– До встречи, Андреа.
На улице стоял гул: машины с визгом били по тормозам, шумели девичьи компании у витрин магазинов, громко переговаривались между собой работяги, выползшие из офисов на обед. Николь часто оборачивалась на меня и ободряюще улыбалась.
– Бледная ты, дорогуша. Ела? Сейчас тебе нужно хорошо питаться, восполнять гемоглобин. Ты только не волнуйся, Бенедикт немножко перегнул, потому что очень сильно за всех переживает. Слушай внимательно. Федералы поставят тебя на учет, но в этом нет ничего страшного. Главное, бумагу с согласием на безвозмездную помощь исследовательскому центру не подписывай: замучают всякими процедурами. Хорошо хоть не принуждают больше, несколько лет назад анализы в обязательном порядке ежемесячно собирали. Так вот, недели две проверять будут очень тщательно: приставят к тебе сотрудника, который за тобой от дома до самой работы… или ты еще учишься? В общем, он за тобой будет присматривать, куда бы ты ни пошла. Следить, чтобы не пользовалась симбиотическими способностями. Затем режим чуть ослабят, вздохнешь спокойно. Да, придется являться по первому их требованию, раз в полгода проходить тесты на устойчивость психики, но это все мелочи, привыкнешь.
Я безмолвно кивала, стараясь не пропустить ни слова. Аббадон плыл по воздуху по моим следам, безучастный к кипящему вокруг городу.
– Да, она симбионт, – ответил он, когда я выразительно моргнула через плечо. – Четче. Что ты хочешь знать?
Оказалось, мысленно сформулировать вопрос куда сложнее, чем задать его вслух. Я нахмурилась и даже, наверное, покраснела лицом.
– Она услышит и увидит меня, как только ты позволишь ей себя коснуться.
– Садись, – Николь открыла передо мной дверь автомобиля. – Где ты живешь?
Назвав адрес, я обеспокоенно выглянула в окно. Аббадон не мог уместиться в салоне. Получается, ему предстояло лететь за нами по дороге? Мне сделалось неприятно, что по моей вине он терпит неудобства, пусть даже незначительные, и я уже собиралась задать вопрос Николь, чтобы выяснить, как обычно происходит подобное передвижение у демонов, но прозвучавший откуда-то сверху голос заставил меня промолчать.
– Чудная ты девочка, Андреа.
Впервые Аббадон назвал меня по имени.
Николь устроилась за рулем, включила кондиционер и расстегнула очередную пуговицу на своей блузке. Еще одна, и ее можно было попросту снимать, так как она уже ничего не скрывала. Я ее не винила: духота стояла изнуряющая, а рукав, как и Бенедикт, Николь носила длинный. Скрывала подношения демону. Мне сложно было представить ее, холеную, благоухающую и утонченную, в жутких шрамах. Наверняка ведь она использовала способности не так безалаберно, как Франциско, и на ее теле их было гораздо меньше.
– Пекло, – будто прочитав мои мысли, блондинка все же закатала рукава, не вытерпела. Я вздрогнула. Если шрамов и было меньше, то совсем на чуть-чуть. – На чем мы остановились? Точно, Питер… раз Габриэль видел тебя, встречи с ним или с кем-то из его помощников не избежать. Их тоже ни в коем случае не бойся, дорогуша. Вредить симбионтам против их принципов. Поуговаривают, понарассказывают страшилок, да и уберутся восвояси.
– Объясните же, кто такой Питер? Я постоянно слышу его имя, но не понимаю… и в чем он собирается меня убеждать?
– Франциско не говорил тебе? – округлила глаза Николь. – Некоторые факты, он, конечно, обязательно скрыл бы, но неужели совсем ничего не рассказывал? Это нужно знать. Питер – очень опасный симбионт, именно он развязал войну с людьми десять лет назад. «Слеза Преисподней» тогда попала в его руки, и он принялся неистово выискивать перспективных, чтобы затем под разными предлогами заставить их коснуться камня.
– Перспективных?
– Людей, склонных к образованию симбиоза. Демоны различают таковых по определенной ауре – она выглядит, как полупрозрачный дымок вокруг головы, и бывает зеленой, синей и фиолетовой. Зеленая аура означает, что человек, даже дотронувшись до камня, не сможет видеть существ из Инкхигхаима. Синяя – что он увидит, но не подойдет для симбиоза. Фиолетовой же аурой обладает тот, кто способен призвать демона и установить с ним связь. Питер надеялся постепенно перебить всех бесперспективных и заселить планету симбионтами – выносливыми, невосприимчивыми к земным инфекциям, способными жить дольше ста лет.
