– Давид, Инга, рада видеть, – она улыбнулась. – Простите, что не встретила вас вчера. Дела навалились. – Карин вела себя непринуждённо и спокойно. Беседы со взволнованной толпой для неё рутина. – Чай-кофе? Или чего покрепче? – она посмотрела на живот Инги. – Тебе можно?
– Ещё можно, но пить не буду. Спасибо. Всё в порядке?
К концу фразы до неё дошло, что честного ответа не получит. Друзья специально отослали её с Давидом подальше, чтобы держать от возможных проблем на почтительном расстоянии и позволить восстановиться. «Конечно, в порядке», да?
– Разве я не могу просто соскучиться по своим детям?
Карин улыбнулась, положила тонкую ладонь ей на плечо и неуловимо направила на второй этаж. Вот она, рука власти. Идёшь, куда сказано, хотя кажется, сам выбираешь направление.
Они прошли мимо залов отдыха, двери которых украшали изящные скульптуры, такие прозрачные, что начинаешь сомневаться, настоящие ли они. Мимо залов для собраний, большой обеденной. Этажом выше была комната Карин’далы, не слишком отличающаяся от других гостевых спален. Разве что вещей больше. Инга была внутри всего раз, когда оставалась ночевать в день перед свадьбой. Спальня Старейшины показалась ей меньше и скромнее той, где ночевала она.
– Не представляешь, как я сожалею, что твои родные не присутствовали на свадьбе. Мне до сих пор неловко. Это несправедливо по отношению к тебе и к твоей матери. Мало ли, вдруг она… – Карин запнулась, – вообще бы наложила запрет. Я даже не могу показать и убедить, что ты в безопасности.
Инга решила не шутить о том, что её мама скорее беспокоилась бы за безопасность окружающих. У них своеобразные отношения.
– Мам, она меня видела и в обморок не упала. Это как хороший знак, – хмыкнул Давид.
– Судя по рассказам, ты был неестественно любезен, – усмехнулась Инга. – На самом деле ничего страшного. В Анионе с праздниками туго, поэтому я слабо представляю, как можно было бы собрать гостей с моей стороны. Все катастрофически заняты, в разъездах, проектах, не помнят, какое сейчас время года, и забудут, куда их пригласили, примерно через час. Если мы когда-нибудь пересечёмся, никто слова поперёк не скажет.
– Ты в случае чего обязательно передай, что я всегда рада встрече.
Карин привела их в гостиную с окном, занимающим почти всю стену. Вместо штор с карниза свисали растения с мелкими пёстрыми листиками, среди которых угадывались белые цветы, наполняющие комнату лёгким сладковатым запахом. Мебель на тонких прозрачных ножках будто парила в воздухе. На столике между белыми диванами стояли вазочки с фруктами. Особенно выделялись шикарные кисти винограда разных сортов. Был даже розовый, Инга такого ещё не видела. Рядом – стаканы и графин с напитком насыщенного лимонного оттенка. Карин жестом предложила Инге угощаться, а сама опустилась на один из диванов.
– Забыла сказать, вам продолжают присылать подарки и поздравления на свадьбу.
– Если это можно есть – не вздумай, – Давид усмехнулся, разваливаясь напротив неё. – Там точно яд.
– Я ждала этих слов, но ответной шутки не придумала, – Карин'дала развела руками. – Не волнуйся, большая часть оседает у тех, кто их принимает. Как ни странно, ещё ни одна горничная не умерла и не заболела.
– Иммунитет? – невозмутимо предположил Давид. – Учитывая, сколько они едят, не удивлён.
– А может тебя ненавидят не так сильно, как ты думаешь? – повторила мимику Карин. – К тому же подарки подписаны… Все, кроме одного. Вам, точнее, Инге, вчера прислали лошадь. Породистую, хорошо обученную, явно из дорогих и в полной сбруе. Имени дарящего не указано и это… подозрительно. Мы её осмотрели, конечно, но ничего странного или опасного, каких-либо заклятий не обнаружили.
– Инге, значит? – Давид сузил глаза. – И когда ты успела заиметь такого любовника? Радует, что он хоть богатый. Если что, сможешь мне еду какую со стола приносить или одежду. Если, конечно, размеры подходят.
