— Я скоро вернусь, Хирон. До встречи, — попрощался с ним Перси, стараясь забить на мысль о том, что это последний разговор с кентавром, во всяком случае, в качестве вполне живого человека.
Хирон улыбнулся ему и, больше не медля ни секунды, пустился галопом в сторону лагеря. Он должен будет помочь полубогам, если необходимо, или вразумить их, если это будет возможно.
Перси посмотрел на здание. Огромное строение, стремящееся ввысь от самого своего основания до острой вершины, всегда поражало своими размерами. Первый самый высокий небоскреб, он словно задал ритм другим зданиям, которые строились после, и далеко не все из них могли сравниться с тем размахом величия, с которым стоял Эмпайр Стейт Билдинг, символизируя собой весь Нью-Йорк и его стремление всегда и во всем быть лучше, сильнее, выше.
Боги знали, что выбирали, когда решили поселиться на вершине этого здания.
Перси вошел внутрь. Швейцар, который обычно сидел в холле, на месте отсутствовал, и Джексон помнил лишь один случай, когда его тут не было: битва с титанами. И потому это показалось ему плохим знаком, но он предпочел об этом не думать.
Несколько секунд, проведенных в лифте в полном одиночестве, показались Перси вечностью. Обычно здесь играла музыка, но в связи со сложившимися обстоятельствами вряд ли бы кто-то в момент своей агонии вспомнил бы, что забыл включить пластинку с излюбленной музыкой Зевса из восьмидесятых. Перси нервничал, гадая, что его ждет на Олимпе, а главное, как его встретит Гера и не испепелит ли она его сразу, как только увидит?
Но больше всего он хотел знать, в каком состоянии пребывают сейчас Боги. Он помнил, как было им трудно, когда Октавиан поднял римский лагерь на войну, и мигрень у большинства из них началась раньше боевых действий. Значит, вполне возможно, что пара-тройка Олимпийцев уже выведены из строя. И Перси очень надеялся, что Зевс будет среди них.
Дверцы открылись с привычным «дзинь», и Перси чуть ли не вылетел из тесного лифта в огромный волшебный город. В обычное время Олимп был прекрасен: с того места, где стоял Перси, виднелись разные дворцы с причудливыми крышами. Волшебные висячие сады обычно служили прекрасным дополнением ко всему городу, но сейчас они висели уродливыми патлами, словно подохшие змеи на голове Медузы. Извилистая линия дороги, ведущей к высокой горе, кончалась огромным дворцом, который раньше сиял разными цветами и восхищал своей красотой, а теперь больше напоминал покинутое всеми здание.
Перси не стал медлить, оценивая, как сильно разгромила война этот некогда прекрасный город, и побежал по дороге к Олимпу, доверяя своей интуиции. И он не ошибся.
Еще даже не войдя в сам дворец, он услышал звуки борьбы и два знакомых голоса.
— Умри!
Раздался чей-то рев, и у Перси все внутри словно запылало адским пламенем от ярости, охватившей его разум. Боги, он даже еще не подошел близко, но только одно его присутствие где-то рядом уже будило в Перси самые худшие эмоции.
Перед глазами юноши проносились разные картины: Зевс, наказывающий Нико, он же, натравивший свою ревнивую женушку на мать Перси, Посейдон, решивший отомстить за счет жизней полубогов. В этих же смутных воспоминаниях он увидел Купидона, злобно над ним насмехающегося, и Перси вновь захотелось его придушить. Он тонул в этой ярости, накрывшей его с головой, и тонул так сильно, что становилось трудно дышать, словно кто-то сжимал легкие в тиски. Ему хотелось сразиться и с Зевсом, и с Посейдоном, и даже с Аидом, и, возможно, одновременно, и гнев внутри лишь заманчиво нашептывал ему, что они все заслужили хорошей взбучки.
— Столько гнева для одного полубога, — раздался совсем рядом чей-то голос.
Перси обернулся и увидел Афродиту, которая устроилась на непонятно откуда взявшемся кресле и внимательно разглядывала свои ногти, словно не замечая того хаоса, который творился вокруг. При виде нее Перси начал успокаиваться, и ярость, кажется, отступала и больше не давила ему на мозг, вызывая в нем самое худшее. Он понимал, что это все влияние Богов рядом, и был рад, что Афродита появилась именно сейчас. Его разум прояснился, а воспоминания больше не вызывали в нем жгучего желания включить свой режим “Халка” и ломать и крушить все вокруг.
