«19 декабря 1989г.

Звонила Таня, дочь старшей маминой сестры. Из Москвы. Звала к себе на каникулы. А я не могу. Вернее – не хочу! Как я могу применять какую-то там Москву на Донской? Что Москва? Всего лишь столица СССР. А Донской? Всего лишь моя жизнь! И вот я – врушка: не могу сказать об этом, разве она поймёт? И обижать её не хочется, ну я и сбрехала. Какие-то там нехилые отговорки наплела. Совести – гадостно, а на душе радостно.

20 декабря.

На заседание библиотечной комиссии в школе не явилась, тьфу на меня. Не только учёба, но и общественная жизнь прахом пошла. Почти. Хорошо Макарыча в школе не было, хоть здесь врать не пришлось. А ещё ж студенты эти, помнишь, Дневник? Коля и Дима, что познакомились на остановке. Объявились, ага. Позвонили. Позвали гулять. Ну, пошли. Не брошу же я подругу. Ей Димка в пару достался, Алинка не против, он ей тоже больше понравился. А мы, значица, с Колькой сзади тащимся. Болтаемся как волчьи хвосты в проруби, друг другу ненужные. Ну, мне он – понятно почему, а я ему: Коля этот на Алинку запал, я же не слепая, сразу заметила.

И тут он за руку меня берёт! Видал-миндал?! Сам на Алину пялится, а меня – за ручку хватает. Как это называется, я вас спрашиваю? Орёл, блин! Я уворачивалась, ещё чего не хватало, снежками закидывала, и вообще вела себя как дурочка из переулочка, мол, я-не я, только из детсада, о чём вы. Ну, а так – нормалёк погуляли. Трепались. Оказывается Коля тоже в прошлом году был в Ленинграде, как и я. Нашли общую тему и руку мою оставил в покое. Завтра наберут с трёх до пяти. Теперь нам, как Штирлицам, сидеть на квартире-явке и ждать звонка. Не хватает только пароля.

21 декабря.

Не смогла отговорить Алинку от поездки в общагу к студентам.  Она поехала выяснять, чё случилось, почему не звонили. И всё такое. Почти поругались с ней. Я говорю – за каким чёртом? Не хотят, не надо. Твёрдо сказала – не поеду. Навязываться, щас!

23-00.

Ну, чё я говорила? Телефон затренькал в восемь. Коля. Ля-ля-три нуля, пары, не сможем сегодня. А мне-то чего? Сказала, ну и не надо. Алина сидит, глазищами палит меня, на ногу наступает, я спохватилась. А когда можете? Коля – завтра вечером, в кино пойдём. Пришлось согласиться. А он – ну и ладушки, целую. Нет, каков фрукт? А я каков фрукт? Ведь если честно, позлорадствовала над Алинкой, что в кои-то веки оказалась я права. Хорошо, что она всё-таки не ездила!

22 декабря.

Ходили. Если честно, даже не помню, чё за фильм. И почему я не скажу, что у меня есть парень? Что все эти Колины «ладушки» и «целую» мне абсолютно ни к чему! Правда, он и не спрашивал ни о чём, и не предлагал, но как-то не по себе от двусмысленной ситуации. И самое гадкое – я совру, если скажу, что мне это не нравится. В итоге я молчу, как партизан на допросе. А сегодня даже позволила взять себя за руку. Чисто из эксперимента – почувствую что-нибудь? Ни фига! Сердце как билось, так и билось, ровно и спокойно, только противно стало от самой себя. Коля, прости! Больше никаких опытов! И вообще, тебе же Алинка нравится. Тогда к чему весь этот «белый лебедь, белый пух, не влюбляйтесь сразу в двух»?

23 декабря.

Вчера последний день учились. С завтрашнего дня консультации. По химии в четверти – тройбан. Я было расстроилась, папа сказал, что три – оценка государственная, и нечего тут сопли распускать. А я чё? А я – и рада сразу не распускать. Алинка ночевала у нас. Болтали до часу ночи. Пока соседка не стала в стенку стучать. Блин, ну и слышимость у нас в домах! Мы еле угомонились. Алина считает себя влюбчивой. А я? Папа сказал однажды, что женщина – это такое уравнение, которое может иметь несколько решений, противоречащих друг другу. И поди теперь, разберись! О студентах тоже шептались. Больше не встречались с ними. Коля звонил – опять двадцать пять – они не могут, сессия начинается, то, сё. А я ему – ну, и ладушки, пока. Трубку положила. Обалдела и я, и Алинка, да и хлопец, стопудово.

