Владимир Азаров
На смерть Ивана Ильича
«Вдруг какая-то сила толкнула его в грудь, в бок, ещё сильнее сдавило ему дыхание, он провалился в дыру, и там, в конце дыры, засветилось что-то…»
Л.Н. Толстой
«Смерть Ивана Ильича»
Московский архитектор Владимир Азаров, переехав в Канаду, стал плодотворным канадским автором, написав и издав более десяти книг на английском языке. Одна из них «Три Книги» (“Three Books”, канадское издательство Exile Editions, 2019). Это три произведения, одно из которых – первая проза Азарова, посвященная его профессии архитектора – светлая память об оставленных в России построенных им зданиях. Близость к российской земле автор решил заострить ореолом российской литературной классики. Новая книга – это ремейк повести Л.Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича»: персонажи Азарова названы толстовскими именами, но они архитекторы в советские семидесятые – после «хрущёвской оттепели».
Барри Каллаган
Издатель книги «На смерть Ивана Ильича» на английском языке (“On The Death Ivan Ilyich”. Exile Editions. 2019. Canada. Toronto)
Vladimir Azarov
ON THE DEATH OF IVAN ILIYICH
Рисунок на обложке: Michael Callaghan
Cataloguing in:
The Russian State Library in Moscow
The National Library of Russia in Saint Petersburg
© Владимир Азаров, 2020 © Barry Callaghan, 2020 © «ПРОБЕЛ-2000», 2021
От автора
Почему я, автор, Владимир Павлович, обратился к русскому гению Толстому? Почему выбрал его повесть, чтобы сказать то, что задумал? Почему? Может быть, моё отношение к человеческим трудностям, проблемам, препятствиям, задачам и прочему такое же, как в его шедевре? Я даже отважился использовать толстовский заголовок повести, и пошёл дальше – имена те же, толстовские в этой повести. Но то, что вы будете читать, это обо мне, это внутри меня. Толстой? Я просто повторил толстовские имена, но его действующие лица стали московскими архитекторами советских семидесятых. Я архитектор и моя повесть почти о моей профессии.
Зачем Толстой, как объяснить? Может быть, этим привлечь читателя как забавностью и несуразностью моего манёвра? А также пусть читатель думает: «ЗАЧЕМ?» У него в библиотеке появляется документ об архитекторах и их труде сложного переломного времени после хрущёвской «оттепели». И моё слово – это рассказ об архитекторах того времени, творческих, позитивно заряженных на созидание… Но жизнь непредсказуема… Служебный конфликт, какой-то раздор, затрагиваются профессиональные амбиции… И в индивидууме неожиданно может проснуться – даже просто как психологическая защита – вероломная макиавеллевская идея… Результат удивления:
«Так это странно! Ну и ну! Почти коварство, почти злодейство…»
И возникшая несовместимость двух характеров растёт… Читатель, вспомнив свою собственную коллизию, может, спросит себя, хочет ли он, чтобы его личный недруг, неожиданно возникший, а это как раз – Иван Ильич – перестал мешать ему, освободил его полёт, исчез с лица земли… Толстой помог купить книгу! Мне не надо краснеть за мой наивный манёвр.