Где-то совсем рядом кричал Арес, с ним спорил еще чей-то мужской голос, который был знаком Перси, но он не мог вспомнить откуда. Но Афродита была спокойна, словно ничего этого не происходило, и она лишь наслаждалась очередным сеансом в салоне красоты.
— Если ты не заметила, у меня дел по горло, есть что сказать? — спросил Перси.
Наплевательское отношение Богов к судьбам своих детей уже выходило за рамки простого раздражения, и в голове мелькнула шальная мысль, что не так уж был не прав Лука, разозлившись на Богов и решив, что стоит положить конец этому беспределу. Ярость лишь на секунду охватила его душу, но и этого хватило, чтобы Перси испугался своих мыслей. Юноша одернул себя. Нельзя так думать, нельзя позволить гневу пробраться в сердце, это никогда хорошим не заканчивается.
Он вдруг вспомнил Нико и его темные глаза, которые смотрели на него с бесконечной верой и надеждой. На этот раз он отпустил его, уверенный, что Перси найдет способ его вернуть, и он не имеет права облажаться. Не сейчас. Не в этот раз. И плевать, чего это будет стоить.
Афродита оторвалась от своих ногтей и внимательно посмотрела на Перси, словно знала, какая борьба происходит в душе полукровки. Но когда юноша поднял на нее ясный взгляд зеленых глаз, Богиня довольно улыбнулась.
— Я внимательно следила за тобой, юный герой, — сказала Богиня, совсем не торопясь. Словно там не Арес методично крушил дворец, возможно, швыряя об стены его друзей.
— А можно быстрей рассказать мне, где я еще накосячил и чем тебе не угодил, а то я спешу немножко? — Перси не удалось скрыть в голосе раздражения, но он не особо жалел по этому поводу.
Ему казалось, что Богиня сейчас оскорбится и уйдет, а может, как и ее сынок, проткнет перед этим своей пилкой, но она лишь одарила его своей снисходительной улыбкой и встала, поправив на себе платье.
— Признаться, я разочарована, Персей Джексон.
Юноша едва сдержался от раздраженного рыка, ограничившись хмурым лицом и скрещенными руками на груди. Он уже не стал ничего спрашивать, решив, что так Богиня быстрее скажет то, что хочет.
— Я еле убедила Купидона не пугать тебя, как твоего кхм… друга, этого милого мальчишку… Нико, кажется, — Афродита лукаво улыбнулась Перси.
Где-то там раздался крик. И Перси не хотел думать, что голос был очень похож на Уилла. Юноша не мог спокойно стоять на месте: он запустил руки в свои волосы, ероша их, и разминал шею, начиная нервно расхаживать из стороны в сторону.
А Афродита, кажется, хотела поговорить о Нико. Перси только надеялся, что она не собиралась продолжить разговор, начатый Купидоном.
— Когда он признался, это было так мило! — Афродита мечтательно прикрыла глаза. Она словно говорила о хорошей мелодраме, а не о живых людях, для которых их чувства не предмет для шуток и игр. — Ты же сделал это просто отвратительно. Даже рассказывать не интересно.
— Да, на смертном одре больше всего я буду сожалеть, что не развлек тебя достаточно хорошо, — съязвил Перси, не сдержавшись.
— Ты уже побывал на смертном одре, — любезно напомнила Богиня, не замечая нервозности Перси. У того, кажется, начал дергаться правый глаз от нетерпения. Он был уже в шаге от того, чтобы послать Богиню прямиком к Аиду, и дойти уже, наконец, до дворца. — Сказал бы то, что должен был сказать Купидону раньше, и тогда ты бы добрался до Фемиды гораздо быстрее.
— Отлично, подумаю об этом по пути в Царство Мертвых, а теперь….
— Я помогу тебе, — сказала Афродита, не обращая внимания на слова Перси. Тот обернулся и посмотрел на нее, подозрительно прищурив зеленые глаза. — Вы в этом городе будете целую вечность искать последнюю ору и символ власти Фемиды, я же проведу тебя прямо к ней. Только сначала нужно спасти твоих друзей. Они имели неосторожность наткнуться на моего любовника в двух экземплярах.
