Саша Тагул
Химия любви
«Любовь не есть простая эпизода в нашей жизни… Разум наш противоречит сердцу и не убеждает оного»
Иван Бунин, «Грамматика любви»
“В ней все законы сосредотоены – и закон сохранения энергии, и закон сохранения материи. И химия, и физика, и математика. Молекулы тяготеют друг друга в силу химического сродства, которое определяется любовью. Даже страстью, если хотите…Главное о главном не написал. В любви ничего не понял.”
Лев Толстой
Действующие лица
Она (Карина).
Ее подруга (Лариса).
Он (Сан Саныч Сполох, прозвище – Пол).
Его жена (Елена Петровна).
Его друг Док (Врач-реаниматор, имя неважно)
Его друг Царь (работает каким-то начальником в Водоканале и поэтому говорит о себе не без гордости: «Я – король говна и пара» Без меня вы ничто и никто» Друзья соглашаются с ним и зовут его просто: Царь. Так короче и, значит, лучше).
Его друг Миха (работает то ли в издательстве, то ли в редакции – опять же неважно. Его ФИО – Михаил Михайлович Михайлов. Отсюда, понятное дело, и прозвище).
Пролог
Ресторан. Обычный (приличный) ресторан, которых сегодня – в каждом квартале мегаполиса, в каждом подвале и полуподвале (больше площадь – дешевле аренда).
Почти пустой – отчасти потому, что еще рано (день не закончился, вечер не начался), да и день, похоже, будничный.
За одним из тех столиков, что поближе к барной стойке, сидит в одиночестве мужчина. По его фигуре, по тому, как часто пригубливает стакан, как откидывает голову и вновь ее опускает, видно, что ему одиноко и тоскливо. Тоскливо и одиноко – да так, что выть хочется… Ну, что же – дело для ресторана обычное.
Но на самом деле не совсем все обычно: он не пьян. И почти не притрагивается к алкоголю – пьет воду мелкими глотками.
Но курит много.
…В общем, скажем сразу: это Миха. Сначала он говорит про себя, а потом, не замечая казуса, вслух.
«Я – собиратель этой истории. Здесь не нужно ничего придумывать… Хотя я не прав: где-то у знаменитых я читал, что любое повествование нельзя начинать со слова «Я». Но я здесь давно сижу, очень давно. И мне простительно… Скоро Док и Царь придут».
Миха глубоко затянулся сигаретой.
«Пикантность, или, скажем проще, своеобразие момента заключается в том, что мне – мне лично! – надо разобраться во всем этом. А в этом еще никто и никогда не разбирался, черт меня подери!..
Простите, дамы и господа, просто я давно здесь сижу…»
Бармен, давно наблюдавший за ним, понял все, и в какой-то нужный момент подошел, поднес зажигалку к очередной сигарете, которая давно была вставлена в угол рта, но не была зажжена; хотел было наполнить рюмку – но та была полна.
Миха, конечно, обратил на него внимание, поймал его взгляд и стал говорить, отчасти имея в виду этого служителя.
– …Кстати, я хотел сказать… Кстати, – совсем ни к какой, не к стати!.. Помните анекдот? Сталкиваются «Мерс» и «Запорожец». Мужик из «Запора»: «Понимаете, я – писатель, прозаик». Крутой из «Мерса»: «Про каких, на хрен, заек?»
У меня схожая проблема…
…Пожалуй, помолчу… Скоро Царь и Док придут, станет получше.
Миха замолчал, крутит рюмку с алкоголем, не пьет. Бармен ушел за свою стойку протирать фужеры.
В зал вошел Док. Быстро найдя глазами нужный столик, подошел к Михее и минуту молча смотрел на него. Тот, не вставая, тоже впился взглядом в его лицо. Потом резко встал. Они обнялись, сели.
Молча.
