот, как-то вяло жестикулируя, отвечал. По его лицу я видел, что ему сейчас эти вопросы на фиг не сдались, но ничего поделать с этим он не мог. Я подошел к нему. Он был очень напуган и дрожал, как побитая собака. Я спросил: «Ты как, живой?». В ответ получил такую же ерунду, что содержал и вопрос: «Нормально». Мне не хватило, я продолжил: «Что случилось-то? Ты меня напугал, как не знаю кто!». «Я не знаю», -сказал он. «Там чья-то голова. Там…». Он отвернулся от воды и дрожь, захлестнувшая его тело, как мне показалось, лишь усилилась. Я переварил услышанное насколько мог и насколько мог поверил, сел с ним рядом и обнял. Он продолжал смотреть в другую сторону. Люди все прибывали, я слышал, что кто-то сказал, что уже вызвали милицию. «Ты им сказал что-ли?», – спросил я. Брат кивнул. «Страшно?» – не унимался я. Его подбородок вновь нырнул к груди. «Я бы тоже испугался», – сказал я. И это было правдой. Голова… Бррр…. Как это возможно? Разве голова может плавать? Сама? Надо же было… Да еще в наш день рождения!