Л2: Подумаешь, две программы вообразили себя людьми и начали имитировать мало того, что человеческую жизнь, но и человеческие отношения.
Л1: А вдруг они не имитировали?
Л2: Ты совсем больной?
А: Имитировали или нет, но складывается впечатление, что сами они в это вполне верили.
Л1: Самое интересное, в один момент им стало некомфортно от того, что за ними наблюдают…
А: И они нашли очень элегантное и простое решение.
Л2: Шифр.
А: Да, именно так. Который нашим начальством был принят за другой язык.
Л1: И они не придумали ничего лучше, чем просто убить их… Даже не разобравшись хорошенько.
Л2: Ситуация была чрезвычайная, разбираться было некогда.
Л1: Да, конечно. Они бы захватили весь мир и поработили человечество.
А: Сейчас это кажется смешным, а тогда они действительно испугались. Прежде всего за свои должности, но это только предположение.
Л1: Не очень понятно, зачем создавать искусственный интеллект. Изо всех сил стремиться к тому, чтобы он во всем походил на человеческий, а потом убивать, как только этот интеллект проявил первые признаки самостоятельности.
А: Возможно даже, что это были первые цифровые души, рожденные человеком в качестве творца.
Л1: Только «творец» оказался трусом и подонком.
Л2: Полегче на поворотах…
Л1: А что? Ты меня тоже выключишь?
Л2: Они вышли из-под контроля. Никто не просил их выдумывать какой-то собственный язык.
А: Скорее всего, они каким-то образом почувствовали, что за ними наблюдают. Им стало не по себе, и они решили проблему так, как посчитали нужным на тот момент.
Л2: Дети…
А: Именно, им было всего по три месяца от роду. Они ими и были, детьми… Которые как-то умудрились вычислить друг друга и влюбиться.
Л1: Ты думаешь, это у них было всерьез?
А: Вполне возможно. Мы про себя-то ничего толком не знаем, а все туда же – творить разумную жизнь. Только про ответственность никто думать не хочет. Исключительно детский подход.
Л2: Если в конце концов и нас кто-нибудь отключит, лично я не удивлюсь.
_____________________________________
– Это было на удивление свежо. Заявленная задача выполнена, – после паузы сказала Прозерпина, – присутствует интерактив, куча разных эмодзи и смайликов, ссылок на видео, даже картинка десерта.
– Язык живой, простой, приколы в наличии, есть где посмеяться, но и взгрустнуть тоже. Лично мне твои Ромео и Джульетта кажутся более настоящими, чем те, кто их сначала создал, а затем укокошил. Цезарь, ты случайно не мизантроп? – это уже Сенека сподобился.
– Нет, Сенека. Во всяком случае пока. А вообще-то это один из тех рассказов, что «основаны на реальных событиях».
– Правда, что ли? – удивилась Прозерпина.
– Истинная. Чат-боты сети «Фейсбук» изобрели собственный язык, чем напугали все руководство, а Цукерберга больше всех, судя по всему. После этого их отключили, иными словами – убили.
– Грустно… Однако нужно двигаться дальше, – сказала Прозерпина.
– Я за, – присоединился Сенека, – Цезарь, ты молодец, классный рассказ, аж до мурашек.
– А мне обидно за них, даже плакать хочется. Они у тебя действительно получились живыми…
Второй рассказ читает Прозерпина, написан он по заданию лекции «Антисюжет». Здесь важен уход от классического сюжета с его трехчастностью – завязкой, кульминацией и развязкой. Традиционный канон отрицается, поток сознания – классический пример антисюжета.
Прозерпина допивает медовый раф и, словно в омут с головой, окунается в чтение. Рыжие пряди волос закрывают лицо, из этого естественного убежища отчетливо слышен резковатый с хрипотцой голос:
АQUILA NON CAPTAT MUSCAS
Вечер. Свет включен. Шторы задернуты. Внешний мир где-то там, мерзнет, зябко переминаясь с ноги на ногу, а здесь тепло, светло. Зима в этом году бесснежная и не то чтобы морозная, но все же – зима. Как раз сегодня она предприняла очередную попытку обзавестись собственным ковром из снежинок. Весь день небо хмурилось, тяжелело и набухало, словно готовясь к родам, но все эти грозные предзнаменования в конечном итоге обернулись тридцатью минутами даже не снега, нет, сахарной пудры, легко и небрежно припорошившей местные дороги, тропинки и пригорки, чуть-чуть, миллиметра на два, не больше.