Ещё решила после праздников Игорю в Каунас написать, о том, я встречаюсь с парнем. Мы вроде просто друзья по переписке, и ждать из армии его я не нанималась, и вообще, но чувствую, что надо сообщить. Так честнее. Перед всеми и перед собой в первую очередь.

24 декабря.

Я сейчас столько думаю, кошмар! О любви, конечно, о судьбе, о счастье, о стране нашей. Судьба страны – как судьба человека, не кажется тебе, Дневник? Есть счастливые судьбы, лёгкие, а есть тяжёлые. По-моему, России та ещё судьбинушка досталась. Один Сталин чего стоит. Тут на днях вспоминали по истории. День рождения его было. И хоть говорят, «каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает», но с вождём, по-моему, перебор.

25 декабря.

Алгебру писали. Вроде ответы сошлись со всеми. Ой, да лишь бы не двояк! Тут надо  физику учить, и костюмы делать. Когда в деревне были, Алинка предложила устроить бал-маскарад. Пацаны начали ржать, а давайте. Мы, мол, снежинками будем! Ну, подруга и решила их на слове подловить. Прикинь, Дневник, вот пена будет! Снежинки! Я валяюсь!

27 декабря.

По алгебре – 4, фух. Папка расщедрился, банку с соком манго выделил. Где он её раздобыл, не знаю. Никогда такого дива дивного не видела, и не пробовала. Так что не с пустыми руками поеду в Донской. Приходил Сушков, к физике готовиться. Умора! Два билета выучили, первый и тринадцатый, и чаи гоняли и Цоя слушали. Как сдавать в таких условиях?

28 декабря.

Офигеть, Дневник!!! Сдали, на 5!!! Считай, я уже учусь в школе при РИИЖТе. Я до сих пор в отпаде, вот это везуха! Пришли с Сушковым в обмороке на экзамен. Я пошла первой, чего тянуть кота за хвост. Тяну билет – 13. Чуть не подпрыгнула на радостях. Заходит Сашка, берёт билет. Пальцем показывает – первый! Кому рассказать – не поверят. А больше всех – физичка, она-то нас знает.

30 декабря.

Всё, завтра Новый год. Принесёт ли он счастье? Вот – 31 декабря. Любого года, какой ни возьми. Разве отличаются, скажем 31 декабря 1909 года от 31 декабря 1979? Понятно, что мода не та, люди, да и страна уже не те, но хлопоты? Ощущение праздника, предвкушение волшебства? Всё те же! Что бы ни происходило с миром, атмосфера чуда – всегда. Украшенные витрины, разноцветные гирлянды, ароматы хвои и мандаринов, надежды на лучшую жизнь – не меняются из года в год…».

– Ты спишь, что ли? Приехали! – пихнула меня в бок Алинка.

А потом был петух. Точнее, его тушка. Рубить не пришлось, а вот щипать отправили. Нас с тобой, на веранду.

– Маленькой  ёлочке холодно зимой.

Из лесу ёлочку взяли мы домой, – ты улыбался и  фальшивил, – бусы развесили, стали в хоровод…

– Весело, весело встретим новый год, – подхватила я, подула на пальцы – стыли. Но мы отчаянно продолжали.

– Надо бы согреться.

– Как? – я – сама невинность, ресничками хлоп-хлоп, а мысли поперёд батьки в пекло лезут, да и чувства – туда же.

– Очень просто! – зачерпнул горсть перьев и подбросил вверх над моей головой. – Новогодний салют, проше пани!

Рыжие мокрые хлопья осели на волосах, щеках, на носу.

– Ах, так! – вскочила. А я-то подумала, а я-то ждала! И двумя руками в тазик – на тебе! – Получи, фашист, гранату!

Не прошло пяти секунд, полетели клочки по закоулочкам. В воздухе – пух-перья, петух благополучно забыт: лежал сиротливо в тазике, синими лапами наружу. Баталия переместилась во двор, в ход пошло запрещённое оружие – снег запазуху и, наконец, поцелуи.

Ах, как я ждала новогоднюю ночь! Мечтала: обязательно случится «это». Что-нибудь из разряда запретного, из взрослой жизни. И я знала – ты тоже ждал. В каждом взгляде, в слове, в прикосновении – еле сдерживаемые нетерпение, эмоции, огонь. Сестра почувствовала неладное. Улучила минутку, выловила меня в коридоре:

– Поклянись, что не натворишь глупостей! Или, честное слово, больше никаких компаний и свиданий.