«Пока» – в опустевшую уже трубку. Но долго раздумывать Даше было некогда. Столичная жизнь не оставляет много времени на раздумья.

Катя вышла во двор и открыла калитку. Она не хотела спрашивать через домофон «Кто там?» Она и так знала – кто. Открыв калитку, Катя молча смотрела на парня. Он заговорил сам:

– Вы Соколова Екатерина Викторовна.

– Я.

– В девичестве – Кушлянская. По первому мужу – Серова. Так?

Кате стало дурно. От ситуации в частности и от предчувствия в целом.

– Всё так. Кто вы? Что вам надо?

– А я Черняк Андрей Сергеевич. Ну, здравствуй, мама!

Всё поплыло у неё перед глазами. Ну, а что ты хотела, Катя? Когда-то это должно было случиться… или, ты наивно полагала, что нет, никогда?

В этом его «Здравствуй, мама!» было столько сарказма… даже издёвки какой-то, что у Кати тоже сразу выросли шипы. Чувство вины уступило место сопротивлению и злости:

– Как ты нашёл меня? Откуда ты вообще узнал?

– Мама сказала перед смертью. – он посмотрел на неё с насмешкой. – Моя настоящая мама.

– Понятно. Сочувствую. Но это не объясняет, как ты меня нашел?

– А что тебя находить-то? Расспросил отца. Он дал твои вводные: ФИО, прошлый адрес в Новосибе. Ну, а дальше дело техники. Ты же собственноручно меня им преподнесла. Никакой тайны. – Андрей полез в карман, достал картонное свидетельство старого образца, с зелёной корочкой, открыл. – Видишь, написано: погашено. А тут твои данные. И его. Где он, кстати?

– Кто – он?

– Батя мой. Сергей Серов. Надо же и ему почтение выразить.

– Послушай. – Катя остановила его, упершись ладонью в грудь. – Давай не здесь, пожалуйста!

– А. То есть, ты меня не пригласишь даже?

– Давай завтра. Встретимся на пляже, я скажу, где. Там сейчас уже никого. Погода испортилась. Там и увидимся. Я отвечу на все твои вопросы.

– Да нахрена мне твои ответы! Я просто хотел в глаза тебе посмотреть. В бессовестные. – зло бросил Андрей.

– Ты же ничего не знаешь! – Катя вдруг перестала злиться.

Она сама во всем виновата. Она, и больше никто. Сергей давно умер, значит, ответственность за содеянное на ней. Кате нужно поговорить с ним, раз уж она её нашел. Но не тут… не тут!

– Андрей, я не могу у себя дома с тобой общаться. Я замужем и у меня соседи. Пожалуйста, прошу тебя, давай встретимся завтра. Мне нужно всё тебе объяснить! Мне важно, чтобы ты понял.

– Правда? Тебе пять минут назад было наплевать. А теперь стало важно?

Она умоляюще сложила руки.

– Ладно. – сдался Андрей. – Во сколько завтра.

– Давай часиков в двенадцать. Я кое-что улажу, и приду.

Он согласился, слава Богу! Как же теперь уснуть… совершенно невозможно уснуть после такого. Катя полночи ворочалась с боку на бок, потом встала и приняла снотворное. Когда утром она проснется полусонная, это сработает в плюс к дурному самочувствию, которое Катя планировала использовать, чтобы отпроситься с работы. Когда ей всё же удалось уснуть, она оказалась в странном сне. Какое-то длинное помещение с высокими окнами, серого цвета. Отдаленно напоминает школу. Ни ночь, ни день – не пойми, что. Туман, как в фильме ужасов. И мальчик лет семи. Мальчик называет её мамой, но не позволяет обнять себя.

– Почему? – в отчаянии спрашивает Катя.

– Уже поздно. – с сожалением говорит мальчик.

Все попытки приблизиться к нему с треском проваливаются. Она пытается, идёт, идёт, делает шаги, но остается на месте. Вдруг звенит звонок. Катя оглядывается по сторонам и спрашивает:

– Мы в школе? Это звонок?

Мальчик мотает головой и говорит:

– Будильник.

Сквозь звон очень плохо слышно.

– Что? – кричит она.

– У тебя будильник.

Катя резко села в кровати. Мальчик во сне не был похож на Андрея. Но он точно был её сыном. У Кати оставался в запасе час, а потом нужно будет звонить на работу и отпрашиваться. Да, о Сашке-то она не подумала! Он же скоро вернется с работы… придется уйти из дома и погулять где-то до двенадцати.