И молча выпили. Потом пошел неспешный разговор мужчин, которые давно знают друг друга, которые давно не видели друг друга и которым есть что сказать друг другу.
Миха: – Тяжело… Очень тяжело вспоминать близких, по которым соскучился и которые сейчас далеко-далеко… При первом же слове мурашки по телу, слезы на глазах… И хочется врезать стакан водки, закрыться одеялом и молчать, молчать, молчать…
Погас последний солнца луч.
С полей повеяло прохладой.
Достал я из кармана ключ
И повернул как надо.
Док: – Пушкин, наверное… А как надо повернуть?.. (Усмехается.)
Миха: – Тупой стих. Я всегда – по крайней мере, до той поры, когда перестал с ним видеться, – так думал.
…Мне тогда было 25, Ивану Марсаку – 35, он – мэтр, я – ученик, только университет закончил, он уважительно просил меня сбегать («сходить в лавку») за вином, а сам по телефону болтал всякую чушь (женщинам, конечно), в том числе и эти строки, строчки. Глупые слова, а почему-то в башке засели.
А если говорить о Сашке Сполохе, о Поле… Да что там говорить – думать надо…
А он мне все рассказывал. Почти все…
Ну, во-первых, он рассказывал. Во-вторых, отдал мне письма. А в-третьих… Но об этом – потом, когда команда в сборе будет.
Док: – Ты знаешь, Миха, прошло много времени, но я злюсь на него. Причина простая: раньше я жил спокойной, размеренной жизнью, а теперь – нет. Душа болит. Из-за него. Смуту посеял – хотя раньше не сеял, мы жили, дружили. Душа в душу. Черт бы его побрал!..
Но сегодня, пожалуй, я все скажу и расскажу про него – вы же не все знаете! – для собственного успокоения, прежде всего. Он сам это позволил. Да и Карина тоже. Мне кажется, она до сих пор ничего не поняла – глупая тетерка… А кто умный?..
Миха: – Ты знаешь, когда все закончилось, у меня оказались их письма. И их признания – наверное, они мне доверяли и верили. Наверное, им становилось легче, когда они выговаривались. Наверное, и мне станет легче, когда расскажу о том, о чем они мне рассказали. Наверное… Во всяком случае Царь так же думает. Он тоже мучается. И за рюмкой чая спрашивает меня (а может, себя):
– А это действительно нужно человеку? Может, лучше стать машиной, наплевать на чувства и быть спокойным, как слон, – до конца жизни?..
И сам же сам себе отвечал (только опускал при этом голову): «А тогда зачем жить?»
Я молчал.
Док: – А я часто хожу мимо Санькиного дома, по парку, где он ранними утрами ходил, думал, плакал… Признаюсь, я ему завидую. Но я не уверен, что поступил бы так же, свались на меня то, что свалилось на него.
Миха: – А вот и Царь.
Миха и Док привстали со своих мест, встречая Царя, по очереди пожали ему руку.
Настроение вмиг сменилось: теперь вся компания в сборе, они рады видеть друг друга, смотреть друг на друга. Это друзья, и этим все сказано.
Док: – А у нас уже давно налито. Киснет.
Царь: – Понеслись!..
Друзья выпили, закусили и надолго замолчали.
Часть первая
Она
Первый встречный, если ты, проходя,
Захочешь заговорить со мною,
Почему бы тебе не заговорить со мною?
Почему бы и мне не начать разговаривать с тобой?
У. Уитмен, «Листья травы»
Глава первая
Это так не просто написать первое слово в исповеди. Хотя – почему написать? Сказать. Выговорить сначала про себя, а потом произнести исповеднику. Но, конечно, главное – про себя. Себе. Это – честно. А без честности… без честности – ничего. …Хотя – было: сама себя обманывала.
Я увидела его зимой, в начале года, он сам зачем-то пришел… Нет, не так. Был звонок от Лиды Золотаревой, она предупредила о визите. И они пришли. Двое мужчин.
