– Ляксей Петрович, вашбродь, скоро уж поди к обеду дробь отобьют. У меня вон в утробе урчит. Брюхо, оно словно господские часы, своё время хорошо знает, – встретил у калитки дома командира Карпыч. – Что-то вы долго нонче в энтих штабах задержались, ничего там по нашу душу пока нет? – и пожилой егерь пытливо посмотрел на Егорова.
– Да нет, Иван Карпыч, пока всё спокойно. Главный квартирмейстер армии похвалил нас, говорит, что отменно егеря особой команды на этом выходе сработали. В приказ по армии нас включил и в реляции в военную коллегию тоже прописал. По трофеям Генрих Фридрихович моё прошение продвинул. Всё холодное оружие, пистоли, те несколько кавалерийских карабинов, что нам у хутора приглянулись, оставляют за нами, а самое главное это вот, штуцер Светильникова вернули, – и Лёшка кивнул на своё плечо, где висела на ремне короткая винтовка. – Так что завтра поутру возьмёте с Гусевым подводу и заедете в главное интендантство. Там у Якова Семёновича всё наше и заберёте, он ещё ящик гренад вам с собой отдаст, селитряного шнура и пороха с ними в довесок, ну, может, и ещё на чего-нибудь сподобится. Серёжка наш вроде как нашёл к нему подход. Этот секунд-майор хорошее красное вино любит, да закусочку под него, – и подпоручик лукаво улыбнулся.
Где то в отдалении протрубил горн, и до егерей донеслась барабанная дробь. Через короткое время сигнал от главного штаба армии подхватили барабанщики пехотных и кавалерийских полков, батарей, рот и команд.
– Ну вот и время обеда подоспело, – вздохнул унтер. – Так я скажу Гусеву, чтобы он «сбор к столу» пробил?
– Да, Карпыч, давайте, – кивнул Алексей. – Я сейчас к себе на минуту зайду, а потом уже и к вам в дом на кашу подойду, начинайте пока без меня трапезу.
Четвёртая артель команды харчевалась в большом доме зажиточного суконщика Ионы. У того была небольшая мануфактура ближе к рынку и ещё пара торговых лавок. За солдатский постой русское командование платило исправно, и он с удовольствием предоставил под него пару комнат в своём доме с отдельным входом и с небольшой, но жаркой печкой внутри.
За струганым, грубо сколоченным столом уже сидели дядьки унтера Карпыч с Макарычем и Федька Цыган. Остальные егеря расположились, где кому было удобно, на скамьях, сундуках и настилах, служащих им в качестве кроватей.
– Ну сказал же, чтобы без меня еду начинали, – буркнул Лёшка, подходя к своему месту во главе стола.
При появлении командира вся артель, кроме раненого Василия, встала в ожидании молитвы. На Руси, В России-матушке издревле без молитвы к трапезе не приступали! Недаром была распространена пословица: «С молитвой и еда слаще!»
– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго, – молились истово служивые.
– Кушайте, братцы! – Задвигались лавки и стулья, солдаты рассаживались по своим местам. Дежурный кашевар Никита снял с печи большой артельный котёл и выставил его на стол. Сюда же поставил и чугунную сковороду с крышкой, от которой шёл ароматный мясной дух.
– Хорошо живем, однако! – усмехнулся Лёшка. – Откуда же такие щедроты сегодня?
– Да на один карабин затрофееный Ёлкин у своего человека, что в интендантах служит, мясца с фунтов пятнадцать выменял. Хорошее мясцо-то, вашбродь, говяжья мякоть свеженькая, да и мослов-то в ём совсем нет, – пряча в смущении глаза, протянул Карпыч.
– Хм, – хмыкнул Лёшка. – Ну-ну. То-та я гляжу, что господину Филлипову уж больно мало карабинов после боя на хуторе свезли. Думал, можа, плуты ахтырцы их себе припрятали.
– Да не-ет, вашбродь, – подключился к беседе Цыган. – У них ведь, чай, и свой трофей тоже есть, после боя в лесу, это там, где они сипахов от нас переняли. Как на Смоленщине говорят – на чужой-то каравай свой роток не разевай!
Егоров нахмурился, налицо было нарушение служебной дисциплины. Команда припрятала часть добытых трофеев и не сдала их, как положено, в главное интендантство. Но добыты они были в честном бою, как в старину говорили, что с бою взято, то и твоё свято? Сейчас это уже, конечно, не работало, всё должно быть взято под учёт, пронумеровано и заглощено бездонной казной. А то, что эта казна не сполна обеспечивала своих защитников – ну-у, значит, такая планида у служивых на самом низу этой длинной казённой лестницы.
