Поэтому, положа руку на сердце, окончательному решению дочери уехать в Дивноморск Татьяна Владимировна не удивилась.

Но был еще один человек, который страстно не желал отъезда Пчелинцевой. Это был Андрей Корольков.

С Корольковым Женю связывала отчасти учеба – Андрей был на два курса старше, и познакомились они на факультете. И еще их связывали достаточно длительные близкие отношения, которые к моменту принятия судьбоносного решения практически сошли на нет. И Женя отчетливо это понимала, и сам Корольков. Только последний, с одной стороны, не хотел с этим мириться, а с другой – не предпринимал никаких усилий, чтобы реанимировать их. Такая позиция бесила Женю.

Раз в неделю они встречались попить кофе, и каждый раз Корольков обвинял Пчелинцеву в том, что она разрушила их отношения.

– Ты сама все устроила, ты все время врешь, что занята, а на деле то с подругами, то какой-то ерундой занимаешься… – начинал привычный разговор Корольков.

Поначалу Женя очень обижалась и принималась совершенно серьезно доказывать, что виноват как раз он, Корольков. Это он менял планы, не считаясь с ее учебой, работой, заботой о родителях и имеющимся у нее свободным временем. Корольков как бы слушал ее, но не слышал. Теперь они ссорились не из-за того, что кто-то предпочитает заниматься своими делами, а потому, что они не могут друг с другом разговаривать. И однажды Женя спокойно согласилась:

– Да, мне важнее мои дела, чем встречи с тобой. Ты совершенно прав.

Корольков опешил и следующие три недели усиленно оказывал Жене знаки внимания, ни разу не опоздал и не нарушил своих обещаний. Но было поздно – Женя стала равнодушной и к вниманию, и к невниманию. Они продолжали общаться, пикируясь, как и целуясь, скорее по привычке. Но никто не ожидал, что Корольков ТАК воспримет известие о ее отъезде. Когда Пчелинцева объявила о своем решении и показала билеты, в доме Королькова были разбиты два стакана и пепельница. Женя сделала круглые глаза, потом прислушалась к тому, что язвительно шипел бывший любовник, и ушла, громко хлопнув дверью. Позже Корольков звонил и извинялся, потом ждал ее у работы и тоже просил прощения, даже говорил что-то о любви, но Женя твердо сказала:

– Все. Решено, я уезжаю в Дивноморск работать. Это сейчас главное для меня. И потом, я не могу подвести людей, которые на меня рассчитывают.

– О да, людей ты не можешь подвести. Зато вот так со мной поступить…

– Да как?! – не выдержала Женя. – У нас нет отношений! Давно. Мы живем по-разному и даже не согласовываем наше существование! Как ты можешь на что-то обижаться или чего-то требовать от меня!

– Какая же ты дура! – с пафосом произнес Корольков.

– Непроходимая, – подтвердила Пчелинцева, имея в виду совершенно иное, чем разъяренный Андрей.

Расстались они тихо.

Недели на сборы хватило. Татьяна Владимировна вдруг спохватилась, оценила ситуацию и страшно заволновалась – дочери предстояло жить одной, своим хозяйством. И если за нравственный облик Жени мама не волновалась – воспитание было прочным, то вот о полноценных обедах, горячем супе и теплой шапке на голове явно стоило побеспокоиться.

– Я тебе положу кастрюльку, маленькую, синюю. И еще нож хороший. И возьми шапку меховую. Там сильные ветры.

Женя слушала, и ей хватило ума не спорить – она понимала, что это самое малое, что она может сейчас сделать для обеспокоенных родителей. Пчелинцева послушно положила шапку, кастрюльку, ножи и даже собственноручно собранную мамой аптечку.

– Ты не переживай, я буду писать, и с видеосвязью теперь нет никаких проблем. Можно считать, что и не уезжала. Потом вы ко мне в гости сможете приехать. Чем плохо – отдохнете от Москвы. А жить я буду в нормальной квартире. Ее оплачивает работодатель. Они в плохом месте не поселят меня. Адрес сразу же сообщу!

Татьяна Владимировна кивала, но чувствовалось, что беспокойство не покидает ее. На вокзале вдруг покраснел лицом Илья Петрович:

– Женя, веди там себя правильно. Красивая девушка должна быть строгой.

– Папа, я тебя поняла, не волнуйся.

