Заплываю далеко-далеко, ложусь на спину, и пусть вода меня качает, как колыбель. Небо над головой – бездна без дна. Как и море подо мной. Ощущение необъятной пустоты, как начала начал.
«Я словно пытаюсь достичь горизонта, зная, что это невозможно, но я уже в пути, не повернуть обратно. А пока человек в пути, у него есть надежда».
В мои ранние приезды здесь дул мистраль, пронизывающий насквозь и людей, и стены, и мальтийцы рассказывали, что на восточном побережье дома строят под углом к морю. Часто потом мне казалось, что я слышу-чувствую этот ветер в других городах и странах, за километры от острова, сначала тихим и далеким, потом нестерпимо громким, близким, резко тоскливым, обжигающе ледяным и, значит, пора было возвращаться.
Вечерами в Сан-Джулиане безветренно и до странности тихо. Сегодняшние студенты, стайками слетающиеся в Пачевиль со всего острова, как гномы, уходят под землю: танцуют в закрытых ночных клубах. А мы танцевали прямо на улочках и набережных, под бездонным куполом неба. Я тогда открыла для себя, что ковш Большой медведицы на другом боку Земли перевёрнут. Звезд на острове теперь не видно: полная иллюминация или световой шум, как везде в мире.
Вспомнилось, как с Дианкой взлетали в Пачевиль из Буджиббы. Попутки – джипы с открытым верхом – так и назывались «лифтом» (U need a lift?).
«Do U want sex on the beach?» – напали на нас в первом же клубе. Мы сбежали. В другом – та же история. Ночные бабочки, блин! И где они beach отыскали, одни камни вокруг? Мимо, помню, провентилировала девица в кожаных «стрингах», вот кому точно нужен был секс на пляже. А мы – обычные студентки: шорты, майка, даже не накрашены. Решили, пойдем лучше в тихий бар, просочимся незаметно к стойке, хлопнем по паре «чисков» (мальтийское пиво Cisk)… Бар был маленьким, денег на промоутеров, понятное дело, нет. Надпись на куске картона при входе гласила: «Welcome drink – cocktail "Sex on the Beach"».
…Сидим с мужем в том же баре, пью «Sex on the Beach», улыбаюсь, вспоминая. Теперь это бар футбольных болельщиков, а я и в Москве уже не шарахаюсь от нападающих, просто игнорирую, научилась проходить мимо людей, как призрак сквозь стены. Сначала страх превращается в брезгливость, затем в пренебрежение, а с годами и мизантропия разрастается, как моя мальтийская трава на окне.
Напротив – рыжая женщина, похожая на стареющую луну с кратерами, но с татуировкой бабочки на животе (некрасивое тело тату украшать не станут). Экономия средств: в молодости делаешь маленькую капустницу на животе, а с возрастом она вырастает в махаона вместе с твоим животом и даже крыльями начинает махать в такт жировым складкам. Я смотрю на стайки студентов, бабочка рыжей – на меня; мы – звенья цепочки вечности, частицы «ночей жимолости и глины»1 Борхеса.
Может, поэтому в Джагантию мы тогда так и не поехали. Повзрослевшие дети связь времен ощущают солнечным сплетением, и необязательно бродить по руинам мегалитов, которые, по легенде, строили некогда заселявшие остров великаны.
«Я изменился, камни нет», — шутит муж.
Интересный факт вычитала о мальтийских камнях на расписании автобусов:
«Фермеры ставили разные по размеру и форме камни друг на друга, чтобы дождевая вода, затекая в проёмы, шлифовала их прямо в ограде садов-огородов. В XV веке, когда Мальтой стал управлять рыцарский орден, в строительстве такой метод заменили готовые Венецианские камни. И только сегодня всё вернулось на круги своя».
Странно, Мальту считают самым солнечным островом на планете, 365 дней в году – солнце. Откуда взяться дождю? Климат меняется, сегодня она – желто-белые камни, а когда-то была кедровыми рощами.
Мдина – мальтийский сад камней и древняя столица острова. Сонный город молчания. По-кошачьи осторожно ступаешь по изогнутым улочкам, и не понимаешь – чувствуешь каждой клеткой: тишина всемогуща. Сила – в молчании, слова ее отбирают. Тихий мир, он всегда улыбается, как древнее божество.
