Стреляли без предупреждения и особо не сомневались.
Уходили целыми деревнями… да и пес бы с ними, с крестьянами, но жить-то как?
В голову тора Алексеева закрадывалась мысль, что крестьяне без торов прекрасно проживут. А вот торы без них – вряд ли.
– Илюша…
Скрипнула дверь.
Маргарита…
Илья встал из-за стола, подошел к девушке.
– Да, солнышко?
– Во сколько обед подавать?
Илья бросил взгляд на большие часы.
– В два, Маргоша.
Все равно ничего он толком не решит! Ничего!
Почему медлит Валежный?!
Русина. Ферейские горы
Барза-бек поежился.
Одно дело – подначивать мужчин. Другое – самому идти в набег.
Вот подначивать – это он всегда пожалуйста! Речи произносить, обличать, осуждать…
А вот в атаку…
Там же убить могут! А свою жизнь Барза-бек весьма и весьма ценил! Не в пример фереям. Те считали, что Единый Отец все видит и знает. Легче пера будет смерть праведных и тяжелее горы жизнь отступников. А коли так…
Барза-бек добился своего.
Фереи пошли… пока – не в походы. В набеги.
Медленно, осторожно, памятуя о стоящем неподалеку Ферейском полке, они начинали прощупывать Русину. Шаг за шагом.
Сначала увести скот.
Потом совершить набег на селение.
Потом…
Третьего этапа – а именно крикнуть на все горы, что русины ослабели и можно их рвать безнаказанно, – не получилось. Что-то нехорошее произошло, недоброе…
Сначала в набег ушли пятеро юношей – не вернулись.
Потом узнать, что с ними, ушли еще десять мужчин. Покрепче, более взрослых. И тоже – как корова язычком слизала.
Старейшины заволновались. Если бы не Барза-бек, они бы вообще поступили, как приличный ежик: свернулись в шарик и сделали вид, что это такой клубок ниток у дороги валяется. Но провокатор был настойчив!
Он давил и давил, подначивал и разжигал недовольство…
Пятнадцать человек пропали!
И никого это не волнует?
Да что это за старейшины такие?!
Понятно, старейшинам такой подход не нравился. Но Барза-бек был неумолим!
– Неужели мы хуже равнинных шакалов? Неужели мы бросим своих братьев в беде?! Неужто дожил я до горького момента! Истончилась тетива наших луков, затупились острия наших копий… о горе мне! Вижу я печальный конец народа фереев! Выродимся мы и станем такими же, как жалкие равнинники…
Барза-бек талантливо причитал и вздыхал. И скромно умалчивал о том, что на равнине уже пропали без вести больше десяти горцев.
Без следа.
Или равнинники не такие уж беспомощные, или что-то непредвиденное случилось… но какая Барзе была разница? Побьют равнинники горцев? Чилиану хорошо! Побьют горцы равнинников? Чилиану еще лучше! Когда два твоих врага дерутся, чего ж мешать-то?
А если эти враги еще на одном языке говорят, так и вовсе замечательно! Брат на брата… а чилианцам добивать меньше!
Горцы зашумели, заволновались. Старейшины переглянулись, и один из них, которого Барза-бек не любил больше остальных, поднял руку.
– Мы слышали! И слышим голос нашего рода!
Сложно бы не слышать – половина гор слышала!
– Мы приняли решение! Ты поведешь воинов нашего рода в набег на равнины!
Барза-бек якнул, бякнул… и замолчал.
Тут уж не откажешься: или ведешь, или – катишься. Кувырком. С гор. Спустят и не заметят. Пришлось соглашаться. А не хотелось…
Выбора не было.
Старейшины переглянулись – и принялись отдавать приказания, лишая несчастного последней надежды на побег.
Русина, предгорья Ферейских гор
– Какой улов?
– Уже около двух сотен дурачков, – отчитался корнет.
Антон Андреевич Валежный довольно кивнул.
– Никого не упустили?
– Никак нет, ваше…
– Без чинов, голубчик.
– Никак нет!
– Отлично. Ты вот эту записочку полковнику передай, будь любезен.
С нижними чинами Валежный всегда был безукоризненно вежлив. И это давало свои плоды.