– Но их же… в смысле, нас же очень мало, разве нет? Он что, собирался оставить в живых каких-нибудь пятьдесят тысяч человек из семи миллиардов?
– Именно так. Симбиоз передается по наследству. В паре симбионтов со стопроцентной вероятностью родится симбионт – наша численность постепенно выросла бы. В этом и заключалась его идеология: отбор и преумножение лучших генов.
– Кто согласится с такой идеологией? – поморщилась я, поглядывая в окно. Аббадона не было видно ни сзади, ни спереди. – У всех же есть друзья и родственники, которые, возможно, являются бесперспективными.
– Тогда соглашались многие. О симбионтах было мало известно, нас отлавливали, насильно удерживали в закрытых медицинских центрах в изоляции, а в случае агрессии вкатывали столько снотворного, что обычный человек погиб бы. Однако мы выживали и тем самым провоцировали правительство на еще более жесткие меры, ведь они не понимали, с чем столкнулись и как предупредить исходящую от нас угрозу. Итак, камень попал к Питеру, и он самозабвенно принялся обращать перспективных в симбионтов. Его поддерживали по меньшей мере из страха стать подопытной крысой, и по большей – потому что попросту поддавались его убеждениям. Убеждениям, что симбионты обязаны господствовать над обычными людьми. Пополнив ряды союзников, Питер перестал скрываться от федералов, что вынужден был делать ранее в связи с их огромным численным превосходством, и начал оказывать им ожесточенное сопротивление. Все это впоследствии переросло в кровавую бойню.
– Как же вышло, что никто до сих пор не знает про существование симбионтов? Если действительно была война…
– Президент не мог допустить распространения информации о разбушевавшихся «одержимых», и ее скрывали под видом терактов и вооруженных столкновений с преступными группировками. Тебе, вероятно, было еще мало лет, но наверняка ты помнишь, как вам запрещали выходить из дома, как отменяли учебу и закрывали торговые центры…
– Ты сказала, десять лет назад? – холодея, оборвала ее я.
– Да. Ту войну Питер проиграл. Основных причин, приведших его к поражению, было две: во-первых, и самое главное, у него украли «слезу Преисподней». Украл Бенедикт, чтобы не позволить ему и дальше вовлекать в свои сражения перспективных людей, живущих обычной жизнью, таких как ты, как я, как Франциско… никто из нас этого не хотел. Во-вторых, одним из симбионтов, которого таковым сделал именно Питер, оказался офицер секретной службы США. Разумеется, он отказался помогать. Более того, он передал в штаб всю информацию, которой только располагал: о камне, о специфике симбиозе и его слабых местах. На основе его данных были изобретены околиозные маски, построена особая тюрьма и выработана тактика, как бороться с подобными нам.
Я слушала вполуха. Что-то похожее рассказывал вчера и Франциско, и сейчас мне гораздо важнее было выяснить у Николь другое.
– В семье бесперспективных может родиться симбионт?
– Вероятность ничтожна.
– То есть, если я… значит, мама или папа?..
– Да, дорогуша, – кивнула блондинка, сворачивая с большого шоссе на знакомую улочку. Скоро должен был показаться злосчастный супермаркет с голубой вывеской. – В редких случаях у двоих, обладающих синей аурой, рождается ребенок с фиолетовой. Лучше уточнить у Бена, он занимался сбором статистики…
Перед своей смертью мама редко бывала дома и вела себя довольно странно. Она могла замереть посреди комнаты, устремив стеклянный взгляд в стену, затем резко начать говорить что-то бессмысленное, суетиться и психовать, а в один день вдруг вообще собрала вещи и заявила, что должна уехать. Отец пытался задержать ее, но она была непреклонна. Рене плакала, я лезла с вопросами – нас закрыли в комнате, откуда мы все равно продолжали слышать родительскую ссору. Мама не сообщила, когда вернется и куда направляется. Я видела слезы на ее лице, когда она зашла, присела на корточки и поочередно прижала нас с сестрой к груди. На ней был колючий шерстяной свитер, от которого у меня всегда чесались глаза. Кажется, она не сказала ни слова, или же я просто забыла. В памяти остались лишь крепкие объятия.
