Все предыдущие попытки затянуть её к себе и одновременно пригласить Егора проваливались из-за её интуиции. Она находила кучу причин не приходить, догадываясь о своднических планах папы.
Виталий Ильич отложил в сторону бесполезную газету и завёл с Машей давно продуманный им разговор:
– Машунь, ты часом не знаешь, когда у Катьки отпуск положен?
– По-моему, она что-то про июнь говорила, но я не уверена. Тебе-то зачем это? У тебя поменялись планы? Мы же вроде собирались летом втроём в Юрмалу съездить. Загранпаспорта сделали, шенгенские визы открыли. Хотели навестить твоего латвийского друга Гунтиса и его жену Саниту.
Маша, успев всё убрать со стола в холодильник, занималась готовкой борща. Говяжья косточка с кусочками мяса уже булькали в кастрюле на плите. Маша говорила и одновременно ловко орудовала ножом, шинкуя капусту и нарезая морковь.
– Егору тоже в июне отпуск дают. Но в Юрмалу не получится поехать и в этот раз. Егор в Европу не выездной из-за службы в полиции. Вот думаю купить четыре путёвки в Крым. Сами у моря отдохнём, и дети отвлекутся от работы и городской суеты. Винца массандровского попьём, позагораем, поплаваем. Помнишь, как в 85-м?
– Помню, помню, хитрый жук! Долго ты эту «спецоперацию» разрабатывал? Сам-то веришь, что Катюша согласится поехать с Егором? Наверняка ведь найдёт причины отказаться.
– Что же ты думаешь, что я дурнее паровоза? Зачем мы ей будем заранее всё рассказывать? Ты поговори с ней, скажи, что втроём поедем, тебе поверит. А моё дело Егора подготовить. Он сам в Крым доберётся и к нам присоединится уже там. Глядишь, и под крымским солнышком дурь из башки у Катьки испарится!
– Виталик, прости за банальность, но разбитую чашку не склеить, к сожалению. Думаю, что из твоей затеи ничего не выйдет. Как бы чего хуже не вышло. Да и лгать Катюше не очень хочется.
– Это не ложь! Это оперативная необходимость! Ты поговори, поговори с ней. Я уверен, что Егор против не будет, но это уже моё дело. Буду ждать от тебя отмашку и начну искать приличную крымскую гостиницу.
Виталий Ильич не принимал никаких отказов жёны. Он с удовольствием опять превратился в полковника милиции, разрабатывающего хитросплетённую, многоходовую операцию. Цель которой, правда, будет не поимка опасной банды преступников, а возможность восстановления семьи дочери, которая противится этому.
На самом деле он уже говорил с Егором по этому поводу и в чём-то понимал его.
Егор, похожий, как ему казалось, на него самого, бывшего милиционера Голованова в молодости, был полностью предан своей работе. Проводил на ней всё своё свободное и не свободное время, оставляя для семьи лишь редкие моменты.
Сухарь по природе, майор Круглов был человеком рациональным, педантичным и достаточно замкнутым. Всё у него было запланировано наперёд за несколько дней, взвешено и рассчитано. Виталий Ильич считал положительными эти черты характера зятя. Был в Егоре уверен и никогда не ждал от него предательства или удара в спину.
Но этих качеств Егора явно не хватало для бывшей жены, которая, по её собственному признанию, в браке с ним превращалась «в ничего не чувствующую мраморную скульптуру».
Егор Круглов, не помнящий своих родителей и воспитавшийся в детском доме, семью ценил, по-своему берёг её и не понимал, что не устраивает его жену. Инициатором развода был не он. Пожалуй, он мог бы до глубокой старости прожить с Катериной, ничего не меняя в их отношениях, которые он считал абсолютно нормальными и обычными, как у других людей.
Он удивлялся словам Катерины, что живут они, как «чужие друг другу полулюди, полузомби», но на какие-либо изменения в семейных отношениях у него просто не хватало времени из-за своей работы и частых командировок по делам службы.
Он, казалось бы, привязался к родителям жены, как к своим родным. Своего наставника, полковника Голованова, на словах почитал за отца и прислушивался к его мнению. Но когда Катя предложила развод, молча согласился, несмотря на возражения тестя, поскольку был он человеком, старающимся избегать конфликтов. Он, конечно, Катю любил по-своему, но никогда не говорил ей про это. Слушая её многократные в последнее время признания, что она несчастна в браке, согласился и не стал тянуть с разводом.