А современная столица Мальты – Валетта. Здесь Новый год с августа до глубокой осени, так называют Фесту, местный праздник в честь святых покровителей мальтийских городов. У каждого города – свой святой, поэтому и празднование прокатывается по городам в разные дни. Утром все горожане собираются на молитву, после похода в церковь украшают город цветами, а к вечеру повсеместно в окнах домов зажигают свечи и устраивают праздничный фейерверк на площадях. Салюты и пушечные залпы над крепостными стенами знаменуют переход из лета в осень, словно подводят черту уже почти прошлому году. Святых покровителей имеет не только каждый город, но и каждый дом. Бродя вечерними узкими улочками Валетты, чувствуешь себя под крылом всех ангелов и святых вместе взятых, склонившихся над твоей головой с торцов домов. Протяни руку – и прикоснешься к чуду.
Если не растаешь в раскаленном мареве циклона из пустынь Туниса. Добрести бы до ресторанчика с ледяным ведёрком мидий…
С сомнением глядя на мой живот (ёмкость явно была меньше ведёрка), официант спросил: точно, big portion? Еле осилила. Подарили открытку кафе в знак уважения. Жаль, махаона или даже капустницы у меня нет, некому крыльями будет махать в старости.
На открытке за вторым столиком кафе я и сижу заранее нарисованная, будто ждали. Еще одна маленькая вечность. А мидии пахнут морем.
Синее-синее море… Остов обвалившейся арки: рухнула в 2017 году…
Только возвращаясь ночью на пароме с острова Гозо, поняла, что Azur Window (окно в море) в Двейре – моя Триумфальная арка.
Место, где Андрей Кончаловский снимал прохождение корабля Одиссея между Сциллой и Харибдой, а я о нём – свой дипломный фильм в мастерской ВГИК. Согласно местной легенде, если посмотришь сквозь окно скалы в море, то сбудется самое заветное. Много лет смотрела, как фанатик, и вживую, и на фотографиях. Всегда это место напоминало церковь безлюдьем межсезонья, органным голосом ветра, уединением, лучше для молитвы и не придумаешь. А потом вокруг случился Вавилон: голоса-голоса-голоса на разных языках, смех, крик, плач, щелчки фотоаппаратов…что поделаешь, высокий сезон. И вдруг – шальная мысль: а если проплыть под аркой?
«Осторожнее, у бога своеобразное чувство юмора», – только и крикнул мне вслед муж. Не буду говорить, сколько синяков и ссадин получила на острых камнях. Не заметила. Волны и нереальный спуск в воду. Страшно стало, когда увидела стаю медуз на расстоянии где-то в полкилометра от берега: жуткие ожившие грибы шевелят щупальцами – повсюду. Недаром купальщики туда не заплывают, да и аквалангисты плывут не в арку, а вокруг по камням полазают и обратно. О медузах знаю только, что одни ядовитые до ожога – больно, но переживёшь, а яд других может и парализовать. Солнечные слепящие блики в волнах, каким строем плывут медузы и насколько широк их круг не видно, главное не задеть, а то даже спасатели не успеют вытащить. Обошлось.
Над головой – каменная арка, давит громада свода – ощущение ничтожности до почти полного исчезновения (или растворения в море, природе?). В воде чувствуется сильное напряжение, водоворот, мощная воронка, затягивающая в себя. Рук и ног не хватает бороться. Рокот морского дыхания и триумф оглушают. Я сделала это! Azur Window – сакральная церковь природы. Здесь не молишься, а силами меряешься кто кого по обрядам язычников. Если победишь – место наделит своей силой.
Подумалось, что человек – самое безрассудное существо на планете, единственный, кто способен умереть ради абстракции – мечты, идеи, да даже любовь – иллюзия, если не служит продолжению рода. Но я, наконец, поняла безрассудство подвига, поняла тех, кто покоряет Эверест. Если посвящаешь себя, свою жизнь чему-либо без остатка, то в трудные моменты, когда одна, можешь закрыть глаза, вспомнить свой свод/глубину/вершину и сказать себе: тогда не отступила, и сейчас рука не дрогнет. Если делаешь что-то всерьез, придется покорять вершины и нырять на самое дно, даже если все камни потом будут брошены в твою жизнь.