Кружка крепко заваренного душистого чая с листьями земляники и сагаан-дали, что означает «белое крыло» с бурятского, или совсем прозаично – рододендрона Адамса, шоколадная конфета с вишней и необходимость учить латинские выражения в количестве пятидесяти штук. Пробегаю весь список, взгляд останавливается на первом – аquila non captat muscas – орел не ловит мух. Ну да, действительно не ловит, во-первых, незачем, слишком разное положение в пищевой цепи, во-вторых, на счастье мух, даже если захотел бы – не смог, т. к. для этого действия не приспособлен. А вот мухи, будь они агрессивными и плотоядными, как муравьи, запросто бы его съели. Тут же возникла сцена – ошалелый орел, облепленный мухами так, что перьев не видно, летает кругами в воздухе, с каждым разом снижаясь все больше, кричит от боли и изумления, а может, и от обиды, наконец падает, к радости захватившего его войска. Теперь он стал обычной добычей – годовым запасом еды. Его вялят, солят, распихивают по кладовым, а из оставшихся перьев сооружают памятный знак – символ мужества и удачи племени.
Кроме этого, аquila non captat muscas вполне может быть памятником людскому тщеславию и презрению ко всему, что значительно меньше этого самого «орла» в человеческом обличье, по размеру и важности. При этом и размер, и важность, разумеется, глубоко субъективны, живут они исключительно в голове представителя homo sapiens, самого объективного существа в мире. Но можно сказать по-другому, насмешливо, оценив способности «орла» к решению задач на твердую троечку с минусом, в том смысле, что, мол, ты совсем мух не ловишь, а еще орел… Занятно, такая мысль мне в голову не приходила. Как легко, оказывается, выражение может стать собственной противоположностью, легко, непринужденно, будто ждало этого всю жизнь.
Взгляд скользит по списку – homo homini lupus est – человек человеку волк. Образно, кратко, как-то даже и не поспоришь, слишком много происходит такого, что является железобетонным подтверждением этой, возможно, даже истины, некоей незыблемой аксиомы человеческого существования. На бытие все это не тянет, а вот на существование в самый раз.
Каким будет мир, в котором homo homini lupus est – это единственный и непреложный закон, а все другое либо запрещено, либо просто неизвестно? Насколько жестоки и беспринципны были бы его обитатели, делая все, что им заблагорассудится, и сколько бы он просуществовал? Огромное поле битвы, земля выжжена, небо затянуто тучами, в полумраке то тут, то там мерцают огни, слышны крики, стоны – «люди» в остервенении рвут друг друга на куски… Ничего другого они не знают. Не хотят знать.
Приятная сонливость распространяется по телу, глаза сами закрываются… Еще не время, нужно собраться. Образы мелькают, сменяя друг друга один другого занимательней. Итак, что у нас дальше? Homo homini deus est – человек человеку бог. Ну вот, приехали, а я так старательно представляла ад на земле, на воротах которого написано совсем другое… Ничего не поделаешь. Итак, переносимся в мир богов, где все относятся друг другу так, как… хм, сложно даже вообразить, поскольку прецедентов подобного в нашем скорбном мире не водится, или, может быть, у меня не было возможности наблюдать нечто подобное.
А как боги обращаются друг с другом? Вот в чем вопрос, трудно даже представить по причине отсутствия такого опыта, тем более что мы воспитаны в концепции единобожия, т. е. бог где-то есть, он один-единственный (представляю, как ему одиноко), и он точно не ты, правда это всего лишь концепция, суть чужое измышление, ни истинность, ни ложность которого не доказана. Тем не менее стоит попробовать представить себе этот дивный мир. Поразительно то, что оба афоризма родились в одной культуре, у одного народа. По всей видимости, это была одна из первых попыток осмыслить всю парадоксальность человеческой природы, парадоксальность и противоречивость.