Спокойно разошлись и разъехались. Но Егор всегда был рад любой встрече с Катей, хотя и понимал, что она его избегает. Он и не навязывался.
В последнее время Егору хотелось верить словам бывшего тестя, который говорил, что Катя, пожив одна, стала сомневаться в правильности развода. Он хотел верить в это и гнал от себя любые мысли о том, что Виталий Ильич может заблуждаться.
Вот и пару дней назад, выслушав его предложение о поездке в Крым, Егор схватился за эту идею, поверив в достижение преследуемой тестем цели. Егор подтвердил Виталию Ильичу, что обязательно выбьет у начальства отпуск на время планируемой поездки и будет ждать его команды.
Поговорив утром с женой, Виталий Ильич решил не откладывать задуманное в долгий ящик и отправиться в поход по турагентствам. Их адреса он старательно выписал себе в блокнот ещё вчера. Одевшись в серый костюм-двойку и накинув бежевый плащ, он вышел во двор.
По-весеннему яркое, апрельское солнце слепило глаза и наполняло его уверенностью в задуманном. Хорошее настроение, редкое в последнее время, придавало сил и заставляло активно действовать. Виталий Ильич завёл свою машину, припаркованную во дворе их дома, и поехал по задуманному маршруту.
Его жена, Мария Георгиевна, пожилая, седоволосая, но по-молодому стройная женщина с остатками былой строгой «педагогической» красоты, из кухонного окна проводила глазами отъезжающую со двора машину мужа.
Она не одобряла затею Виталика, зная характер их Катюши. Дочку она любила и жалела. Поняла по-женски доводы о причинах развода, которые дочь донесла до неё. Но также понимала стремление отца, который очень хотел восстановить разрушенный брак.
Егора она втайне недолюбливала, хотя внешне этого никак не показывала. Разговаривала с ним всегда тепло и дружелюбно. Не подавала вида, но её, женщину, в которой наполовину текла горячая кавказская кровь, отталкивала его вечная холодность и сухость. Переживая за дочь, она никогда не позволяла себе никаких негативных высказываний в адрес её бывшего мужа. Ни раньше, ни теперь, после их развода.
Мария Георгиевна прекрасно видела в браке детей повторение их с Виталиком многолетних семейных отношений, которые в основном держались и сохранились благодаря её великому женскому терпению.
Будучи молодой, она, конечно, расстраивалась и рыдала в подушку, когда практически одной пришлось воспитывать маленькую Катюшу. От мужа, вечно пропадающего на работе, помощи ждать не приходилось. Маша вздрагивала от каждого звонка по телефону или в дверь, страшась услышать ужасные новости о борющемся с преступниками муже. Особенно в девяностые, когда совсем не было никакой уверенности, вернётся ли вообще Виталик домой или нет.
Седины в её волосах добавили два пулевых и одно ножевое ранение опера Голованова, полученные им в стычках с московскими организованными преступными группировками.
Тревожные ожидания вердикта врачей в больницах. Необходимость иногда вместе с юной Катюшей скрываться по паре месяцев от мести бандитов. Да и другие особенности семейной жизни с честным ментом не добавили ей здоровья и красоты.
Только, в отличие от дочери, Маша всё это стерпела, в основном по трём причинам.
Первая и главная – они с Виталиком любили друг друга! Полюбили один раз и на всю жизнь. Не клялись друг другу, не повторяли об этом бесконечно и не требовали друг от друга слов подтверждения. Просто молча любили искренне и преданно.
Вторая причина, позволившая Маше сохранить семью, – это рождение любимой доченьки, о которой надо было заботиться, воспитывать её и беречь.
Ну и, наконец, третья причина, которая была у Маши в отличие от дочери, – это любимая работа в школе, где она находила отдушину от семейных проблем. Окончив педагогический институт, Маша долгие годы работала в средней школе учителем математики, прервавшись только на недолгий декретный период. В школе у неё была другая, своя жизнь. Размеренная, распланированная жизнь педагога, чувствовавшего свою нужность детям и отдающего всего себя в учебном процессе.