Моё повествование, как я уже сказал, почти обо мне. Моя специальность приобретена в Московском Архитектурном институте. В моей повести главный герой отбрасывает в сторону рейсшину, заменив её слабо освоенной клавиатурой пишущей машинки… Архитектор становится писателем… Увы, это я… Но гораздо позже, в компьютерное время…
И повесть Толстого в какой-то степени о нём самом. Он близок по возрасту к своему персонажу во время работы над повестью. Но он крепок, дьявольски работоспособен. И его здоровье наездника не помешало ему гениально вылепить обречённость умирающего Ивана Ильича. Небезызвестный факт, что Толстой не в одиночку вызывал к жизни своих героев и их мир. В создании «Войны и Мира» принимала участие и его уважаемая супруга, помогая своим веским, строгим, принципиальным мнением. Её творческое участие известно. И это непростое психологическое сотрудничество отражало моменты серьёзных и острых коллизий. Для Софии Андреевны всегда существовал незыблемый аргумент и её конкретный твёрдый совет – творить ЭТО острее, убедительнее, правдивее, а ТО – просто выбросить! И семейный альянс переживал баталии, их жизнь была береговой линией с приливами и отливами…
Я? О! Я абсолютно одинок, одинок со своим компьютером…
У меня творческий диалог с самим собой. А живая повесть лежит рядом. И я всё время слышу голос подлинной книги… Особенно, когда мои пальцы на клавишах. И часто, когда сплю… В одном моём сне я говорю: «Пожалуйста! София Андреевна! Великий помощник! Помогите мне в моей новой работе!» И она пришла ко мне со словами: «Владимир, я рада, что Вы хотите сделать моего Льва современным. Его небеса уверены, что он может приобретать другой облик, менять свои взгляды на вещи. Владимир, прежде всего Вы должны учесть, что читатели очень разные. И Ваши будущие читатели не только архитекторы, как Вы и Ваши герои. Уверена, жизнь стала ещё более прозаичной. Сегодняшнему Вашему читателю, может быть, нужно быстро сказать и довольно чётко: случилось это, потом это, и – о! – почему Толстой? Никому не нужен даже намёк на эпопею…»
«Спасибо, София Андреевна, за Ваши добрые слова!»
«Нет, спасибо Вам, Владимир! Я скажу моему мужу о Вашем намерении, когда его увижу. Для этого я хочу прочесть Ваш маленький шедевр и получить удовольствие, узнав, как Вам там живётся – или жилось – в Вашей России, в советские семидесятые. И моему Льву не обязателен Ваш поклон за его знаменитую повесть. Предполагаю, что он будет благодарен за то, что его имя продолжает жить в совершенно новом пространстве совершенно другого времени…»
I
Утреннее переполненное московское метро. Владимир Павлович опаздывает на работу. Уже третий поезд, в который он не может проникнуть. Толпа. Сумасшедшая Москва. Сколько миллионов живёт здесь сейчас? Каждый год число растёт… Наконец дверь поезда перед ним.
Он проталкивает вперёд женщину с огромным чемоданом. Она уже за порогом двери. Он пробирается глубже. Уже стиснут. Локоть к локтю. И наконец, монотонное покачивание.
Несколько остановок пробегает быстро. Качаясь, он подчиняется ритму вагона, пытаясь прийти в более спокойное состояние.
Но что это?
Владимиру Павловичу показалось, что ему знакомо это лицо. Кто-то, кого он знает в этой сумасшедшей толпе! Не так часто это бывает. Да, Владимир Павлович знает его. Его прежний сотрудник, молодой архитектор. Как его зовут? Кажется Пётр! Да, Пётр. Из его прежней покинутой мастерской № 20! Владимир Павлович почти кричит сквозь шум поезда:
«Рад видеть тебя, Пётр!»
«Владимир Павлович! О! Рад ехать вместе!»
«Не видел тебя вечность! Я собираюсь к вам. Как там? Как Иван Ильич? Что? Так шумно!»
«Вы приедете очень кстати увидеть Вашего товарища, коллегу, архитектора Ивана Ильича. Нашего Головина!»
«Как он?»
«Его шестидесятилетие. Кстати, это сегодня его день рождения. Праздник на следующей неделе. Я видел Ваше имя в списке приглашённых».
«Он в нормальном состоянии? Он вроде бы был болен. Не было его на нашем последнем сборе в Доме архитектора».
«Он был нездоров довольно долго, но сейчас в порядке…»
«Я рад…»
«Извините, моя остановка…»
Владимир Павлович один, стиснутый толпой. Невесёлые мысли нахлынули на него. Пётр вызвал в памяти… Прежняя работа… Какое было творческое время… Печально сейчас. Исчезла творческая жизнь. И сейчас пришло из этого прошлого незабытое имя – Иван Ильич…