Все егеря примолкли и в напряжении замерли, ожидая, чем же закончится эта весьма «скользкая» тема.
– Мало что-то за карабин-то, а, Карпыч, тебе самому это не кажется? Всего-то пятнадцать фунтов мяса за французский, ведь даже не турецкий, образец карабина. Я ещё понимаю пуд, – проворчал Егоров и зачерпнул первую ложку наваристой каши из своей миски.
Все в доме выдохнули, зашевелились и заулыбались.
– Так вообще-то на пуд-то мы и сговорились, Ляксей Петрович, – протянул в смущении Карпыч. – Но у Потапкиного человечка можности просто таковой сейчас нет, дабы его весь нам сразу отдать. Человек-то он разумный шибко. Да вы его зна-аете, это он нам на первый давний плов опосля Кагула жир от курдючной овцы, хлеб да овощи давал. Осторожность он блюдёт и службу свою хорошо знает. Оттого-то и в чинах вырос и сейчас вот мясным складом заведует.
– Да вы не волнуйтесь, вашбродь, мы ведь аккуратно, уж не подведём вас, – поддержал своего друга Макарыч.
– Ладно, только не зарывайтесь, братцы, и этому вон воли не давайте, – Лешка, нахмурившись для порядка, кивнул на Федьку. – Сами с Карпычем за всем лично приглядывайте!
– Да не-е, ну что вы, вашбродь, мы Цыгана на пушечный выстрел к трофеям и к интендантам теперяча не подпустим, – заверил подпоручика пожилой егерь. – Да он опосля своего последнего конфуза у нас совсем уже смирный стал. Никуда ведь более не лезет, вашбродь.
– Ешьте давайте, защитнички, а не то у вас каша остынет, – усмехнулся Егоров и поглядел на Федьку. Тот в это время чинно и смиренно вкушал свою пищу, всем своим видом показывая, как же далеко заблуждается их благородие, подозревая его в чём-то нехорошем.
Цыган всё же не выдержал и скосил своё тёмное око на подпоручика. На него смотрели всё понимающие и такие ироничные глаза командира. Федька поперхнулся и закашлялся. Со всех сторон нёсся смех егерей, наблюдавших за этой немой сценкой. Смуглое лицо Лужина ещё сильнее потемнело, и он умоляюще поглядел на Алексея.
– Ладно, ладно, хватит заливаться, человеку вон спокойно поесть не даёте, – и, привстав со стула, Егоров постукал Цыгана по спине. – Кушай, Федя, кушай, не отвлекайся ты на них. Такой смирный, тихий солдат, и мухи ведь не обидит, и чего это они только над тобою смеются? – В ответ ему разнёсся ещё больший раскатистый хохот.
– Приказом по главному квартирмейстерству армии, переводом в отдельную команду егерей сим днём зачисляются из Архангелогородского пехотного полка Савва Ильин, из Ингермаландского пехотного Зосима Галкин. Новые солдаты входят в десятки капралов Милорадовича и Андреянова, вместо погибших смертию храбрых на поле брани Анкудина Писклова и Ивана Брызгина, нашего Вани Кнопки.
– Помянем братьев-егерей, ребята. Картузы долой! Смирно!
Три с половиной десятка солдат разом сняли свои головные уборы, зажав их в левой руке, согнутой в локте. Правая в это время держала ружья в положении «на ремень». Строй замер под ритм барабанной дроби.
– Вольно! Встаньте в строй, егеря особой команды! – И двое новеньких заняли свои места в шеренгах.
Егоров прошёлся вдоль первой линии, которую занимал десяток Милорадовича. Все егеря были одеты единообразно, в серых шинелях, подпоясанных ремнями с нацепленными на них пистолетными кобурами, саблями или тесаками, ножами, кортиками-штыками и поясным подсумком под 40 патронов. На правом боку виднелась большая патронная сумка на перевязи, удерживаемая на левом плече жёлтым витым погоном. На левом боку дополнительный подсумок под две гренады. Штаны прямого покроя, заправленные в укороченные кожаные сапожки. На голове чёрно-зелёные картузы в зимней опушке. У всех, кроме двух новеньких, с левого бока головного убора свисали волчьи хвосты, знак принадлежности к особой команде «волкодавов». За плечами основное оружие – укороченная егерская фузея или нарезной штуцер. В этой шеренге Живана было аж целых четыре винтовки. Плюс пятую огромную винтовальную «дуру» вместе со своей фузеей держит здоровяк Ваня Кудряш. Ему можно ещё пару таких вот повесить, бывший кузнец попрёт и их, и глазом даже не моргнёт – силён, однако, солдат!