Корнет расцвел, прижал к сердцу лист бумаги с личной, Валежного, печатью и умчался. Антон Андреевич с нежной улыбкой посмотрел в сторону Ферейских гор.
Зима на пороге.
Зимой горцы не воюют, но ведь и Борхум зимой не воюет! А у него… у него нет выбора! Если здесь и сейчас не дать по жадным чилианским лапкам, которые зашевелились за горами, то весной…
Весной Русину разорвут на части.
Освобожденцы?
Знаете что, господа?!
Идите вы…
С миром, но туда, где темно и узко!
Здесь и сейчас Валежному дважды плевать было на Освобождение! Он спасает страну для таких, как Пламенный? Для Гаврюши?
Нет.
Он просто спасает страну.
Для таких, как его отец, братья и сестры, племянники и племянницы, для тех, кому некуда бежать. Для тех, кому бы просто жить…
А для этого надо спровоцировать фереев здесь и сейчас. И дать им по рукам.
Чилианцы начали подталкивать горцев. Отлично!
А теперь представьте – уходят люди и пропадают. И ни известий от них, ни звука, ни слова… нет, как не было! Горцы заволнуются! Пойдут в набег!
И тут-то Валежный сможет с полной отдачей обрушиться на них. И сделать так, чтобы им в ближайшие лет пять не до войн было.
А что Петер приказов не отдает…
Вот уж для войны это и лучше! Валежному те указания из генерального штаба давно поперек горла стояли! Он бы давно и горы перешел, и половину Чилиана откусил, и плевать, что там визжать будут! Пусть в Лионессе хоть ежа родят! Поперек шерсти!
Ан нет!
Политика!
Вечно эти дипломаты мешают честным людям воевать!
Валежный хмыкнул – и направился обратно в расположение войск. И…
Оп-па!
А это что у нас за выступление? Концерт самодеятельности?
– …такие же братья! И они так же хотят свободы! А мы их держим в плену! Мы хотим прийти на их землю! А фереи могут жить своим умом! Могут решить сами для себя! Могут…
Оратор понял, что стоящие кругом люди не столько слушают, сколько смотрят, икнул – и обернулся. И встретился взглядом с нежной улыбкой Валежного.
– Да ты продолжай, жом, – почти ласково попросил генерал. – Не стесняйся. Кто там и как жить может? А мы послушаем!
Жом дернулся, но понял, что бежать некуда. А раз так…
Бывали уже такие ситуации. Когда агитаторы начинали кричать, заводили толпу, а под шумок…
Да, вот именно, что под шумок. Можно и Валежного пристрелить. И войско отсюда увести… кому какая разница, что горцы пойдут в набег? Зато у Освобождения будет еще один полк – Ферейский!
Это важнее, чем какие-то там крестьяне, живущие в предгорьях! Понимать надо!
А Валежный тоже радовался.
Агитаторы ему и даром не нужны! От одной такой крикливой пакости проблем может быть – вагон с прицепом! Одна паршивая овца все стадо перепортит! Но в том-то и беда! Побеждать этих гадов надо на их поле! А не плодить мучеников!
Так что…
– Это не фереи пришли к нам! – вновь завелся оратор. – Они бы жили и жили, а мы! Мы присоединили их к Русине! Мы заставили их принять наш язык и веру! Мы пытаемся причесать всех под одну гребенку! Мы не даем им стать самостоятельными! И сейчас – за что будут гибнуть их люди?! За то, чтобы Петер карманы набил?! За это мы голову сложим?! Да?!
Валежный сделал шаг к нему, но…
Не успел.
Попросту не успел.
Вперед шагнул корнет. Почти мальчишка, лет семнадцать-восемнадцать. Такой же, как тот, которого он сейчас отправил с поручением. Совсем еще ребенок.
– Голову мы за родину сложим! – зазвенел полудетский голос. – Понял ты, мразь?! За то, чтобы наших людей не резали и не грабили! Ты в селе был, которое эти фереи навестили? Нет! Так сходи, скотина! Головешки там! И живых нет! Кого убили, кого с собой увели, в Чилиан продадут! Наши люди о смерти молить будут, как о милости! Знаешь, как мирные фереи развлекаются? Как уши режут, носы, руки отрубают, горло нашим людям перерезают, как баранам? Младенцев в снег выбрасывают – с них пользы никакой, а растить долго! Не знаешь?!
