- Ну, это ты брось. Громких слов не приемлю, а, если хочешь знать...
- Хочешь знать, хочешь знать! - пробурчал Мокрушин. - Вот так и здесь будешь строить? Заводной, говорю, ты! А мы здесь такие и не иные, понял? Раз на пуп сам возьмешь, два, три. Говорю, не останется тебя...
- Останется! Меня на всех хватит!
17
Теперь Крикун шел по тому же поселку более решительно, чем тогда, когда с грохотом вылетел из собственной избы, Нюша, уже вполне Нюша, задвинула тогда на засов дверь, так и пришлось Крикуну ночевать у своего кореша Ивана Подобеда, пока хозяйничала в его хате, приводя себя в порядок, к отъезду.
Крикун прослышал, что следователь перед отъездом заглянул к директору, Крикун шел тоже к следователю.
Весь поселок, кажется, был сегодня пьян, и Крикуну, чистенькому и доброму в намерениях, неприятно глядеть на такое позорище при высоком районном начальстве. Он брезгливо сторонился пьяных. Но от Васьки Вахнина ему отвертеться не удалось.
- Ты куда, тезка? - спросил его Васька, печальный и впервые опустошенный. - Погоди! Давай пойдем вместе! - Он схватил его за руку. Да погоди ты! Я тебе про межмикрорайонный общественно-торговый центр, Вася, не буду толковать, ты не бойся! Я тебе про бригадира нашего... Ты Саню-то, поди, неплохо знал?
- Знал.
- Дрались мы сейчас за него... Ты погляди, о-оо-о! Шрам видишь на губе?
- Кто это тебе?
- Метляев Колька. В зубы, сволочь, бьет! А ему, - Васька снова стал самим собой, беззаботным весельчаком, - а я ему штаны новые располосовал! Как бритвой писанул!
- Дураки вы!
- Конечно, дураки.
- Иннокентий у вас там один что-то и тянет.
- С виду только, да и кажется это! Послушай, а ты же, говорят, в Нюшку-то солидно втюхался, а?
Крикун вытянул свою руку из цепкой подвыпившей тезкиной ладони.
- Иди, Вася, иди!
- Куда, Вася? Ну куда? Он-то, Саня, ушел. А мы с тобой уйдем? Нет, Вася, от себя не уйдешь... Никуда не уйдешь! Ты и уйдешь, а тебе будет что-то сниться, Саня будет сниться! Скажет: "И аллах с вами!" И будет в одиночку вкалывать. У всех нас он в глазах, Вася, стоит. Метляев-то меня не понял, я ведь только с точки зрения философии, - смысл-то жизни не заключается в том, чтобы "биться" в одиночку. Не понял Метляев, и - в зубы! Я - подхалим! Да мне самому... А-а, Вася! Опять же, если с Иннокентием не поедем, загнусь я, Вася, здесь. Алкашом, Вася, сделаюсь. А Славка, сын? Что я ему скажу? А ей я как докажу? Она в джинсы, и я тоже такие брюки куплю, как у Метляева. Оденусь, пройдусь по этому межмикрорайонному общественно-торговому центру...
- Не пройдешься ты, только грозишься.
- Доеду!
- Не доедешь! Доедешь до первой остановки, врежешься в ресторан, Вася... Да какой там ресторан - в забегаловку, где чернилом торгуют, и пиши - пропало!
- Плохо, тезка, ты рисуешь... Вот Саня по-другому рисовал! Он верил!
- И с Саней вы пили.
- Не по столько. Мы с Саней постепенно завязывали.
- Завязывали, завязывали и завязали хлопца!
- Беда наша общая... Не одного меня вини... Поглядел бы, как дубасились! - Засмеялся тут же: - Так свадьба-то скоро? Чего ты жмешься? Отвалил бы для начала. Ты же башлюгу гребешь лопатой...
- Послушай, парень, - сказал Мокрушин, когда Нюша пошла за вторым, женись ты на ней. Счастлив будешь... Ты заметь, как глядит-то она на тебя.
- Так это поначалу, - усмехнулся Акишиев.
- Нет, не скажи! Так баба глядеть просто не может... А та... Ты, брат, в той ошибешься...
Акишиев молча доедал первое.
- Чего молчишь-то? Чего ты ей должен? Слыхал нечаянно я твой разговор... Пустое! Ты той ничего не должен! А этой, возьми и отдай все.
- Нельзя тоже на несчастье строить счастье.
- Бесполезное говоришь. Не для Клавки это.
- Все равно - человек она.
- Ты, что же? Так на каждой женился?
- В том и беда, что не на каждой.
- Или ты в самом деле святой, или дурак. Гляди, счастье тебе само в руки просится.
- Может, ты и прав.
- Куда и прав! Бери ее! Молодую, в теле... Ты погляди внимательней! Она же для счастья и создана. Наливается, как румяное яблочко...
Нюша занесла второе. Радостная, весело спросила:
- А чего говорили и замолчали?
- Секретничаем, - хихикнул Мокрушин. - Про тебя секретничаем.
Молодой красивый лейтенант сидел у директора за столом и пил чай с черничным вареньем. Подворотничок у него был расстегнут, кобура с пистолетом сдвинута на бок - чтобы не стучала при поворотах, когда лейтенант обращался с разговором к хозяйке дома, которая сидела у лейтенанта почти за спиной.
Крикун постучал и зашел. Директор ему почему-то обрадовался.
- Вася, - сказал. - Проходи, Вася!
Не прошел, и не сел.
- Вы, товарищ лейтенант, всему верите, что Нюша вам наговорила? спросил с вызовом.
- А в чем дело? - Лейтенант отставил чашку, встал, застегивая воротник и поправляя кобуру.
- Дело-то в том, что наговаривает она на себя! Ничего у нее с ним не было. Не было, понимаете!
Все трое они переглядывались - лейтенант, директор и директорша.
- Я что хочу этим сказать? А заступиться за нее некому! Вы и валите все на нее!
- Кто же это, Вася, на нее валит? - усмехнулся директор.
- А вы и валите. Вы! - Он, наконец, присел. - А я даю вам слово, что Нюшу я защищу. Она чистая, и вы ее не троньте и мизинцем!
- А где ты был раньше? - грубо спросила директорша.
- Там, где и все! - Крикун не отвел взгляда.
Директор вздохнул:
- Мы все всегда чуть-чуть припаздываем, Вася.
Директорша иронически усмехнулась и, подойдя к Крикуну вплотную, зло спросила:
- Ты, Вася, всюду распространяешь, что она чистая и незапятнанная, мол, и не жила с Акишиевым, так? А мы и такие и сякие... Так?
- Вера! - крикнул директор.
- Что Вера? Вера, Вера! Я первая? Все мы гнались за ней, все! Вера, Вера! А ты, - она наступала на Крикуна, - что ты-то путаешься под ногами? Жених паршивый! Что же не уберег ее?
- Как не уберег?! Что с ней?! - Крикун теперь испуганно отступал от нее. - Как не уберег?
- У Ротовской травилась она, твоя чистая! - крикнула хрипло директорша. - Артистка из погорелого театра! Ах, ах, ах, мы такие оскорбленные!
- Вера! Вера-а-а!
Мокрушин взял ружье и сказал:
- Я, Сань, пойду побалуюсь. - После сытного обеда бородатый леший раздобрел и, уходя, им подмигнул загадочно. - Часиков через пяток ждите.