– Понятия не имею, о чём ты говоришь, – невозмутимо ответила она. – Так называемый любовник, видно, не знает, что мои навыки верховой езды лежат где-то между «плохо» и «очень плохо». Или, наоборот, знает, но тогда это попытка убийства. Следовательно, – она скопировала выражение его лица, – лошадь прислала чья-то богатая любовница. Звучит вероятнее, тебе не кажется?
– Очень слабая попытка, Инга. Плохо стараешься.
– А может, ты вместо того чтобы придумать, к чему придраться, пойдёшь и сам посмотришь? – Карин'дала склонила голову к плечу.
– И поищу улики, указывающие на личность этого тайного поклонника. – Давид поднялся. – Готовься к страшному разоблачению, невероятному скандалу и истерике.
– Без них домой не приходи, – с серьёзным видом кивнула Инга. – А ещё постарайся не словить моё проклятие и не пострадать в общении с подарком.
– Я управлялся даже с конём твоего названного братишки. А ты сама помнишь, что у этой демонической твари в голове не все дома.
– Родной, я не собиралась принижать твои умения. Это называется проявление заботы. Ты мой муж, и мне положено беспокоиться за тебя.
Давид вместо ответа хмыкнул, но Инга заметила, как уголки губ подрагивают в улыбке, которую он старательно пытается подавить. Ещё бы. Он же тогда делается милым, а это идёт вразрез с образом того, «кто никому не нравится» и «кого все хотят, если не убить, то покалечить». Битву с улыбкой Давид начал проигрывать, поэтому поспешно вышел.
– Давно я не видела его таким счастливым, – Карин'дала проводила сына взглядом. – Знала бы ты, как я благодарна за всё, что ты для него делаешь.
– Он делает для меня куда больше, – улыбнулась Инга, срывая виноградину. – Но мне тоже нравится, когда он такой. После всего, что случилось, в одном только Анионе его улыбка стала для меня личным вызовом.
Карин вздохнула.
– Ему с детства внушили, что у него ужасный характер, а он поверил. Вот тебя и вся Воля.
– В честь чего? Давид не похож на того, кто задирает без повода, лезет в драки или ещё что. Он и сейчас скорее защищается.
– Или защищает. Нет, я не утверждаю, что мой сын – идеал. Сама знаешь, его издёвки могут довести до самоубийства, но в детстве… Он был замкнутым, даже застенчивым, – Карин приложила к уголку губ ребро ладони, – но не признается. Потом встретил свою истинную, которая… я не знаю. Может, таким образом решила его отгородить от остальных, чтобы Давид только с ней дружил. Моя вина. Я упустила момент, когда её заявления, обоснованные и нет, получили огласку. Убеждать она умела, так что Давида стали считать мальчиком с ужасным характером, а она якобы общается из-за жалости. Сам Давид тоже начал так считать.
– Если постоянно слушать, поверишь даже в то, что радуга чёрная, – Инга вздохнула и прикинула в уме. – Выходит, Избранные его первые друзья? Здесь он почти ни с кем не говорит дольше, чем «привет-пока».
– Так и есть. Но он и тогда отличился. Додумался сцепиться с Воплощением Силы. Я думала, его убьют, сама знаешь, сдержанностью Сила не отличается. Но… теперь они лучшие друзья, и Давид называет его братом. Один из немногих, за кого мой сын отдаст всё, включая и жизнь. Ужасный характер, да? – С иронией переспросила Карин.
– Всем нужно с кем-то говорить и дружить. И, раз у Давида мало примеров, ему трудно принять факт, что не все считают его мерзавцем. Осталось закрепить урок, чтобы сам в это поверил. Но ничего. Как я поняла по твоей реакции, прогресс уже виден.
– Мне кажется, он виден и тебе тоже.
– Да, ворчать поменьше стал. Хотя иногда будто проверяет границы. Натворит чего-нибудь или скажет, а потом смотрит, признаю я и другие ребята, что он ужасен или нет.
– Скорее всего не верит, что вы и правда с ним дружите, – Карин вздохнула. – Знаешь, в чём ирония? Он был идеальным ребёнком. Почти не плакал, не капризничал, был очень спокойным и послушным. А потом мне вдруг сообщают, что он ужасен. Даже пытаются жалеть, что я от безысходности воспитываю воплощение зла. Я думала, это шутка.
