Дверь едва слышно скрипнула и Эдита испуганно замерла. Бросила короткий и быстрый взгляд через зеркало на дверной проем. В комнату прокралась маленькая фигура, а за ней тихо закрылась дверь.

Эдита тут же натянула на губы улыбку. Повернулась к своей младшей сестренке.

Сесилии было всего семь лет. Она казалась маленьким ангелом. Голову венчали светлые кудри, но глаза были не голубыми, как положено ангелу, а темными.

– Сесилия, – повернувшись к сестре и присев на корточки, сказала Эдита.

Она искренне любила малышку. Эдита практически вырастила её, едва ли не была её матерью.

В груди было тепло и разливалась нежность при взгляде на юную девчушку и на наивность в её глазах.

– Эдита, – плаксиво сказала младшая, подходя ближе. Наивно тянула руки и вцепилась в кружева платья, глядя вверх, заглядывая в глаза старшей сестры, – Аннет сказала, что ты бросаешь нас. Что ты выходишь замуж и больше не вернешься.

– Глупости, – мягко улыбнувшись, погладив пухлую щечку младшей, ответила, – я выхожу замуж, но вас не бросаю. Ты же моя любимая сестренка. Как я могу тебя бросить?

Шутливо поцеловала пухлые щечки, веки, лоб и шейку. Целовала волосы, а Сесилия совсем по-детски хихикала. Пыталась увернуться, говоря, что ей щекотно. Но лучилась счастьем и любовью от ласкового прикосновения и утешительных слов.

Эдита прижала малышку к себе, вдыхая запах её волос, блаженно прикрыв глаза.

«Наверное, – подумала она, – именно такую любовь чувствуют матеря к своим детям.»

Эдита немного отодвинулась и положила ладони на щеки Сесилии, заставляя смотреть себе в глаза. Внимательно вглядывалась в глаза младшей сестры, стараясь рассмотреть там оставшиеся сомнение.

Заговорила едва громче шепота. В откровенности громкие слова – лишнее. Слова любви Эдита всегда ласково нашептывала.

– Я ухожу в другой дом, но всегда буду любить тебя. Я буду навещать тебя и ты всегда сможешь прийти ко мне. Запомнишь, моя птичка?

– Да, сестра, – слишком серьезно, от чего было смешно, кивнула Сесилия.

Они немного помолчали. На тумбе трепещал огонь свечи, отбрасывал чудные тени, искаженные и мрачные. Если прислушаться можно было услышать шепот огня.

За окном наступала ночь.

Там затихали голоса благочестивых горожан – они разбредались по своим ветхим домишках. Теперь там начинали звучать голоса пьяниц и разбойников. Некоторые женщины в ярких или же потрёпанных платьях пьяно хохотали, выходя из таверн в обнимку с такими же пьяными мужчинами.

Дом семьи Кантуэлл был в странном месте. С одной стороны в шаговой доступности шумная таверна, там всегда в ночи звучали песни, с другой стороны огороженное забором кладбище. Возвышались серые камни с вырезанными на них именами, кое-где кресты.

А дальше – лес. За ним горы. Лес и горы отрезали их маленький городок от остального мира.

– Это значит, – задумчиво нахмурившись, глядя куда-то в пол, заговорила Сесислия, – Аннет мне соврала?

– Нет-нет, совсем нет, – погладив сестру по мягким волосам, едва слышно сказала Эдита с нежной улыбой, – она просто не так объяснила.

Сесилия была наивной и совсем маленькой, Эдита не хотела, чтобы в её сердце зародилось недоверие к людям и осознание, что в некоторых душах проросли зерна злорадства, обмана и жестокости.

А Аннет была такой. Ей было одиннадцать, но она была той сестрой, которую Эдита не любила больше всего. Но отец, напротив, обожал её. Будто не видел в её глазах злобы и притворства.

Она была тем, кто из вредности тянет за волосы, а после наивно округляет глаза и говорит, что совершенно случайно.

Эдита старалась не держать зла на Аннет из-за её насмешек над Сесилией и из-за того, как она играет на чувствах малышки. Повторяла себе, что девушка все это делает из-за ревнивости. Она хотела всем нравиться, хотела, чтобы вся любовь была положена к её ногам.

Ей было мало внимания, было мало нежности и любви.

Но Эдита могла подарить ей только строгость, а отец не был способен демонстрировать любовь.

Катерина слишком строга в своём нраве, чтобы обнять, Роза сама ребенок. От того Аннет осталась обделённой лаской.