Любовь Валерьевна выразила крайнее недовольство тем, что Катя не придет.

– Вы заболели? – неприятным голосом спросила она.

– Нет, просто очень нужно решить кое-какие личные дела.

– Екатерина, это на тебя не похоже. – заметила директор. – Ты вообще на себя последнее время не похожа. Может быть что-то случилось, и я могу как-то помочь?

«Если бы» – грустно усмехнулась Катя про себя, а вслух заверила Любу, что всё в порядке, и она завтра выйдет на работу. Как штык. Ну, или как огурец.

Выйдя из дома, Катя едва не столкнулась с мужем. Спряталась за дерево. Дождалась, пока он въедет во двор, и проскочила свой проулок за минуту. В Краснодарском крае было девять утра, а значит в Новосибирске уже добрых двенадцать. Олег точно не спит. Она набрала номер своего давнего друга, знающего всё про её прошлую жизнь:

– Привет!

– О! Здорово! Как жизнь? – обрадовался Олег.

– Он меня нашёл! – обреченно сообщила Катя.

– Кто – он? – ничего не понял Олег.

– Мой первый сын. Игорь. Но сейчас его зовут Андрей.

– Я помню. Нашёл, и… что? – насторожился Олег.

– И… пришёл ко мне домой! У меня руки трясутся до сих пор. Полночи не спала.

– Сашка знает? Он был дома?

– Не было его, слава Богу. Я кое-как уговорила Андрея увидеться в другом месте. Вот, скоро иду к нему на встречу. Олега, мне ужасно плохо! И страшно! Что, ну вот, что я ему скажу, а?

В трубке повисла пауза. Оно и понятно. Надо еще переварить такое, прежде, чем найти, что ответить.

– Кать, ты расскажешь ему всю правду. Да, она ужасная, эта правда. Болезненная. Неприглядная. Но придётся. Он должен знать, что у тебя не было другого выхода!

Они встретились у моря. Андрей, глядящий на Катю настороженным взглядом. И Катя, готовая ко всему.

– Почему тут?

– Городок маленький. А тут сейчас никого. Я по этому пляжу люблю гулять одна. Думать.

– Видимо, есть о чём подумать, да Катя? – усмехнулся Андрей.

– Смотри, видишь доску на двух камнях? Такая импровизированная лавочка. Идём туда? – игнорируя насмешливый тон Андрея, сказала она.

– Да как скажешь, мне всё равно.

Они присели. Море было спокойным. А погода непривычно холодной для Краснодарского края. Чайки хором и по очереди выкрикивали резкие пронзительные звуки.

– Тут всегда так?

– Что? – не поняла она.

– Птицы кричат?

– А. Это они недовольны похолоданием. Собираются куда-нибудь, где теплее. Я им завидую иногда. Ни паспортов, ни границ…

– Ни флага, ни родины. Ясно всё. Ты мне рассказывать-то что-нибудь будешь? Или зачем я пришёл? – поежившись спросил Андрей.

– Я думала, у тебя есть вопросы… – растерянно сказала Катя.

– Слушай, ты это серьезно сейчас? – разозлился Андрей. – Ты меня двадцать семь лет не видела, а теперь и сказать нечего?

– А что нужно сказать? – сделала невинные глаза Катя. – Прости меня!

– Отлично! Продуктивно, конструктивно! Давай. Рассказывай.

– Что?

– Всё подряд рассказывай. Как так вышло, душа моя? – сарказм плескался в его голосе через край.

Катя сидела, как будто прибитая волной, и думала, что он на всё это имеет право. На сарказм, на презрение, сквозившее в каждом слове. На взгляд, настороженности в котором хватило бы на стаю волчат. Он и есть волчонок, хоть и взрослый парень уже. Злобный, преданный своими, волчонок.

– Я тогда начну издалека. Чтобы тебе всё было понятно. – смиренно сказала Катя. – Только спросить хочу. Можно?

– Валяй.

– Что случилось с Тамарой? Молодая же ещё совсем.

– Пятьдесят шесть. Рак.

– Ох… этот рак. Твой отец… Сергей… ну, который биологический. А то у тебя и там, и там Сергей… в общем, тоже рак.

– Давно?

– Да-а. Моложе был, чем ты сейчас. В двадцать семь лет сгорел.

– Соболезную. Ты рассказывать-то будешь?

– Да-да. Буду. Сейчас, соберусь с мыслями.