Женя не стала отцу напоминать, что она с третьего курса встречается с Андреем Корольковым и можно было давно догадаться о совсем не платонических отношениях между ними.

На вокзал поехали все втроем, хотя Жене хотелось в этот момент быть одной. Во-первых, жалко было переживающих родителей, во-вторых, родственная суета нет-нет да и напомнит о сомнениях, которые все же были спрятаны в душе.

– Ты смотри, поезд в Париж идет! – сказал Илья Петрович, указывая на соседний перрон.

– А здорово сесть и покатить через все страны, глядя в окно, – вздохнула Татьяна Владимировна.

– Родители, заработаю денег, первым делом отправлю вас в хорошее путешествие. Хватит вам в Турцию мотаться, надо и остальной мир посмотреть, – сказала Женя.

– Не волнуйся, успеется. – Мама как-то так вздохнула, и Женя испугалась, что она сейчас заплачет. И в этот момент он увидела Суржикова. Вадим Леонидович, кого-то выискивая, шел быстрым шагом вдоль по перрону. «Что он здесь делает?!» – изумилась про себя Женя и вдруг вспомнила, что сама ему рассказала про билеты и точную дату отъезда.

– Пчелинцева! – Суржиков заметил ее и подошел. – Я думал, не успею вас проводить.

Женя краем глаза увидела, как изменились в лице родители.

– Мама, папа, познакомьтесь! Это мой преподаватель, профессор нашего университета, Вадим Леонидович.

– Очень приятно, – улыбнулась мать, – я – Татьяна Владимировна.

– А я отец этой барышни, меня зовут Илья Петрович. – Отец подал руку Суржикову.

– Очень приятно, – отвечал тот, и на лице его появилась растерянность. Женя кинулась спасать положение:

– Вадим Леонидович, вы не беспокойтесь, я все поняла. Буду внимательна. Если понадобится ваш совет, можно ли позвонить?..

Суржиков как-то оторопело взглянул на нее и ответил:

– Да, разумеется, я вот это и хотел вам сказать…

– Дочка, мы пойдем! – Мать сделала шаг вперед. – Вы извините, нам надо ехать.

– Да, Евгения, береги себя! Пиши и звони! – Отец солидно поклонился Суржикову, и родители ушли.

– Я вам помешал? – Суржиков виновато посмотрел на Пчелинцеву.

– Что вы! Мы уже все другу другу сказали! Попрощались. И потом, даже лучше, что они ушли. Переживают, а как увидят, что поезд уходит, так еще больше расстроятся.

– Я не хотел… Я, собственно, был неподалеку, тут же есть гуманитарный университет, там мой выпускник… Одним словом, вспомнил, что вы сегодня уезжаете. Смотрю, успею еще. Вроде я вас в эту авантюру втравил…

– Какая же это авантюра! Это отличное предложение, – горячо сказала Женя, – и я благодарна вам. И не беспокойтесь, я вас не подведу. Понимаю, вы меня рекомендовали.

Ответить Суржиков не успел, потому что рядом с Женей выросла длинная фигура.

– Ты еще не уехала? – спросила фигура у Жени так, словно Суржикова рядом и вовсе не было.

– Как видишь, Андрюша, – рассмеялась Женя и добавила, обращаясь к Вадиму Леонидовичу: – знакомьтесь, Андрей Корольков, мой друг.

– Очень приятно. Вадим Леонидович. Но мы, кажется, встречались? – наклонил голову Суржиков.

Корольков молча посмотрел на него, Пчелинцева чуть было не хихикнула вслух. Ситуация все больше походила на водевиль. И точно так же, как несколько минут назад спешно удалились родители, теперь засобирался Суржиков.

– Евгения Ильинична, если будут какие-то проблемы, пожалуйста, сразу связывайтесь со мной. С нами… – Вадим Леонидович поперхнулся, – с кафедрой. Вам любой поможет!

– Конечно, обязательно свяжусь. Если что… – заверила его Женя.

Когда Суржиков удалился, Корольков буркнул:

– Вот я всегда говорил, что у нас на факультете клоуны преподают!

– Брось! Суржиков самый классный преподаватель в универе. Да и известен он не только у нас. Вон, его в Канаду приглашали читать лекции.

– Что ж не поехал?

– Ну, откуда я знаю, – пожала плечами Женя.