Эдита старалась это понять, пыталась заставить в своем сердце зародиться любви к младшей сестре. Но все её нутро сопротивлялось.

Аннет была красива и нет никого опасней девушки, что знает о своей красоте.

Она пыталась казаться взрослее, чем есть. Улыбалась одними уголками губ в какой-то кошачьей, заигрывающей улыбке, а в жестах появлялись признаки будущей кокетки. Отец это мастерски не замечал и приводил Аннет в пример остальным своим дочерям.

– Сестра, – шепнула Сесилия и Эдита вздрогнула, вынырнув из собственных мыслей. Тут же улыбнулась, по-матерински глядя на младшую, – я хочу тебе кое-что подарить.

– Да? – игриво спросила Эдита. – Что это? Может твои маленькие пальчики?

Старшая сестра шутливо схватила маленькую ручку и попыталась прикусить крошечные, тоненькие пальчики. Сесилия совсем по-детски захохотала, стараясь увернуться, отобрать собственную руку. Эдита же игриво щелкала зубами.

Подняла малышку на руки и та захохотала, забившись в чужих объятиях. Запрокинула голову в смехе, от чего светлый ореол волос казалось светился каким-то райским пламенем. Эдита, прикрыв глаза, потерлась носом об мягкую, пухленькую щечку.

А после тяжело плюхнулась на собственную кровать, чередуя смешки с тяжелым дыханием.

Сесилия росла, становилась тяжелее. Теперь поднимать её на руки было не так легко, как прежде.

Эдита посадила младшую сестру рядом, на старый, колючий, коричневый плед. Девочка же ярко улыбалась, позабавленная игрой. В её темных глазах отображался свет свечи.

– Вот! – гордо заявила Сесилия, выудив из-за шиворота распятие.

Протянула его сестре. На ладони лежало обычное, деревянное, немного грубое распятие. Черная, жёсткая нитка свисала с руки. Крест казался слишком большим для детской ручки.

– Мисс Фрэмптон сказала, что ты будешь скучать и тебе нужно какое-то напоминание обо мне. А ещё она сказала, что в новом доме тебе понадобиться помощь Господа. Я хочу, чтобы ты была в безопасности.

– Моя птичка, – едва ли не плача от нежности, тихо шепнула Эдита, – спасибо тебе. Я буду дорожить им.

Старшая сестра забрала с ладони младшей распятие и крепко сжала в кулаке. Острые грани надавили на ладонь, но это была приятная боль. Боль воспоминаний.

Ей казалось, что оно тепло от детской ручки её сестры.

В коридоре послышались тяжелые шаги и Сесилия, как самая настоящая птичка встрепенулась. Дёрнулась и испуганно глянула на дверь, а после на старшую сестру. Отец запрещал в позднее время девочкам находиться не в своих комнатах.

– Беги-беги, – ласково, едва слышно шепнула Эдита.

Сесилия тут же спрыгнула с кровати и побежала к выходу из комнаты. На её волосах сверкнуло отображения огня свечи, они казалось, вспыхнули. Маленькие ножки затопали. За девочкой едва слышно захлопнулась дверь.

Эдита же поднялась с кровати. Как-то медленно, по-старчески. Она казалась себе невыносимо старой. Будто ей шла не шестнадцатая весна, а сороковая.

Ей казалось, что её сердце и душа стары и усталы.

Эдита, сжимая в руке распятие, подошла к окну. За стеклом мрак, а на небе полная, серебрённая луна.

Девушка глядела вперед: на горизонт, где встречается лес и горы, где сплетается земля и звездное небо. Звезды казались драгоценными камнями.

Река чернела, таверна содрогалась музыкой и хохотам, а кладбище было черно. Оно казалось замершим во времени.

Девушка посмотрела на распятие в своей руке, а после надела его на собственную шею. Оно тяжело приземлилось на её грудь.

Дернулась, когда черный, крупный ворон взлетел с креста на кладбище. Забил крыльями, взлетая. Каркал и кружился мрачной тенью. Эдита глядела на него, чувствуя странный трепет.

«Господи, прошу, спаси мою душу, – мысленно заговорила Эдита, – прошу, даруй мне счастье и любовь. Прости мои грехи и убереги меня. Если я не достойна твоей милости, прошу, смилуйся над моими сестрами. Даруй Сесилии счастье. Она ведь так юна и добра. Даруй Катерине счастье и любовь, Розе взаимность, а Аннет доброту и понимание».